Лана
Я не дышу. Боюсь пошевелиться, тело будто парализовано и налилось свинцом. И понятия не имею, что происходит вокруг, потому что вдруг еще оглохла и ослепла. Чужие руки на моей талии стали весить целую тонну. Губы, к которым я прижимаюсь, обжигающе горячими. Вся ситуация в целом просто какой-то сюр.
Я. Целую. Лекса. Дроздова.
Это не первый мой поцелуй, но он определенно тянет на самый ужасный. Хуже даже того, когда мы с Митяем решили, что стоит оправдать детсадовскую дразнилку «жених и невеста, тили-тили тесто» и попробовать обменяться слюнями, как это делают взрослые. Кажется, нам было шесть, и это было… мокро… и навсегда повесило на наши отношения ярлык «Дружба».
Еще долго я не могла решиться совершить что-то подобное.
Но потом, в четырнадцать лет, я впервые влюбилась. В Ника Орехова. У него были пронзительные голубые глаза и ямочки на щеках. Он приезжал в наш город только на лето, катал меня на велосипеде, угощал клубникой и воровал для меня цветы с клумб соседок. Тот второй первый поцелуй случился звездной августовской ночью на крыльце моего дома. И он определенно пока в моем личном топе, хотя того, кто мне его подарил, я не видела уже сотню лет.
Потом у меня был Миронов, мы встречались пару месяцев в последнем классе школы… Он целовался менее фантастично, но все же было приятно.
Так что сейчас я особенно понимаю весь кошмар своего провала. Это не тянет даже на «приемлемо».
Губы покалывает.
Почему я не обладаю магическими способностями и не умею трансгрессировать? Сейчас мне кажется, что бездействие Дроздова даже хуже, чем удивленный голос Олимпиады Херувимовны, просачивающийся сквозь вату в моих ушах:
– Что… здесь… происходит?
Разлепив один глаз, пытаюсь оценить обстановку.
Кто открыл дверь?
Нас сразу исключат или дадут шанс все объяснить?
Олимпиада, низенькая пухленькая кудрявая блондинка, в шоке округляет рот, прижав руку с неизменно красным маникюром к груди.
– Какой стыд… в кабинете декана… – сипит секретарша. – Молодые люди! Объяснитесь!
Мой мозг сгенерировал уже несколько десятков плюс-минус правдоподобных историй, как и зачем мы здесь оказались. Главное, чтобы мой сообщник это не опроверг и не попытался все испортить. Только, судя по тому, что губы Лекса, все еще приклеены к моим, а под моими пальцами напряженно бьется его пульс, о том, что речь вернется к нему раньше, чем ко мне, можно особо не переживать.
– Ой!.. – краснею так сильно, насколько умею.
Секретарша грозно сводит брови на переносице, переводя взгляд с меня на прижатого ко мне парня.
– Дроздов? Сорокина? Я не понимаю. А где… а как… что вы тут…
– Мы немного увлеклись друг другом в коридоре, – начинаю тараторить, – Навалились на ближайшую дверь и оказались здесь. Было темно. Мы… были заняты… ну… э-э-э… вы понимаете. Друг другом заняты.
Чуть отстранившись от Дроздова, прижимаюсь щекой к его широкой груди, ища защиты. Он, двинувшись в сторону, пытается удрать, мои пальцы больно впиваются в его ребра, пытаясь удержать дергающегося мажора на месте.
– Я очень хорошо вас понимаю, Сорокина, – строго произносит Олимпиада, приспуская на носу очки в красной оправе. – Я тоже была в вашем возрасте. И могла увлечься гор… красивым молодым человеком. Но это не оправдывает вашего нахождения здесь. Вдвоем. Вы что… это же… кабинет декана… – договаривает благоговейным шепотом.
Утвердительно киваю, сигнализируя, что все прекрасно понимаю, но немного сошла с ума от страсти. Прижимаюсь теснее к оторопелому Лексу. Надеюсь, со стороны не видно, что он пытается меня от себя отодрать.
– Мы… так сильно влюблены, что не замечаем ничего вокруг, Олимпиада Херувимовна. Правда, пупсик? – задрав голову, пытаюсь поймать ошалелый и непонимающий взгляд Дроздова.
«Ну, не тупи!» – транслирую ему мысль, когда его каре-зеленые глаза наконец опускаются и встречаются с моими.
Поговаривают, что Олимпиада немного ку-ку. Повернутая на любовных историях. Знает все самые заметные парочки универа и ведет свой личный топ. Она не только проглатывает пачками любовные романы, но еще и пишет их. Где-то мелькала даже ссылка на ее профиль и псевдоним в сети, где в тексте явно угадывались наш молодой завкафедрой в роли наследника драконьего рода и она… в роли принцессы-попаданки. А где искать вдохновения писательнице, как не в стенах любимого университета?
