– Помолвка состоится в конце месяца, а свадьба в конце сезона, так что приведи себя в порядок, – велит тетушка. – Что с твоими волосами? Что с лицом? А эти очки! Альберт, думаю, нам стоит выделить средства и договориться с целителем, чтобы поправить ей зрение.
– Муж пусть поправит, – только и рявкает скупой опекун.
– А тебе не будет стыдно, когда она пойдет под венец в таком виде? Что о нас скажут люди? – стоит на своем Ингрид.
– Что у нее дурная наследственность, но прекрасная родословная. Ей богу, как вышло, что ты выросла такой страшненькой? – ругается дядя.
И хоть эта внешность – всего лишь искажение, от слов становится обидно. Ведь будь я, правда, серой мышью, сейчас бы плакала от боли, потому что это не те слова, которые должны говорить подопечной единственные близкие люди.
Хотя чего я от них жду? За все те годы, что я у них на попечении, не помню и дня тепла или ласки.
– Ладно, Элла, ступай к себе. Завтра я проверю твой гардероб, – сообщает тетушка, и я, послушно кивая, выхожу из кабинета.
Тяжелая деревянная дверь плотно закрывается за спиной, и теперь можно плакать.
– Деточка моя, – подходит ко мне Лали и утирает со щек слезы. – Пойдем скорее, пока господа не увидели. Разгневаются.
Лали – полноватая седовласая женщина, работает у нас кухаркой, сколько я себя помню. И она мне куда роднее, чем кто-либо на этом свете, кроме Астрит.
Я киваю и иду на кухню, где, по обыкновению, часто пропадаю часами, готовя вареники и пирожки и намывая казаны после званых ужинов. Анита, девчушка-поваренок, которой на днях исполнилось двенадцать, уже спешит ко мне с чашкой травяного чая. Я обнимаю ее, вдыхаю аромат улицы и детского мыла, и на душе становится спокойнее.
– Не грусти, малышка, – утешает Лали, потирая шершавыми пальцами мои руки. – Может быть, тебе повезет больше, чем Астрит. По крайней мере, жених молодой, красивый.
– Угу, – киваю я, предпочитая не говорить, что прекрасно знаю Арона, что уже встречалась с ним за пределами академии, и, более того, он видел мое настоящее лицо. Но так и не узнал потом.
Это случилось год назад, когда тетушка и дядя взяли меня с собой на курорт, чтобы показать обществу созревшую невесту. Но сколько бы Ингрид не причесывала меня, артефакт делал свое дело, превращая гладкие платиновые волосы в серый одуванчик с мелкими непослушными кудрями.
В один из таких дней я отстала от общества, прогуливающегося по центральным улицам курортного городка, и заблудилась. Красивые здания с лепниной сменялись более серыми и обшарпанными, намекая, что я ухожу в неправильном направлении, но спросить дорогу было не у кого.
Завернула в очередной проулок и замерла, наткнувшись на ужасное зрелище. Трое громил нависали над мальчишкой лет десяти, требовали денег, которые он успел собрать от продажи газет.
– Я не могу отдать, меня высекут, – пытался сыскать понимание сероглазый чумазый малыш.
– Ты карманы вытряхивай, а не на жалость дави! – гремел бугай в потрепанной коричневой жилетке, накинутой на грязную желтую рубаху. А затем он схватил ребенка и перевернул вверх тормашками.
Я оглянулась в поисках блюстителей правопорядка, но единственным прохожим был мужчина лет сорока. Вполне габаритный, чтобы дать отпор или хотя бы вмешаться.
Я кинулась к нему, чтобы попросить его помочь, но он отмахнулся, даже не дослушав. Еще и посмотрел так, будто к нему пристало лесное чудище.
Точно, я же не красавица. Зачем мне помогать?
– Эй вы! – крикнула я бугаем. А что еще оставалось? – Отпустите ребенка, или стражу сейчас позову!
