Проснулся я еще до прихода Нимфидия.
Днем раньше, пробудившись в Антиуме, я не сразу смог понять, где нахожусь, и вот теперь это повторилось.
Я лежал на спине и смотрел на тускло-серую парусину над головой. Потом повернулся на бок на узкой кровати. Снаружи доносились странные звуки – то есть это было сочетание из вопящих где-то вдалеке толп людей и стонов тех, кто был совсем рядом.
Наконец осознал: я в Риме и Рим – в огне.
Резко сел на кровати. Посмотрел на свои грязные, покрытые волдырями после долгой скачки верхом руки. Туника была вся утыкана колючками и потемнела от пепла и сажи. Рядом с кроватью стояли сандалии. Быстро их надел, даже не вытряхнув каменную крошку, и вышел из огороженного места в шатер.
Оглядел ряды походных коек, на которых лежали молодые мужчины. Многие были перевязаны – кто-то стонал, кто-то был без сознания, – все они пострадали при тушении пожара.
Помощники и помощницы врачей были слишком заняты и даже не смотрели в мою сторону. Оно и к лучшему. Надо было собраться с мыслями.
«Думай, Нерон, думай!»
Вот только разум отказывался подчиняться этой команде, как неповоротливая и давно не смазанная колесница.
Рим. Какие районы города под ударом пожара? Куда нацелился огонь?
Мы на Эсквилине – холме к северо-западу от центра Рима. То есть от нас до места, где начался пожар, больше мили. Но огонь умеет бежать быстрее лошади, он способен галопом пересечь не один район города. И он возник на ипподроме – какая ирония! Боги над нами смеются? Решили так позабавиться?
Палатин – справа от очага пожара. Нимфидий сказал, что огонь начал взбираться по склону холма, но очень скоро скатился обратно.
Если он доберется до Палатина, все сокровища будут утеряны. Не просто богатства и предметы роскоши, а исторические ценности. Храмы, возведенные в честь основания Рима. И… О боги! Священная лавровая роща у дома Августа. Лавры в той роще предсказывают смерть императора! Там – мой лавр!
А на Капитолийском холме – храмы, на Форуме – официальные здания Рима, еще ближе к нам – Субура[15], где живет множество людей, в большинстве своем они бедные, но в районах по соседству живут и вполне состоятельные горожане.
Много людей…
Где жил Аполлоний – мой тренер по атлетике? Я знал только, что где-то в городе. А мой божественно одаренный наставник кифаред Терпний? Или Аппий – мой учитель по вокалу? А мой друг актер Парис? Или вольноотпущенники Эпафродит и Фаон, которых я приблизил к себе и доверил важные посты своих личных секретарей? Или мои няньки-кормилицы – Эклога и Александрия, которые со временем стали не просто прислугой, а друзьями семьи? А писатели – Лукан, Петроний и Спикулус? Мои друзья – Пизон, Сенецио и Вителлий?
И еще…
Список можно продолжать долго. Мне были дороги люди из разных социальных слоев, ведь я, хотя это и вызывало неодобрение Сената, в отличие от моих предшественников, сближался с людьми разных сословий. Так что во всех районах Рима жили люди, с которыми я был знаком и гибель которых стала бы для меня личной потерей.
А другие римляне? Я был их императором, и значит, их защита от любых бедствий или напастей была моей священной обязанностью.
Но пожар… огонь… Все твари, которых одолел, совершая свои подвиги, Геркулес, не могли сравниться с пламенем ни по ярости, ни по силе.
Сколько я ни спрашивал вигилов о своих друзьях или собственности, в ответ мне только пожимали плечами. Никто ничего не знал – приближающийся огонь выгонял людей из жилищ. Они бежали, даже не размышляя о том, чтобы оставить какие-то сообщения, куда бегут и где их можно будет найти.
Пока я обо всем этом думал, в шатер вошел Тигеллин. Он явно искал меня, его мускулистые плечи и руки были все в черных полосах сажи, а лицо блестело от пота.
Он решительно подошел ко мне и без лишних разговоров произнес:
– Ты здесь. Это хорошо. От Нимфидия знаю, что ты пожелал отправиться в город с командой вигилов. Если спросишь – я против такого решения.
