– Лаки! Ух ты, давно не виделись. Могу я… кхм… как-то помочь тебе с выбором покупки? – доносится из передних комнат мягкий, с оттенком любопытства голос Ребекки.
Черт! Это означает, что я не успела перехватить его на входе. Я выключаю свет и выхожу из подсобки. Джуд стоит посреди уютного магазина и выглядит здесь совершенно неуместно в своей белой футболке, черной бейсболке, надетой задом наперед, в джинсах, таких выцветших, что они стали почти серыми, и в потертых незашнурованных рабочих ботинках. Перекатывая во рту палочку от леденца, он с ухмылкой кивает в мою сторону, когда я подхожу к ним с Ребеккой.
– Я уже нашел то, что нужно. Я приехал за ней.
– Прости, что? – мой босс вопросительно смотрит на него.
– Он подвезет меня, чтобы забрать мою машину у механика, Ребекка, – объясняю я.
– О-о! – ее брови от удивления взмывают вверх.
Я чувствую на себе ее пристальный взгляд, пока беру свою сумочку из-за кассы. Без сомнения, Ребекке любопытно, откуда мы с Джудом знаем друг друга, но мне придется объяснить ей все в другой раз, если я хочу застать механика до того, как он закроется в половину четвертого.
– Это бесплатное угощение? – Джуд поднимает один из маленьких аквамариново-голубых бумажных пакетов, наполненных печеньем, и, прищурившись, смотрит маленькое целлофановое окошко под логотипом. – Надеюсь, там нет изюма.
– Фактически печенье бесплатное, но оно предназначено для покупателей, – отвечает Ребекка. – И оно с шоколадной крошкой.
Джуд мимолетно ухмыляется, и я уже догадываюсь, что это его фирменная сексуальная черта.
– А могу я купить только печенье?
Ребекка качает головой, но улыбается.
– Бери просто так.
– Спасибо. Как поживает Адам?
Она морщится при упоминании своего бывшего мужа.
– Уверена, что у него все хорошо, учитывая, что в последний раз, когда мы виделись, его секретарша стояла на коленях под его столом.
– Упс, – говорит Джуд. – Жаль это слышать. Он всегда был засранцем.
– Это правда. И ты тоже.
– Эй, я хороший засранец! Здесь есть разница.
Я прищуриваюсь и смотрю на него.
– Что такое, собственно, «хороший засранец»?
– Он, – отвечает Ребекка, протирая стеклянный шкаф. Мы всегда шутим, что стекло притягивает к себе отпечатки пальцев. – Вот он собственной персоной стоит прямо перед тобой.
Я дергаю Джуда за руку.
– Нам пора идти, хороший засранец. Механик предупредил, что уходит с работы в половину четвертого, – я улыбаюсь Ребекке. – Увидимся завтра.
– Хорошего вечера. Приятного аппетита, Лаки.
Он машет рукой.
– Если печенье мне понравится, я вернусь и куплю что-нибудь, чтобы получить добавку.
Мы уходим под звуки смеха Ребекки – звук, который я не часто слышу. Интересно, была ли она влюблена в Джуда в юности? Мне показалось, что я уловила в ее словах намек на флирт. Но теперь, размышляя об этом, я понимаю, что никогда раньше не видела, как Ребекка общается с мужчинами в магазине. Из них действительно получилась бы симпатичная пара.
– Может, тебе стоит пригласить ее на ужин? – говорю я, пока мы шагаем к грузовику Джуда.
Он изображает на лице шок и презрение.
– Кого?! Ребекку?! С чего бы?!
– Потому что она одинока с тех пор, как развелась.
Джуд открывает для меня пассажирскую дверь, и я запрыгиваю внутрь.
– У меня есть правило не встречаться с разведенными женщинами, – отвечает он, усаживаясь за руль. – Особенно с симпатичными.
Повернувшись к нему, я надеваю темные очки.
– Что плохого в разведенных женщинах?
– По моему опыту, они обычно пытаются снова выйти замуж. Что странно, потому что всем видом они показывают, что не хотели бы больше никогда идти по этому пути. Я не нуждаюсь в жене и детях.
– И почему же?
Джуд пожимает плечами.