Три пары глаз вмиг переместили взгляды с мальчишки на меня, и коленки затряслись от страха. Все внутри кричало: “Беги, пока и тебе не досталось”. Но разве я могла оставить ребенка с этими злодеями? А что, если они его побьют?
– Кто это тут у нас? – оскалился обладатель рыжей бороды.
– Я уж понадеялся, что фею занесло, а тут пугало, – загоготал второй.
– А ты глаза, брат, закрой. Меж ног у нее все, как у всех, так ведь, куколка? – заговорил третий, тот самый, что держал мальчишку.
– Ну что, давай проверим, – хищно оскалился зверь, перекатывая в черных гнилых зубах соломинку.
И теперь задрожали не только коленки, но и пальцы.
Он отпустил мальчишку, и я тут же скомандовала ему: “Беги!”
Ребенок сообразил быстро. Сиганул в одну сторону проулка, а я в другую.
– Лови их! – зарычал кто-то из бандитов, и если разносчику газет удалось сбежать, то мне – нет.
В несколько шагов громила настиг меня и приплющил спиною к стене. Схватил за воротник, поднимая выше, и я ощутила, как цепь надорвалась. Подвеска-артефакт скатилась куда-то вниз, а затем упала.
– Вот так сюрприз! У нас тут красавица под иллюзией скрывалась, – оскалился гнилой рот, а в маленьких черных глазах заплясали бесы.
– Пустите! На помощь! – завопила я, но громила лишь расхохотался.
– Тут никто не станет тебя спасать, девочка, – сказал он и рванул мое платье от воротника до самой груди.
Я оттолкнула его, что было сил, но он лишь немного пошатнулся, а затем влепил мне так, что я упала. В ушах зазвенело, будто кто-то сунул голову внутрь колокола. Надо мной нависло воняющее перегаром и потом тело и принялось терзать бедра и грудь.
Я зажмурилась от страха и взмолилась всем богам, чтобы избежать того ужаса, который намеревались сотворить со мной эти звери. Лучше умереть!
Видимо, боги услышали, потому что в следующий момент, мужчина исчез, словно кто-то, спустившийся с небес, снял его с меня, как щенка, и швырнул в стену.
Эшер? Арон Эшер?
Преступники кинулись на моего спасителя, но быстро были повержены. Эшер сплел три заклинания, и тела негодяев связали тугие магические путы.
– Полежите так, пока не придет стража по ваши души, – заявил им Арон, а затем опустился ко мне.
– Встать сможешь? – спросил меня он, но не дождавшись ответа, подхватил на руки.
Я чудом успела ухватить с пыльной земли подвеску и спрятать в кулаке. Я чувствовала себя маленькой девочкой, пушинкой, которую он нес на руках добрых триста метров, пока мы не покинули опасный квартал.
Арон опустил меня на одну из скамеек на аллее и спросил, что потеряла юная, прекрасная леди в том месте.
Помню, как смотрела на него полными благодарности и слез глазами, как тело била дрожь отступающего шока. Помню, как он укрыл меня своим камзолом, пахнущим нотками цитруса и древесины.
До этого дня я часто видела Арона в академии Ашдарха, но он никогда не замечал меня, а теперь вдруг смотрел так, будто я стала важна ему. Шутил шутки, развлекал. Более того, он попросил встречи со мной следующим днем и проводил до гостевого дома.
Я нырнула в комнату и всю ночь думала о нем. Думала, что ошибалась на его счет, но затем взглянула в зеркало и поняла, почему он был так добр со мной.
Достала из кармана дарованного им камзола подвеску, починила цепь и вновь стала серой мышкой.
Тогда я еще не знала, приду ли к нему на побережье следующим днем. А если приду, то как? В каком обличии?
Все утро мне не давал покоя этот вопрос, но за завтраком все стало кристально ясно. В тот самым миг, когда я наткнулась на Арона в обеденной зале.