Важные женщины в моей жизни – это, конечно, мама и Нин. И если с Нин я могу вести себя, как вздумается, болтать обо всем, что придет на ум, и быть настолько странной, насколько это вообще возможно, то с мамой приходится себя контролировать. И дело не в том, что она ругает меня за поведение, хотя и это тоже, или осуждает за какие-то поступки, просто она слеплена из другого теста и родилась в другое время, а потому иногда приходит в шок от моей дерзости.
Чтобы встретиться с ней, стоило сменить одежду, потому что если мама увидит меня в мужских вещах, у нее прихватит сердце.
Переодеваться я отправилась в свои покои – куда и шла перед тем, как на меня напал Шимун. Отдельно от матери я стала жить пять лет назад. Тогда мне разрешили перебраться из гарема в собственный дом с красивым садом, в котором была беседка и пруд с карпами. Он находился недалеко от дворца, нужно было лишь свернуть с центральной дороги и пересечь несколько крытых галерей.
В доме меня сразу поприветствовали служанки, многие из них пришли в ужас от моего внешнего вида.
– Поставьте это на мой туалетный столик, – скомандовала я, протянув девушкам покупки. – Мне сейчас понадобиться ваша помощь, надо накрасить меня так, чтобы синяка не было видно.
Отдав распоряжения, я пролетела через сквозные комнаты и добралась до гардеробной, где скинула с себя мужскую одежду. Две служанки, следовавшие за мной, быстро нашли для меня вечернее платье нежно-кремового цвета и помогли его надеть. Для встречи с матерью в самый раз.
– А что с этим прикажете делать, княжна? – поинтересовалась моя личная служанка Цзыи, держа в руках мужской кафтан.
Наверное, в список важных женщин стоит внести и Цзыи. Она всего на год старше меня и работает во дворце десять лет. Сначала ее взяли ме в качестве компаньонки для игр, теперь на стала моей главной служанкой и правой рукой. Поскольку мы росли вместе, то и воспитывались одинаково и стали очень похожи в поведении.
– Спрячь его в сундук, он мне еще пригодиться, – ответила я.
– Хорошо, княжна. Только если кто-то узнает, что вы храните у себя мужскую одежду, это будет скандал. К тому же, выглядит этот кафтан не очень красиво. – Цзыи скривилась.
Одежда Шера была самой простой, без излишних декоративных элементов и из недорогой ткани, но она мне все равно нравилась, потому что была его. Даже если больше я этот кафтан никогда не надену, все равно не хочу, чтобы он куда-то пропал.
– Может, это особенная одежда, – загадочно протянула я.
– Да? – ахнула Цзыи. Явно не то подумав, он перепугалась и положила руку на грудь, будто успокаивая сердце. – Боги, княжна, во что вы опять ввязались?
– Ни во что, – отмахнулась я. – Замажьте мне быстро лицо, я должна встретиться с мамой.
Цзыи терялась в догадках, пока другие девушки обступили меня со всех сторон, подкрашивая лицо и собирая волосы в быструю, но утонченную прическу.
В самый разгар работы ко мне примчалась Нин, а за ней промаршировал мрачный Ноян. Без сомнения, уже весь двор знает о том, что со мной произошло.
Невестка сразу села рядом у туалетного столика и оглядела мое лицо обеспокоенным взглядом. Ноян остановился у входа в комнату, прислонившись спиной к стене, и сложил руки на груди. При виде него служаки сразу стали серьезными и настороженными. Как начальник дворцовой стражи его опасались все, даже те, кто ничего плохого в жизни не делал. Ноян не превышал полномочия и не трогал невиновных, наоборот, всегда наказывал заслуженно, но всех пугало, что свою работу он выполнял безжалостно, а потому его лишний раз старались не беспокоить. Боюсь, если бы во время инцидента с Шимуном второй брат оказался поблизости, то княжич возвращался бы домой по частям.
– Какой ужас, этот княжич Асура полное ничтожество, – сказала Нин, взяв меня за руки. – В голове не укладывается, что такое могло произойти в нашем собственном доме.
– Княжич ничтожество, а Айсель глупая, – резко сказал Ноян. – Кто надоумил тебя одеться в мужскую, да еще и бедную одежду и ходить без свиты? Ты княжна. Это не только неприлично, это опасно.
Опять он за свое!
– Брат Ноян, – Нин бросила на него строгий взгляд. – Ты пришел узнать, как себя чувствует Айсель, или побухтеть?
– И то, и другое, – невозмутимо ответит тот.
– Со мной все нормально, – вмешалась я. Служанка взяла пуховку и хорошенько припудрила мою кожу. На месте синяка она проходилась мягче, но брала куда больше пудры. От витающих в воздухе пылинок страшно хотелось чихать. – Я собираюсь навестить мать, чтобы она убедилась, что я жива.