– Почему?
– Слишком опасно.
– Как гонки на колесницах? Будь твоя воля, ты запретил бы мне всё, кроме поездки по Аппиевой дороге в крытой повозке во время какого-нибудь празднества.
– Просто не могу понять, почему ты с такой настойчивостью хочешь брать на себя такие риски? Это же…
– Да, я знаю. Это безответственно. Однако для императора куда безответственней бросить своих людей в момент кризиса.
– Понимаю. Но чтобы позаботиться о своих людях, тебе совсем не обязательно лично вступать в бой с огнем. Кто-то должен оставаться вне опасности и руководить битвой. Вот я здесь, наверху, моя задача – организовать тушение пожара, и я этим занимаюсь.
– А я спущусь и увижу все своими глазами. Мне не нужны рассказы из вторых рук. Я должен это сделать.
– Я… – Тигеллин осекся.
Я был императором, и никто не смел мне указывать, что делать, и тем более что-то запрещать. Никто.
– Решено – я дождусь Нимфидия. Он запланировал вернуться в город сразу после полудня, и я пойду с ним.
После этого разговора я вышел из шатра и посмотрел вниз с холма. Лучи яркого солнца, проникая сквозь тучи дыма над городом, сразу тускнели.
А я стоял на вершине и вспоминал тот день, когда мы с Поппеей пришли сюда и прогуливались по еще не законченному Проходному дому, который должен был соединить старый дворец Тиберия на Палатине с садами Мецената.
Потом решил спуститься ко входу во дворец, который располагался ниже по склону. Вход еще охраняли несколько рабов, и все они заметно нервничали. Я прошел мимо них и начал спускаться в напоминающий тоннель проход, который, извиваясь, словно змея, полз по нижней части города и выходил на поверхность в основании Палатинского дворца.
Мы с Поппеей вместе разрабатывали орнамент для пола и потолков, решали, какими будут фрески на стенах, – например, потолок в переходе был покрыт белой штукатуркой, инкрустирован драгоценными камнями и сверкающим стеклом.
Художник, который выполнял всю эту работу, где он сейчас? В безопасности ли?
В переходе было тихо и прохладно. Если не знать о том, что происходит в городе, все казалось таким, как всегда. Но, продолжая идти вперед, я постепенно ощутил пока слабый, но очень характерный запах дыма. Дым проник в переход, и это означало, что в противоположном, новом, совсем недавно отстроенном конце перехода запах свежей краски вытесняла вонь дыма и пепла.
Я выбрался обратно и начал быстро подниматься по склону.
Мой дворец в огне!
Поднявшись на вершину, обнаружил, что Нимфидий уже вернулся. Он стоял в окружении своих людей, а рядом с ними были свалены в кучи специальная одежда пожарных и снаряжение.
– Дым в Проходном доме! – срывающимся от быстрого подъема голосом воскликнул я. – А значит, огонь уже захватывает Палатин!
– Да, пожар дотянулся до Палатина и взял его в свои объятия, – кивнул Нимфидий. – Ты все еще настроен пойти с нами? Не передумал?
– Нет, иду с вами, я не могу здесь оставаться!
И как раз на этой моей фразе к нам присоединился Тигеллин.
– Нерон упрям, – сказал он, обращаясь к Нимфидию. – Я пытался хоть как-то его переубедить – ничего не вышло.
Ну конечно, не мог же он признаться в том, что хотел на меня надавить и указать, как следует поступать.
– Мы будем соблюдать осторожность, начнем с личной защиты. – Нимфидий указал на груду одежды. – По моему приказу все пропитано смешанной с уксусом водой. Да, воняет, но вдыхать вонь лучше, чем сгореть заживо.
Затем я, как и остальные тридцать мужчин, нашел в этой груде подходящую для себя одежду вигила: тунику, плащ с рукавами, высокие сапоги и довольно тесный кожаный шлем. Все было тяжелым и очень неудобным.
