Ночью большие напольные часы в избе за печкой, завезенные словно из другого мира – будто кто-то тайком уволок их после колхозного собрания в местном сельпо, начали идти. Затряслось в них сначала что-то, затрещало, будто мотор какой сбрасывает с себя тину да паутину. Стрелка сдвинулась с час пятьдесят девять на два, и раздался бой. Бом. Бом. Застоявшись, они бы рады были побить еще, и размяться, и пространство звуком наполнить, и с жителем новым пообщаться, но, хоть и были они не совсем исправны, но бить больше положенного позволить себе не могли. Самоуважение и достоинство превыше желаний.
– Еще и вы пугаете. – Савелий, завернувшись в тяжелое стеганое одеяло прошаркал к часам. – Всем здесь не спится. Ни вам ни мне.
– Тик-так. Тик-тик. – Часы были рады пообщаться. Большая стрелка потихоньку двинулась вперед.
– Ладно, идите. Непонятно, правда, почему до этого не шли.
– Титатак – титак – так. – Маленькая стрелка преждевременно ушла вперед, но, опомнившись, вернулась на место.
– Эх, жалко и наливка кончилась, и еда. На яблоки смотреть уже не могу. – Яблоки, набранные вечером под деревом и лежавшие сейчас на большом глиняном блюде с отколотым краем – обиделись. Но вида не показали. Ничего, ответим ему к утру за слова недобрые – подгнием чуть бочками – пусть думает в следующий раз. – Сколько-ж времени-то сейчас – вы-то врете, наверняка. Но не спится, это факт.
– Так-так.
– Вот то-ж. Хотя, на дурную мутную голову истории все эти легче зайдут. Кстати, попишу-ка.
Окно напротив стола Савелий – свежа в картинках в голове была вчерашняя ночь – и зашторил, и прислонил к нему икону, снятую со стены. Хоть сам и не верил во все это – но решил так – верю не верю, а если и есть что – вот пусть сами там и разбираются. Светлые лики нечисти не побоятся. Но за окном было тихо.
– Не густо. – Документ «Заметки с деревни номер пять, завершающей» на экране монитора был девственно чист. Савелий с опаской покосился в окно – все было на удивление тихо. – Надо замарать заметками, иначе ради чего я это все здесь терплю. Все равно не засну уже.
Пальцы решительно зависли над клавиатурой, и ринулись в соревнование с мыслями и формулировками. Формулировалось, правда, сухо и топорно, а пальцы и вовсе подводили, и не успевали записывать даже это. Но вроде начинали набирать скорость и слушаться ладонь и плечевой сустав, а предложение – первое за все время – пришло со смыслом, как вдруг… над головой что-то тихонько зашелестело. Подняв глаза от букв – обнаружил все тот-же чистый лист на экране, и ничего подозрительного – под потолком.
– Мать вашу. С другого конца пошло, – покосившись на икону, прислоненную к стеклу, взял ее на всякий случай в руки. Перед глазами тут же замелькали картинки из телевизора – крестный ход и батюшка, прислонив икону впереди себя – идет первым, а все крестятся и кланяются. – Что я в самом деле? Параноик что ли? – Хотел было отложить на стол, но на крыше опять что-то зашуршало, будто шел кто. – А пусть и да. – Икона вернулась обратно в руки. – Какая разница, как себя обзывать – главное, до утра дожить. Звание и диагноз – ничто.
Сверху заскрежетало, будто кто пытался отодрать часть крыши. Савелий лихорадочно вспоминал – селятся ли мыши и крысы на чердаках, или предпочитают земную поверхность.
– Конечно, живут. Что не жить-то. Доски, солома, зерна всякие застрявшие в ней же, им там – хорошо. А мне – такое себе! Мыши это, крохотные.
Будто опровергая его успокоительные догадки кто-то, явно крупнее мыши – прошествовал в сторону трубы и завозился сверху, прямо над ней.
– Мне бы кол осиновый! Вниз подставить, гостя встретить. Как же вы мне все надоели! Теперь понимаю, почему некоторым нравится ездить смотреть на заброшенные города. Вот я-бы лучше тоже сейчас смотрел – какая прекрасная пустошь осталась в этих краях. – Уходи, слышь, там, наверху! – Савелий, подойдя к дымоходу, крикнул прямо в него и тут же отскочил. Из черного хода вывалится добротный кусок ягеля и что-то зашелестело пуще прежнего, удаляясь.
– Олени, стало быть? – подняв ягель, Савелий осмотрел его внимательнее, понюхав на всякий случай. Не то, чтобы он был большим его знатоком, но как-то раз заезжал в заповедник, к оленям, и вынесли ему целый мешок ягеля, а не горсть, как он думал – для кормления рогатых и пятнистых. Те, надо сказать, были крайне признательны за целый мешок. Хотя не отказались бы и еще от нескольких тут же, в продолжение. – Стало быть, теперь мне ожидать надо Дед Мороза? Учитывая что сейчас осень, то, – на всякий случай Савелий, схватив первую попавшуюся вязаную салфетку, протер стекло иконы, пусть четче все видит, – дедушка будет не выспавшийся, без подарков, и малость ошалевший. Надеюсь, у него хоть не будет всяких осенних там, обострений, или депрессии. Подарков тоже ждать не придется, но и не хочется. Скуки смертной хочется! Ох, нет, свят свят, не смертной, просто – скучной скуки!