Вот я сейчас ей и подкину новую идею… для сногсшибательной истории.
Главное, выжить и не вылететь из универа. А все остальное пустяк. Могу стать даже героиней романа.
«Пупсик», послав мне взглядом смертельную угрозу, кивает.
Ну ладно… может, и не совсем пустяк.
Разгребать плоды своей фантазии мне придется с Дроздовым наедине, и вот это уже не факт, что я такое смогу пережить.
– Но как вы сюда попали? Я точно закрывала дверь… – сетует секретарша, разглядывая замок.
– Было открыто. Я прижалась спиной к стене… Дро… мой пупсик навалился на меня сверху, и вот мы уже предаемся разврату в кромешной темноте, не замечая ничего вокруг. Я думала, это чулан со швабрами, он как раз здесь недалеко.
Дроздов издает какой-то булькающий звук, больно ткнув пальцем мне между ребер. Возвращаю ему толчок, сцепив зубы в улыбку.
– Все так и было, почтенная Олимпиада Херувимовна. Мы с пепсенышем, немного увлеклись. Это серьезно? Или нас ждет какой-то выговор? – хрипло произносит Лекс, наконец-то включившись в спектакль.
– Ой, скажете тоже, Дроздов! Почтенная! – женщина, даже немного покраснела, стрельнув хитрыми глазками в моего “пупсика”. —Идите… что с вас взять, дело молодое… может быть, еще успеете вниз на мероприятие. Но… больше не стоит себя так откровенно вести в стенах университета! Это пагубно отразится на репутации всех учащихся и сотрудников.
– Мы, безусловно, это понимаем… – киваю, сделав серьезное лицо.
Бедром толкаю Дроздова к выходу. И я готова поклясться, что видела, как Олимпиада Херувимовна подняла вверх большой палец и одобрительно мне подмигнула за секунду до того, как дверь за нами закрылась.
Мы в полном молчании доходим до лестницы. Локоть Лекса несколько раз задевает мою руку. И мне вдруг на мгновение становится жаль, что больше не будет возможности подержаться с ним за руку. Мне понравилось.
– Ну… – тяну, качнувшись на пятках у верхней ступени. – Была рада познакомиться поближе. Всего хорошего и пока.
Почему бы не сбежать, пока кара меня не настигла?
– Стоять.– Да я вроде и не двигаюсь, – пожимаю плечами, а потом втягиваю в них голову.
Лекс награждает меня таким взглядом, что мантией-невидимкой тоже было бы неплохо обладать. От него веет опасностью и недовольством.
– Как тебя там… Что. Это. Сейчас. Было? – чеканит слова с явной угрозой.
На его симпатичном лице играют желваки, а губы, к которым я совсем недавно прижималась в позорном поцелуе, стянуты в жутко некрасивую тонкую линию. Мне хочется надавить на них пальцами и разжать, чтобы они вновь приняли аккуратный манящий вид.
– Я спасла твою задницу, и свою заодно, поэтому благодарности не требую. Но можешь запомнить мое имя. Лана. Всего четыре буквы. Л.А.Н.А. Справится даже ребенок.
– Да хоть Памела, плевать. Слушай сюда…не распространяйся о том, что там было. Что ты видела в кабинете. И о нас с тобой тоже. Чтобы завтра, это внезапно не всплыло ни в одном чате универа. Иначе я голову тебе откручу.
Грозный такой. Приближается. Отступаю на ступеньку ниже. Привстаю на носочки, чтобы не казаться совсем мелкой и тыкаю пальцем в каменную грудь парня.
– Нет, это ты послушай, Дятлов… – перехожу на угрожающий шепот, я тоже умею быть “хамлом”.
– Дроздов.
– А я как сказала? Так вот… Не знаю, чем ты там занимался, но явно не любовные послания декану оставлял. А я тебя видела. И сфоткала! – Демонстрирую телефон и быстро пихаю его за пояс лосин, потому что Лекс, кажется, собирается у меня его отобрать, но в трусы же он мне не полезет? Как знать, конечно… – Так что ты у меня на крючке. Побольше уважения. И да, я передумала, спасибо все-таки требуется.
– Спасибо, Памела, – рычит сквозь зубы.
– Пожалуйста, Дятлов, – фыркаю.
Не дожидаясь, когда Лекс придумает, как остроумно ответить, разворачиваюсь и чуть ли не кубарем спускаюсь на этаж ниже.
Надеюсь это наша первая и последняя встреча.
Добравшись до переполненного холла, который заполонили возбужденно галдящие после квеста студенты, пытаюсь дозвониться предателю Митяю.
– Куда ты провалился? – рычу в трубку, забирая у гардеробщицы свою куртку. – Я, кажется, попала…