– Уровень разводов в нашей стране просто сумасшедший. А дети выходят из-под контроля, особенно подростки, – он смотрит на меня со знакомой ухмылкой. – Не считая здесь присутствующих, конечно же. В юные годы я заставил своих родителей пройти через ад. Как и моя сестра, – Джуд делает глубокий вдох и смотрит на красный свет светофора, возле которого мы остановились. – Я просто не хочу вкладывать свои сердце и душу в кого-то, кто может разодрать их в клочья, как хищник, отобрать половину моего имущества, испортить жизнь моим детям и впустить Бог знает кого в их жизнь по выходным и праздникам. К черту все это.
Киваю своей новой родственной душе.
– Я придерживаюсь того же мнения. Например, я не против встречаться с кем-нибудь, но предпочла бы оставить это как добровольное соглашение сторон. Как, например, когда ты работаешь на кого-то. Ты можешь уволиться в любое время, тебя могут уволить в любое время. Никаких обещаний, никаких юридических проволочек, никакого уведомления за две недели, никаких ожиданий. Ты волен идти, когда захочешь. Никаких обид.
– Да. Именно так, Искорка. Я и сам не смог бы сказать лучше. Твои родители развелись?
– Ага.
– Мои тоже. Это ад, через который я больше никогда не хочу проходить.
Развод моих родителей прошел тихо и без происшествий. Папа просто ушел. Насколько я помню, не было никаких драк с криками или рыданий. Они не ссорились из-за опеки надо мной или мебели. Я сомневаюсь, что у кого-то из них был роман, хотя они оба довольно симпатичные люди. Я не уверена, платит ли мой отец алименты или другие выплаты на меня. Насколько я знаю, они просто подписали бумаги – и все. Браку конец. Единственное доказательство того, что они когда-либо были вместе, – это мое существование, которое все же не имело достаточной важности, чтобы заставить их стремиться к лучшему. Чтобы удержать их вместе. Чтобы они думали – или хотя бы беспокоились – обо мне.
Джуд заходит вместе со мной в грязный офис автомастерской. Я предполагала, что он просто высадит меня на парковке и уедет, но нет, он проводил меня внутрь, подождал, пока я выложу пятьсот десять долларов наличными на пыльный прилавок, а затем отвел меня к моей машине на заднюю стоянку. Пока мы идем, он ест одно за другим три печенья с шоколадной крошкой из пакета.
– Восхитительно! – он с аппетитом поедает печенье. – Как ты можешь не есть это целый день?
– Честно говоря, я никогда его не пробовала, – признаюсь я, вставляя ключ в замок двери со стороны водителя. Тонкий слой пыли, который был на моей машине, когда ее отбуксировали, исчез, и я гадаю, не отгонял ли ее механик на автомойку.
Серые глаза Джуда моргают, глядя на меня.
– Ты шутишь?! Как, черт возьми, ты смогла устоять?! Они такие мягкие, маслянистые и липкие.
Из-за яиц. Вот как.
– Я просто не большой любитель сладкого.
– Заводи, – говорит он, прислоняясь к капоту. – Давай убедимся, что все работает, прежде чем я уеду.
Двигатель заводится со знакомым, но в то же время успокаивающим глубоким урчанием.
– Ура! – восклицаю я, хлопая в ладоши. – Я скучала по моему малышу.
Джуд выходит из-за открытой двери и опускается на колени рядом со мной, заглядывая внутрь, на потрескавшиеся красные виниловые сиденья.
– Мне всегда нравились «Корветы», особенно такие старые, как этот. Мне безумно хотелось иметь такой, когда я был в твоем возрасте.
– Тогда тебе следует обзавестись таким.
Джуд проводит рукой по разорванному подлокотнику, и я уверена, что он видит машину так же, как и я, – не в том состоянии, в котором она сейчас, а так, как она будет выглядеть, если ее с любовью отремонтировать.
– Может быть, когда-нибудь…
Я смотрю на его татуированную руку, ласкающую дверцу моей машины. На двух пальцах серебряные кольца: одно с камнем из оникса, другое – просто с закрученным в узел металлом. Кольца потемневшие и потускневшие, а не отполированные и идеальные.
Как сам он.
Как сама я.
Облизнув губы, я делаю короткий, нервный вдох.
– Слушай, не хочешь прокатиться? Я имею в виду, ты сядешь за руль. Моей машины. Поедем со мной.
– Серьезно?
– Ага. Я никуда не спешу.
Разве что я обещала заехать к Меган, но могу сделать это и позже.
