– Нет, не здесь! Твоя подпись должна стоять тут, – недовольно проговорил стоявший надо мной руководитель работ и ткнул пальцем в документ.
Я взяла стилос и, начав писать, вдруг забыла свое настоящее имя и вывела: «Акте».
– Это юридический документ, – проворчал супервизор. – Нам нужно, чтобы ты оставила свое полное официальное имя.
Мое имя… Которое из них?
В Ликии[34], где прошло мое детство, меня завали Гликерия. Но римляне убили моего отца и угнали всю нашу семью в рабство. Они дали мне имя Акте.
Потом я стала вольноотпущенницей и служила в доме императора Клавдия, поэтому меня стали звать Клавдия Акте.
А Нерон, когда мы оставались наедине, звал меня «сердце мое».
Так что у меня было несколько имен.
Но и у него тоже.
Сначала я знала его как Луция Домиция Агенобарба. Это уже потом, после того как его усыновил император Клавдий, его стали называть Нероном Клавдием Цезарем Друзом Германиком. А я, когда с нежностью над ним подшучивала, часто звала его просто Луций.
– Ну вот, теперь еще и кляксу поставила!
Темное чернильное пятно расплылось по бумаге, скрыв мою подпись.
Я встала.
– Прости, не хотела, просто неважно себя чувствую, – сказала я и, не ожидая разрешения, вышла из-за стола и направилась в открытое поле.
Хм, неважно себя чувствую… На самом деле меня трясло.
Я не ожидала его увидеть, разве что издалека, ведь было понятно, что он в какой-то момент станет обходить пункты помощи. Все знали, что император с утра до ночи занят устранением последствий Великого пожара. Но я не была готова к тому, что мне придется с ним заговорить. Все слова покинули меня, хотя за пять лет разлуки я мысленно очень часто с ним разговаривала.
Это я оставила его, но только потому, что он изменился, начал отдаляться и у него появились от меня секреты.
Его мечта жениться на мне, бывшей рабыне, никогда не стала бы реальностью. Я была на шесть лет старше и прекрасно понимала то, что он, еще совсем юный, не мог понять и принять. И жизнь я знала лучше, успела многое повидать и сознавала, что власть императора небезгранична и Нерон никогда не добьется того, чтобы все его желания исполнялись просто потому, что он этого хочет.
Кто-то пихнул меня в бок:
– Эй, смотри, куда идешь!
И правда, еще пара шагов, и я бы наткнулась на корзину с зерном.
Я бродила, как обезумевшая от жары, ничего перед собой не видела, только его, то, как он стоял передо мной посреди поля, а в ушах звучал его голос: «Рад был тебя повидать. Рад, что у тебя все хорошо… И спасибо, что помогаешь нам в час нужды».
Сухие, формальные слова, которые он мог сказать любому: сенатору из Капуи, армейскому офицеру, юристу из провинции.
Эти слова сказал тот, кто в юности прижимал меня к себе и согревал на ложе из сосновых лап в горах, куда он ускользнул из дворца, чтобы спланировать свою виллу Сублаквей.
Тогда его архитекторы Север и Целер – странно, что я так легко вспомнила их имена, когда свое забыла, – похвалили Нерона. Кто-то из них так и сказал: «У нашего императора видение настоящего архитектора». А я, к немалому удовольствию Нерона, добавила: «Не только, он – настоящий артист».
И в ту ночь он страстно умолял меня выйти за него замуж.
О да, я понимала, что этому не суждено сбыться, но как же я тогда была счастлива!
Сегодня губы мои были сомкнуты, но, если бы мое сердце могло заговорить, я бы ответила, не позволив императору от меня отвернуться.
Я бы сказала: «Я присматриваю за тобой, и, когда я тебе понадоблюсь, просто позови – и я приду».
Когда-то я любила его настолько сильно, что уже ничто не могло разорвать возникшие между нами узы и никто никогда не смог бы его заменить.
Но я не могла этого сказать сейчас. Он был женат на ней, на Поппее Сабине, самой красивой женщине Рима, которая, кроме того, была самой тщеславной и умной. И, судя по получаемым мной донесениям, его одержимость этой женщиной не ослабла и после двух лет брака, и даже после того, как они потеряли свою новорожденную дочь.
Да, он покинул меня, но я никогда не смогу от него освободиться.
Уехав из Рима, я начала новую жизнь в Веллетри – прекрасном месте в горах Альбано, родном городе семейства Августа – и преуспела.
На Сардинии у меня была своя фабрика, где производились гончарная посуда и черепица, что обеспечивало мне постоянный доход.
И недостатка в женихах у меня не было, я даже начала верить в мифы о том, как девицы на выданье ставили перед женихами невыполнимые задачи. В моем случае соискатель должен был быть равен Нерону. Требование невыполнимое, но зато потерпевшие неудачу женихи, в отличие от мифических героев, оставались живы. И признаюсь, их компания меня развлекала и доставляла определенное удовольствие, но не более того.
Добравшись до края поля, я высмотрела одинокое дерево и села под него отдохнуть. Время от времени видела Нерона в толпе беженцев – трудно не заметить пурпурную тогу – и вспоминала, как он ненавидел это императорское одеяние. Я старалась дышать размеренно, сердце постепенно успокоилось, и в голове прояснилось.
Все-таки хорошо, что мы повидались, а то при воспоминаниях о нем у меня перед глазами возникал бы его образ из нашего далекого теперь прошлого.
Нерон изменился: его растрепанные светлые волосы были опалены огнем, как у вышедшего из боя бога солнца. Он заматерел, лицо стало более округлым. Когда-то Нерон выглядел младше своих лет, но сейчас – наоборот: из-за тяжелой ноши, которую он нес на плечах, казался старше своих двадцати шести.
Восстановление Рима истощит до предела все его ресурсы – личные, финансовые, организаторские, артистические. Теперь перед Нероном стояла поистине императорская задача.
«Защити его! – молила я мою личную богиню Цереру, а потом и всех римских богов: – Укажите ему верные решения, пусть они будут мудрыми и достойными великого Рима».
Но не просила о том, чтобы они позволили ему вернуть меня. Этого никогда не будет. Такая просьба могла в глазах своенравных богов перечеркнуть все мои предыдущие мольбы.