Я все же не сдержалась, чихнула, а до кучи еще и закашлялась, потому что пудра попала и в рот.
Нин и Ноян не стали ничего расспрашивать, пока служанки не закончили приводить меня в порядок.
– Я провожу тебя, – вызвалась Нин, взяв меня под локоть.
Я ей улыбнулась и кивнула.
Нин – милейшая девушка и заботится обо мне, как о своей младшей сестре.
Только мы двинулись к выходу, как Ноян оторвался от стены и преградил нам дорогу.
– Дай мне слово, что больше не станешь в таком виде выходить в город, – потребовал он, указав мне пальцем чуть ли не в нос.
– Да ладно тебе, брат, – я отмахнулась от его руки, как от мухи, – даже Онер от меня ничего не требовал.
– Он слишком тебе потакает. Ты уже взрослая. Хочешь куда-то идти, берешь с собой свиту, а не притворяешься парнем.
– Но если Онер не разрешил мне выходить, как бы я пошла со свитой? – справедливо заметила я.
– Значит, не пошла бы.
– Нет, так я не согласна.
Взгляд Нояна стал тяжелее.
– Брала бы пример с Нин. Ты можешь многому у нее поучиться.
– Вообще-то… – начала я, но Нин меня дернула за руку и перебила:
– Брат Ноян, а не задержался ли ты в женской гардеробной?
– Ладно, – согласился он, хотя замечание его явно нисколько не смутило. Да ему вообще все равно, что в это место мужчинам вход категорически запрещен! – Смотри у меня, сестрица!
Он развернулся и переступил порог.
– Вообще-то, это ты… – снова начала я, повернувшись к Нин, но она закрыла мне рот рукой и убрала ее только тогда, когда Ноян скрылся с глаз. – Это была твоя идея!
Именно она посоветовала мне притворяться другим человеком, чтобы тайно выходить в город. Тогда я одевалась, как служанка, потому что по словам Нин простая девушка не будет привлекать внимания.
– Не всегда меня нужно слушать, – хмыкнула она, пожав плечами, и повела на выход.
Мы покинули мой сад и отправились в гарем. Мама и две наложницы до сих пор там жили. После смерти отца Онер предлагал матери перебраться в другое место, но она сказала, что за столько лет уже привыкла к старому дому и в новом прижиться будет трудно.
Гарем в принципе ничем не отличался от других мест во дворце – такие же сады с домиками, беседками и прудами. У мамы был личный дом, похожий на мой, и куча служанок.
В детстве мы с Онером жили с ней. Брат старше меня на шесть лет, поэтому я плохо помню годы, прожитые с ним под одной крышей, и даже не могу сказать, когда именно его переселили в княжеский покои к отцу и я осталась с мамой одна.
Ноян жил в соседнем дворе с Хун. Он старше меня всего на год, и детство с ним я помню отлично. К сожалению, воспоминания эти нельзя назвать хорошими. Лет до десяти я всячески издевалась над ним и его матерью, вымещая свою ненависть. За это мне до сих пор очень стыдно, но тогда я считала, что правильно поступаю, ведь добиваюсь справедливости для мамы и отвоевываю любовь отца. Трудно сказать, хотела ли мама отмщения для соперницы, потому что она никогда меня не останавливала. В каком-то смысле, она спустила мне с рук плохое поведение. Отец мог иногда приказать служанкам, чтобы они запрели меня на пару дней в доме в качестве наказания, но на меня это никак не действовало. Онер же готовился к наследованию трона, пропадал на занятиях и тренировках, а потому не мог учить меня уму-разуму.
Потом Нояна тоже переселили, отправили в казармы к остальным воинам, чтобы он проходил обучение, и издеваться над ним я уже не могла. Оставшись единственным княжеским ребенком в гареме, я приуныла и даже забыла о своем отвратительном поведении, поэтому наложница Хун больше из-за меня не страдала.
Долгое время я вела себя тише воды иже травы и буквально чахла от скуки. Отец не собирался никуда меня пристраивать – разве что, замуж, – поэтому я по настоянию матери обучалась всяческим нужным только знатным девушкам вещам: рукоделию, танцам, пению, игре на музыкальных инструментах, этикету и делала все настолько плохо, что учительницы порой уходили в слезах от моей глупости. В свободное же время – а это большая половина дня – я бездельничала, за что мама меня корила. Она очень расстраивалась, что из меня не получалась идеальная девушка.
Когда мне было тринадцать, брат женился на Нин, и она взяла меня под свое крыло. Невестка постоянно забирала меня гулять, показывала интересные места, а также учила вести себя в обществе, ездить верхом и стрелять из лука.