– А теперь, – сказал Нимфидий, – выбирай, какое тебе приглянется снаряжение: топор, крюк, ведро. У подножия холма ждут пожарные помпы, все наполнены водой и готовы к работе. Там же находится фургон с пропитанными водой одеялами и матрасами, которые мы будем расстилать для выпрыгивающих из окон. По пути к цели мы точно встретим толпы убегающих от пожара людей. Так что предупреждаю: надо держаться вместе, и, что бы ни случилось, не вздумайте разделяться. Смотрите, я заказал вот эти широкие белые браслеты. Каждый наденьте браслет на левую руку. В случае если вдруг отстанете или потеряете дорогу, мы найдем вас по этому браслету.
Затем по сигналу Нимфидия мы спустились с холма.
На деле от всех его инструкций было мало пользы. Он не сказал, как надо действовать при столкновении с открытым огнем, что предпринять, наткнувшись на людей в горящей одежде, или как защитить себя, когда вокруг в воздух взлетают обугленные щепы, доски и раскаленные камни.
Впрочем, возможно, единственно правильной для нас тактикой в этой обстановке было бежать и увертываться, как можешь.
У подножия холма нас, как и сказал Нимфидий, ждали специальные повозки вигилов.
Признаюсь, меня впечатлило то, как он сумел все организовать и при этом постоянно держал ситуацию под контролем: пожарные помпы заполнены водой, шланги свернуты в кольца и ждут своего часа… Вот только я сомневался, что их длины будет достаточно. Ни один, даже очень сильный мужчина не сможет послать струю из шланга на высоту больше чем двадцать футов.
Подняв левую руку с белым браслетом, Нимфидий скомандовал:
– Вперед!
Повозки с грохотом покатили по брусчатке, за ними – мы, плечом к плечу, как одно целое.
Мы продвигались по улицам, и пока что все дома вокруг были целы, но, как и предсказал Нимфидий, на каждом шагу нас грозили смыть куда-то за пределы города толпы убегавших от пожара людей.
Впереди повисло зловещее черное облако дыма.
Миновав центр города и Субуру, мы оказались в охваченной пожаром зоне, но поняли это, только когда на нас начали падать раскаленные угли, которые с шипением гасли на нашей мокрой одежде.
– Горит Восьмой район! – крикнул Нимфидий.
Это последнее, что я услышал, дальше все его команды заглушили рев огня и вопли людей.
Дома были охвачены огнем, но не все. По бокам от одного горящего могли стоять два уцелевших, впрочем, судьба их все равно была предрешена.
Я увидел, как струи воды из наших пожарных шлангов поливают один из полыхающих домов, но они были слишком слабыми, чтобы одолеть огонь.
Жар усиливался, а тяжелая одежда пожарного делала его практически невыносимым, но, если бы я ее сбросил, точно сразу зажарился бы, как кусок сырого мяса.
Тут и там на людей падали обломки искрящихся досок, и некоторые были такими крупными, что придавливали несчастных к земле. Прямо передо мной дымящейся балкой придавило ребенка. Я смог ногой отбросить ее в сторону, но ребенок был уже мертв.
Глянул наверх – из окон горящего дома вырывались желтые языки пламени, а потом окна словно взорвались изнутри и превратились в огненные шары. Вопли людей внутри дома мгновенно смолкли, этажи обвалились.
Я снова услышал голос Нимфидия:
– Сюда! К этой инсуле!
Мы начали прокладывать путь сквозь толпу в его сторону, но в какой-то момент мне преградила дорогу группа озлобленных мужчин.
Они не паниковали, как остальные горожане, они действовали: таскали к домам ведра со смолой и горящие палки и намеренно зашвыривали их в дома, которые еще не были охвачены огнем.
– Стойте! Остановитесь! – крикнул я, схватив одного из них за плечо.
Он легко отбросил мою руку и рявкнул:
– Заткнись!
Его сотоварищи продолжали обмакивать палки в ведра со смолой, поджигали их и бросали в дом.
– Остановитесь! – снова крикнул я, и снова никто меня не услышал.
И тогда я понял, что они просто не понимают, кто перед ними, – ведь я был в защитной одежде вигилов.
А потом я увидел, как они намеренно мешали людям Нимфидия тушить пожар в одном из домов.
Они начали потрясать кулаками в мою сторону:
– Мы не сами по себе! Мы исполняем волю!