Мое дыхание замирает, когда Джуд на несколько секунд прикусывает внутреннюю сторону щеки, а затем на его лице расцветает широкая улыбка.
– К черту все, – наконец говорит он, выпрямляясь. – Почему нет? Это предложение, от которого я не могу отказаться.
С улыбкой я перелезаю через консоль на пассажирское сиденье и приглашаю его за руль.
Джуд радуется как ребенок. Возбужденно улыбаясь, он отодвигает сиденье назад и поправляет зеркало заднего вида.
– Послушай это мурчание, – задумчиво говорит он, прежде чем завести машину и выехать на главную дорогу.
Слово «мурчание», слетевшее с его губ, звучит чувственно, почти таинственно, как будто я не должна была его слышать.
– Это не оригинальное радио для этой модели, Искорка, – поддразнивает Джуд, прикасаясь к регулятору громкости. – Я немного разочарован.
– Поверь мне, я тоже, – смеюсь я. – Но я просто не могла водить машину без своей любимой музыки. Ринг-Поп установил мне это радио. Он заключил со мной сделку, так как работает в магазине автомобильных стереосистем. Не волнуйся, я сохранила оригинал.
– Ринг-Поп?
– Раньше он жил по соседству со мной. Мы всегда были друзьями. Когда нам было лет по семь, он сделал мне предложение, подарив леденец «ринг-поп» в виде кольца.
Джуд смеется.
– Очень мило.
– Дальше все пошло хуже. Я стала облизывать леденец, и кусочек оторвался и застрял у меня в горле. Я давилась им до тех пор, пока не перестала дышать. Я действительно думала, что умру. Мой друг пнул меня в живот, и кусок леденца выскочил из горла.
– Черт возьми! Так вот откуда у тебя отвращение к сладкому?
На самом деле, причина не в этом. Но я все равно киваю в знак согласия.
– С тех пор я называю его Ринг-Попом. В прошлом году он переехал в другой город, но мы все еще видимся время от времени.
– У меня тоже есть хорошая история об удушье, – говорит Джуд, выезжая на шоссе.
– Ну-ка, выкладывай.
– Во время учебы в старшей школе я поцеловался с одной цыпочкой, с которой встречался, а у меня во рту была жвачка, и моя девушка подумала, что ведет себя сексуально, и высосала ее у меня изо рта. Жвачка попала прямо ей в горло, и она начала давиться. Абсолютный облом.
– Фу! Это отвратительно, – отвечаю я. Можно было бы прекрасно обойтись и без этой истории. – Похоже, ты ей очень нравился, раз она захотела пожевать твою жвачку.
Я не могу представить, чтобы парень понравился мне настолько, чтобы я захотела перетащить что-то из его рта в мой собственный.
– Эх, она имела свойство быстро переключаться.
Джуд изменяет передачу на более высокую и выезжает на скоростную полосу, вдавливая педаль газа.
– Твой малыш быстрый, – говорит он.
– Мне удавалось выжать из него 105 миль.
Джуд бросает на меня удивленный взгляд.
– Посмотри на себя, маленький демон скорости! Будь осторожна. Ты же не хочешь врезаться своим красивым личиком в дерево?
– Я ехала так быстро только один раз, – ну, может, два.
Ок, примерно пять.
– Что ж, и как же такой девушке, как ты, досталась такая машина? – его тон игривый, но мой ответ – нет. Я все еще переживаю, когда говорю о своем дедушке, и сегодня не исключение. Особенно когда я сижу в машине, которую он мне подарил, и рассказываю историю о том, как он хотел, чтобы у меня было что-то красивое, классное и созданное с любовью. Что-то символизирующее надежду, новые блестящие начинания.
– Похоже, твой дедушка был хорошим парнем, – говорит Джуд, выслушав историю о том, как дедушка собирался подарить мне машину на окончание школы.
– Это точно, – я вытираю слезу с глаза, чтобы она не скатилась по щеке. – Я очень скучаю по нему. И по бабушке.
– Она тоже умерла?
– Угу, – киваю я. – За два года до него. У нее был диабет.
– Прости, – тихо произносит Джуд. – Я не хотел тебя расстраивать.
– Ты и не расстроил. Я всегда грущу, когда думаю о них.
– В этом нет ничего плохого.