Через год после их свадьбе умер отец. Онер стал князем, а Нин княгиней. Мама осталась вдовствующей княгиней. Когда боль и шок поутихли, брат взялся за наведение порядка в семье. Устраивал все так, чтобы было удобно ему и всем нашим близким. Он предложил мне переехать в отдельный двор, чтобы я спокойно нашла себе интересное занятие без участия матери, ну и проводила время с Нин, когда он с головой уходил в государственные дела.
Я переселилась, начав относительно свободную жизнь в качестве придворной. По крайней мере, мать за мной уже не могла ходить по пятам, как было в гареме. Однако интересное занятие я так себе и не нашла. Зато Нин быстро увлеклась архивом – она вообще любила разные документы и книги, поэтому никогда не скучала. Ну а я что и перепробовала, нигде не могла себя найти: от рукоделия до сбора разных механизмов и даже боевых искусств (брат Ноян приложил много сил, чтобы научить меня хотя бы одному приему). Так я и осталась, не найдя своего призвания.
Сейчас мы стояли перед воротами гарема. Сады женщин князя отделялись от других и при моем отце усиленно охранялись, чтобы никто посторонний не мог туда проникнуть. Онер же убрал лишнюю стражу, не видя в этом смысла: территория сама по себе отлично охраняется. Да и гарем для брата не имеет никакого значения, потому что жена у него одна и живет вместе с ним.
– Ну что, – начала Нин, ободряюще посмотрев на меня, – надеюсь, вдовствующая княгиня не сильно разнервничалась.
Мама всегда паниковала, когда что-то выбивало из равновесия. А такое могло произойти из-за любой мелочи, потому что она чересчур впечатлительный человек. Из-за этого с ней тяжело общаться, но я все равно ее люблю.
– Надеюсь, – отозвалась я.
Нин взяла меня за руку, и мы вместе прошли в гарем. Мама отдыхала в беседке у себя в саду. Вокруг стояли цветы в горшках, красивые, ухоженные благоухающие. Мама увлекалась растениями. Коллекционировала их, ухаживала за ними, заказывала из других городов и стран редкие диковинные сорта. Они росли у нее в саду и радовали глаз всех, кто сюда приходил. Мама была счастлива. Она просто спокойно жила и занималась тем, что ей нравится. А я была счастлива за нее – редко кому во дворце удается найти свое счастье.
– Моя девочка! – воскликнула мама, увидев меня.
Она была в красном шелковом платье, черные волосы украшали золотые заколки с нитями мелки бусин. Лицо ей каждый день выбеливали так, что кожа казалась фарфоровой, глаза чуть подкрашивали, но не сильно, чтобы все внимание привлекали ярко-красные губы.
– Служанки сказали, что гадкий княжич гадкого Асура поднял на тебя руку! Это правда? Его казнили?
Я подобралась к маме и села рядом за столик.
– Я в порядке, – заверила я. – К счастью, он не сильно меня ударил. Брат выгнал его из города.
– Как? – не поверила мама. – Его не казнили?
– Нет. – Я мотнула головой.
– Такое не должно было сойти ему с рук! Ударить княжну, как какую-то паршивую собаку, в ее собственном доме, это верх наглости! Где твой брат? Я должна немедленно его отчитать за такое дурацкое решение! Как он мог просто выгнать этого поганого княжича из города?
– Мам, – я схватила ее за руку, – брат сам дал мне возможность решить дальнейшую судьбу княжича. Я приказала выгнать его.
– Почему? – недоумевала она.
– Потому что убийство княжича Асура в Лючжоу понесет за собой тяжелые последствия, и это будет не просто разрыв торговых отношений, а, скорее всего, война. Я не хочу развязывать войну. Как бы ни была уязвлена моя гордость и гордость нашей семьи, я не хочу стать причиной, по которой множество людей будет обречено на смерть.
– Ох, Айсель, – вздохнула мама, крепко сжав мои руки. – Иногда я думаю, что из тебя бы тоже вышла справедливая правительница.
– Мама! – ужаснулась я, оглядевшись вокруг и надеясь, что никто этого не услышал. Рядом была только Нин, которая нюхала цветы. Она все слышала, поэтому удивленно вскинула тонкие брови. – Не говори так. Онер князь, и он самый замечательный.
– Лючжоу не единственный город. Ты могла бы выйти замуж за княжича и впоследствии стать княгиней.
– Ага, – не впечатлилась я, – за кого-то вроде княжича Асура. Нет уж, мне такой совсем не нужен.
– А какой тебе нужен?
Я пожала плечами и закусила губу.
В голове почему-то возник один милый парень с улыбкой, от которой меня размазывало, как масло по хлебу. Шер. Я его совсем не знаю, но что-то в нем есть. Надеюсь, у нас получится узнать друг друга поближе. И главное, чтобы при этом он не считал меня мужчиной. Да, я опять втянула в себя в какую-то неразрешимую проблему.
– Чего задумалась? – спросила мама, косо на меня посмотрев.