– Чью волю? – требовательно спросил я.
– Волю того, кому подчиняемся, – ответили мне.
– Я – император! – выпалил я. – Я выше любого, кто приказал вам творить такое. Остановитесь, если дорога жизнь!
Они рассмеялись, не поверив мне. Или им было плевать на мои команды, потому что они знали, что я не смогу их опознать.
Но люди поблизости услышали нашу перепалку и всё поняли неправильно.
– Это император! – кричали они. – Он приказывает им поджигать дома!
– Нет! – крикнул я. – Я не с ними!
– С ними, с ними! – завопила какая-то женщина. – Зачем тогда с ними говоришь? Да еще один, без своих стражников. Понятно – не хочешь, чтобы об этом узнали! А где преторианцы? Ты специально от них ускользнул!
Тут закачался и обрушился еще один дом, и все разбежались.
Все, кроме двух мужчин, которые стояли на месте и возносили хвалы своему богу.
– О, слава тебе, Иисус! Началось! Это начало конца, который Ты предрекал, которого мы ждали! – Один из них наклонился и поднял с земли горящую палку. – Наконец-то близок День Господа! И нам дарована великая милость – мы можем содействовать его наступлению! – С этими словами он забросил горящую палку в дом. – Спасибо тебе, Господь!
Но все их хвалы и благодарности звучали недолго, дом обрушился и похоронил их под собой.
Все это было похоже на ночной кошмар.
Я обошел дымящиеся развалины – надо было найти Нимфидия и его людей, но их нигде не было видно.
«Ладно, – подумал я, – обойдусь без них».
Я знал, что такое инсула, но был потрясен, увидев мародеров, которые ныряли в дома и выбирались обратно с охапками разного добра, да и религиозные фанатики, способствующие пожару и так приближавшие собственную гибель, тоже немало меня потрясли.
Я всего этого не предвидел, а должен был.
Злодеи любую трагедию подстроят под себя.
Внезапно из одного дома вырвался поток огня, именно поток, похожий на реальную сверкающую, искрящуюся реку. И все же это был огонь. Дом зарычал, как раненый зверь, и изрыгнул очередную порцию огня.
Толпа сжала меня, как в тисках, и понесла за собой. Я был беспомощен и просто не мог выбирать направление, куда двигаться.
Теперь я оказался возле инсулы, дома которой грозили обрушиться в любой момент. Это были пяти- и шестиэтажные дома, построенные из глинобитного кирпича и досок, такие с каждым этажом становятся менее устойчивыми.
Возле одного из домов стояли пожарные помпы и фургоны. Там я и нашел Нимфидия.
Люди расстилали на земле матрасы и одеяла, и я сразу принялся им помогать. Одну из стен дома уже заволокло тонкое покрывало красно-желтого огня. Люди в ужасе выглядывали из окон.
Как только матрасы и одеяла были разложены, Нимфидий махнул рукой и закричал:
– Прыгайте! Прыгайте!
Некоторые его послушали, и те, кто был на нижних этажах, приземлились удачно. Но те, кто прыгал с верхних, получили серьезные травмы, многие разбились насмерть.
Мы стояли и смотрели на мертвые тела на матрасах и одеялах. Груды мертвых тел. Среди них были совсем маленькие дети.
К горлу подкатила тошнота.
– Лучше так, чем сгореть заживо, – пробормотал стоявший рядом со мной пожарный.
И он был прав. Но причиной всех этих смертей был именно огонь, а не падение с высоты.
А потом соседняя инсула, которой с виду пока еще ничего не угрожало, вдруг вся заискрилась и взорвалась. Во все стороны разлетелись кирпичи, тела мертвых людей, какая-то мебель и обломки балок.
Вокруг нас падали почерневшие трупы, которые уже никто не смог бы опознать.
Теперь меня действительно вырвало, но я успел сорвать с головы тесный кожаный шлем и опуститься на колени. А когда встал и выпрямился, искры и уголь уже осыпали мои волосы. Я торопливо стряхнул их и снова надел шлем. Но даже внутри шлема чувствовался жар углей, которые медленно гасли, так и не успев выполнить свою миссию.