Я теряю представление о времени и направлении, пока Джуд ведет машину. Почти все исчезло – кроме ветра, врывающегося в открытые окна, и моего любимого плейлиста, который составляет нам компанию. И голоса Джуда, который подпевает песням и даже не подозревает, как они близки моему сердцу.
– У тебя отличный голос, – я не пытаюсь скрыть свое удивление.
– Я хорошо пою только в душе и в машине, – Джуд сворачивает на ухабистую боковую дорогу. – Стоит мне выйти на сцену, и я облажаюсь.
– Сомневаюсь.
Джуд притормаживает и заезжает на усыпанную гравием парковку рядом с небольшой детской площадкой.
– Я просто хочу быстро покурить, – с этими словами он берется за дверную ручку. Я смеюсь, пока немаленький Джуд пытается выбраться из низкой машины. – Вот дерьмо, из этой штуки непросто вылезти!
– Я привыкла. К счастью, я не ношу юбок, – оглядываю пустой парк. – Пойду немного прогуляюсь.
Я направляюсь прямо к качелям. У нас на заднем дворе раньше тоже были качели, они висели на дереве. В детстве я каждый день часами раскачивалась на них, веря, что могу взлететь прямо в небо и жить в облаках. Однажды веревка оборвалась с одной стороны, и я рухнула на землю. Минимум полчаса я лежала, распластавшись на земле, и плакала, думая, что умираю. Осознав, что родители не придут на помощь, я встала и тихо заковыляла в дом, испытывая боль в ягодицах и ногах при каждом шаге.
Я почти уверена, что сломала тогда копчик.
Качели все еще на месте, они висят на оборванной, потертой веревке как символ того дня, когда я поняла, что могу рассчитывать только на себя.
Джуд неторопливо пересек парк, чтобы присесть на край металлической горки. Он наблюдает за мной с забавной и невероятно горячей улыбкой.
– Давай покачаемся вместе!
Он мотает головой и выпускает в воздух облако дыма.
– Давай, Лаки! Никто тебя не увидит!
– Мне все равно, кто меня увидит.
– Тогда иди сюда. Не будь какашкой.
Рассмеявшись, он тушит сигарету и выбрасывает ее в мусорное ведро по пути к качелям.
– Знаешь, а ты заноза в заднице, – говорит он, втискивая свое мускулистое тело на сиденье качелей, расположенных рядом со мной.
Я сильнее раскачиваюсь ногами, мои волосы развеваются за спиной, как флаг.
– Знаю. И мне все равно.
Когда я оглядываюсь, Джуд скользит по воздуху рядом со мной, улыбаясь так же широко, как и тогда, когда садился за руль моего «Корвета».
Приятно видеть, что у плохого парня есть внутренний ребенок.
– Тот, кто сможет приземлиться дальше всех, поедет за рулем обратно, – озорно говорит он.
– Договорились!
Джуд прыгает первым и приземляется на песок в пятнадцати футах от качелей, завершив движение красочным кувырком.
– Я слишком стар для этого дерьма, Искорка, – стонет он, опускаясь на колени в песок. – Ты и твоя машина убиваете мою спину.
– Приготовься проиграть!
Я с глухим стуком ударяюсь о песок на три фута дальше него и падаю, отнюдь не изящно, на задницу.
– Я победила!
– Да, но вообще-то это было несправедливо. Ты намного легче.
– Верно. Я позволю тебе отвезти меня обратно. Потому что я хорошая, и ты мне нравишься.
Джуд встает, отряхивает песок с джинсов и протягивает мне руку. Когда я хватаюсь за его ладонь, он без усилий вздергивает меня вверх, и я натыкаюсь на его грудь.
– Ты мне тоже нравишься.
Его голос, внезапная близость… У меня немного перехватывает дыхание. Я никогда раньше не была так близко к мужчине. К мальчику – да. Но не к мускулистому, татуированному, пахнущему сандаловым лосьоном после бритья взрослому мужчине с кулаками размером с мою голову.
Мне следовало отпустить его руку, как только я встала на ноги, но я этого не делаю. Я задерживаю руку на несколько секунд, наслаждаясь теплом и ощущением прикосновения к его мозолистой ладони.
Через мгновение Джуд нежно сжимает мою руку, а затем отпускает ее. Это пожатие – крошечный ласковый жест. Но мы, девочки, знаем, что это такое. Это уникальное выражение любви.