Надеюсь, при мыслях о Шере я не улыбалась как дура.
– Не знаю, – ответила я, а щеки тем временем стали гореть. К счастью, меня так сильно напудрили, что не видно не только синяка на щеке, но и румянца.
– Ладно, подойди к этому вопросу серьезно, не торопись. Лучше перебдеть, чем недобдеть.
– Вот-вот! – поддержала я.
– Нин, – позвала ее мама. – Садись с нами. Давайте я угощу своих любимых девочек чаем и пирожными. Сегодня мне принесли потрясающие сладости из дуриана.
– Обожаю дуриан! – воодушевилась я.
Нин едва сдержалась, что не скривиться. Она терпеть не могла дуриан. Но мама так часто нас им угощает, что мы отработали систему, по которой все пирожные уходят мне, и развили ловкость рук.
Так мы провернули и сейчас.
Служанки налили нам белый чай Бай Мудань, привезенный из Китая – в нашем городе вообще было много всего из Китая, потому что мы активно с ним торговали. Этот напиток идеально подходил для столь жаркой погоды. Мама угостила нас пирожными в виде цветов. Мы с Нин взяли по одной. Нин откусила маленький кусочек, потому что не попробовать то, что дает вдовствующая княгиня, к тому же свекровь, невежливо и оскорбительно. Я тем временем повернулась к маме и указала за ее спину.
– А вот это что за цветок? – участливо поинтересовалась я. – Не видела его раньше.
Мама повернулась, чтобы посмотреть на вазон, стоящий на бортике беседки. Я вытянула другую руку, и Нин вложила мне пирожное.
– Такая интересная форма, – продолжала я увещевать, – и аромат необычный.
– Это герань, – объяснила мама, поворачиваясь обратно.
Нин делала вид, что дожевывает пирожное.
– Правда? – заинтересованно спросила я.
– Причем самая обыкновенная. Айсель, ты уже много раз спрашивала про этот цветок.
Я нахмурилась:
– Вроде, не про этот.
– Может, не про этот же самый, но тоже про герань. Почему ты их запомнить не можешь?
Я почесала голову.
– Герань, – повторила я. – Запомню.
В глубине души я была уверена, что если в следующий раз меня спросят, где герань, я не смогу ее найти. Все цветы были для меня одинаковыми. В садоводстве я, кстати, тоже себя пробовала. Выращивала у себя в саду на подоконниках несколько видов, но у меня сдох даже кактус. А мы, вообще-то, в пустыне!
Я приуныла и запустила в рот пирожное. Дуриан пробирал насквозь, но мне это нравилось. По вкусу оно похоже на лук со смесью банана и сладкого ананаса. Нин не понимала нашу с маммой любовь к этому фрукту, а я не понимала, как он может не нравится.
– Надо найти тебе занятие, дорогая, – мама покачала головой, из-за чего тихо зазвенели ее заколки.
– Я искала.
– Может, Нин тебе что-то подскажет?
Нин пожала плечами:
– Я уже пыталась. Чем мы только ни занимали. В итоге это становится опасным для жизни. И ладно, если для нее одной, так ведь и для окружающих тоже!
– Вот еще! – возмутилась я, кинув в нее крошкой от пирожного.
Нин увернулась.
– Иголкой ты не только исколола себе все пальцы, но и разбросала их везде, в результате служанка проткнула ногу, и ей зашивали ступню! – припомнила она.
– Я правда не хотела, – виновата сказала я.
Такое было, не отрицаю. Сколько же я сделала в жизни плохого, за что мне стыдно…
– Не хотела, а женщина месяц ходить не могла! Твоя проблема в том, что ты невнимательная и безответственная. А научиться можно чему угодно.
– Но занятие ведь еще нравиться должно, – заметила я. – Маме нравятся цвете, тебе книги.
– А что нравится тебе, Айсель? – спросила мама.
– Ничего.
– Так ведь не бывает.
– Ладно – пить вино и спать! – заявила я. – Ну и как вам такое занятие?
Мама схватилась за сердце. Нин шлепнула себя по лбу.
– Негодная, невоспитанная, избалованная, – запричитала мама, тяжело дыша. – Онер слишком тебе потакает. Был бы жив отец, ты бы такое и сказать побоялась – не то, что сделать!
– Не волнуйся, мама, не побоялась бы.
Она сделала шумный и глубокий вдох.
– Если до конца недели не придумаешь, чем себя занять, вернешься в гарем, и мы вместе будем выращивать цветы.
Мне не казалось это хорошей идеей:
– А ты не боишься, что от моего выращивания все твои редкие цветы просто… ну, сдохнут?
– Ах! – мама снова схватилась за сердце. – Почему дочь меня так расстраивает?
– Ладно-ладно, мама. Я придумаю еще что-нибудь. Должно же существовать в этом мире хоть что-то, в чем я смогу себя найти?..