– Это настоящий монстр. – Рядом со мной оказался Нимфидий. – Ты достаточно увидел? Говорил же – лучше тебе оставаться в лагере.
– То есть повести себя как трус? Я должен был это увидеть. Мне надо было понять, с чем мы столкнулись.
– Огонь – живая тварь, – сказал Нимфидий. – Этому дому с виду ничего не грозило, но внутри его притаился враг, этот враг рос, набирался сил и выжидал. А когда насытился и вырос, решил, что пришла пора явить себя. И к этому моменту мы уже были не в состоянии его одолеть.
– Не уверен, что в наших силах его остановить, остается надеяться, что мы можем его замедлить и спасти тех, кого он хочет сожрать, но и тут мы ничтожно слабы по сравнению с нашим врагом.
И это была правда.
– Я должен проследить, чтобы наполнили водой пустые помпы, – сказал Нимфидий. – Мои люди нуждаются в отдыхе, так что необходимо провести смену пожарной бригады, а для этого надо вернуться на Эсквилин, в Четвертый район.
– А мне надо осмотреть Палатин, – сообщил я. – Так что возвращайтесь без меня, я иду дальше.
Нимфидий и не подумал меня отговаривать, просто дал совет:
– Только иди не один, возьми с собой кого-нибудь из преторианских трибунов. Субрий Флавий сейчас возле фургонов, я его позову.
Мне совсем не хотелось возвращаться к фургонам и окровавленным одеялам, поэтому я остался стоять на месте.
Вскоре подошел Субрий. Он казался крупным – широкое лицо, широкие плечи, да и торс тоже, – но при этом полным его никак нельзя было назвать. Хотя защитная одежда вигилов и всех, кто принимал участие в тушении пожара, мешала оценить их габариты.
– Буду тебя сопровождать, цезарь, – сказал он. – Куда желаешь направиться?
– На Форум и Палатин, – без колебаний ответил я.
Субрий нахмурился:
– Это путь в самое сердце пожара.
– Я должен увидеть, насколько он распространился.
Трибун устало вздохнул и указал направление рукой:
– Тогда нам туда.
И снова мы шли мимо горящих домов против течения толпы из обезумевших от страха людей.
Рев огня становился все громче, – казалось, он высасывает из города весь воздух. Едкий дым стал гуще, нос и рот пришлось закрыть платком, но глаза оставались незащищенными и постоянно слезились.
Видимость из-за дыма была как в сумерки, но я мог разглядеть, как одни люди помогали тем, кто слабее их, и тащили на плечах стариков и инвалидов, но были и те, кто расталкивал всех на своем пути. Одни несли узлы со своими пожитками, другие волокли явно награбленное добро.
А потом мы – я даже не успел толком понять как – оказались на Форуме. Пожар сюда еще не добрался. Дома из мрамора стояли на приличном расстоянии друг от друга, и это замедляло огонь, но он все равно подбирался все ближе.
Из проема в крыше храма Весты взметнулся столп огня, и я сразу понял, что это не священный огонь. Я просто стоял и смотрел.
Это было самое сердце Рима, и ему грозила погибель. Центр Рима… Я отвечал за него и обязан был его защитить. Только я один, как Великий понтифик[16], знал истинное священное имя Рима[17].
Это имя нигде не было записано, действующий понтифик шепотом называл его своему преемнику. И пока священное имя Рима известно, город жив и сможет восстать из пепла.
Но если что-то случится со мной, если я исчезну в этом огне, – Рим погибнет вместе со мной.
Тигеллин был прав, когда настаивал на том, чтобы я не подвергал себя опасности… Но опасность грозила моей жизни повсюду. Тихая, проведенная в одиночестве ночь во дворце тоже могла быть угрозой для моей жизни.
Погибнуть, вступив в открытый бой со злом, куда благороднее, чем быть позорно убитым в коридорах императорского дворца, как Калигула.
Не в силах дальше смотреть на вырвавшийся из храма Весты огонь, я отвернулся и скомандовал Субрию:
– Идем туда!
И направился в сторону Форума.
Мы прошли мимо храма Божественного Юлия и далее мимо арки Августа, ростры и курии. Все было нетронутым, только мрамор потемнел от сажи и пепла.
И Капитолийский холм впереди тоже с виду никак не пострадал от пожара.
Слева – Палатин. Я указал на ведущую вверх крутую тропу.
Субрий отрицательно покачал головой.
– Тогда оставайся здесь и жди меня, – сказал я.
Трибун понимал, что не имеет права указывать мне, как поступить, поэтому только чуть приподнял руку, делая вид, будто пытается меня остановить, а я быстро пошел дальше.
Дышать становилось все труднее, но я не мог повернуть назад, я должен был увидеть все своими глазами.
На этой стороне холма было еще тихо, но другой его склон смотрел прямо на Большой цирк, где и начался пожар, и там он пока не утолил свой аппетит.
Я поднялся на вершину и увидел своего врага: его жадные языки порой поднимались чуть ли не вровень с вершиной Палатина. Горячие волны воздуха вынудили меня отступить – идти дальше было бы безумием. Громко стонали и трещали гибнущие дома, столпы пламени скручивались и покачивались, будто исполнявшие какую-то мистическую пляску смерти танцоры.
Эта картина завораживала своей потусторонней красотой.
Порыв ветра отбросил занавес дыма, и я увидел, как мой Проходной дом плюется огненными искрами.
Там, в павильоне, возле фонтана с каскадами воды, я устраивал долгие неспешные встречи со своими друзьями-поэтами. Теперь вода в фонтане превратилась в пар, а колонны павильона раскачивались и словно покрылись волдырями. Потом, слава богам, занавес дыма снова скрыл от моих глаз эту картину.
Надо было возвращаться: дома стояли слишком близко друг к другу, и огонь, прыгая по ним, мог довольно быстро добраться до вершины холма, и тогда я очутился бы в ловушке.
Я не раздумывая побежал обратно вниз по склону. Жар огня толкал в спину, – казалось, сами демоны хохочут мне вдогонку.
Субрий стоял там, где я его оставил, и нетерпеливо переминался с ноги на ногу.
– Он пришел в движение, – рассказал я. – Скоро ринется в атаку, так что давай переправимся на другой берег Тибра, в мой дом на Ватикане. Эту ночь я проведу там.
Крайне аккуратно выбирая дорогу, для чего пришлось обойти Марсово поле, которое еще не было захвачено пожаром, мы наконец перешли через Тибр.
Пожар не добрался до моей резиденции на Ватикане[18] да и вряд ли мог дотянуться до нее через Тибр.
– Сначала передохни и поешь, – сказал я Субрию, – а уж потом возвращайся на Эсквилин и доложи обо всем Нимфидию. Скажи ему, что я вернусь утром.
Рабы быстро приготовили и подали сытную еду для трибуна, а я тем временем успел коротко рассказать слугам об увиденном и заверил, что им ничто не угрожает.
Субрий ел медленно и был немногословен, – возможно, он и по натуре был молчуном, но не исключаю, что увиденное за день просто лишило его всякого желания говорить. В любом случае я для себя высоко оценил его молчание.
Когда провожал его в обратный путь, на этом берегу Тибра было еще светло. Глупо было бы предупреждать его о том, что лучше держаться подальше от северных районов города, поэтому я просто сказал:
– Спасибо тебе.
Субрий кивнул и без лишних слов ушел.
А я заказал себе легкой еды и направился в спальню. Когда принесли хлеб и немного фиников, я понял, что совсем не хочу есть.
Смыв с себя сажу, грязь и пот, улегся на кровать. Несмотря на то что я весь день был в защитной одежде, волосы у меня опалились, а кожа на руках и ногах покраснела от жара и покрылась волдырями.
Но все это не имело никакого значения. Мой город подвергся разрушению, а я почти ничего не смог предпринять, чтобы хоть как-то защитить его. Только боги могли положить этому конец.
Прошедший день преподал мне урок: между литературой и реальностью лежит огромная пропасть. Одно дело – петь о гибнущей Трое, воображая гнев Приама и страдания людей. И совершенно другое – столкнуться со смертью в реальности, увидеть лишенных крова людей, к которым я мог физически прикоснуться. Это были мои люди, и я вдыхал запах их смерти.