Стены розовые. Не светло-розовые, как в детской, а ярко-пурпурного оттенка розового. Бежевый ковер я убрал с пола еще несколько лет назад, и тогда на это дело мне потребовалось почти две недели. Не потому, что трудно разрезать и снять ковер, – я могу сделать это даже во сне. А потому, что более яркие, чистые, мягкие участки ковра напоминали о том, где когда-то стояли кровать и мебель.
Воспоминания могут приносить невероятную боль.
Деревянный пол, на котором я сейчас стою, намного лучше. Не скрывает никаких призраков. Но даже несмотря на то, что я обставил комнату совершенно новой мебелью, это единственное место в доме, которое продолжает казаться бездной пустоты.
Я страстно ненавижу розовый цвет, но так и не смог заставить себя перекрасить эти стены.
И все же я по-прежнему слышу, как она кричит мне. Эта гребаная комната с отвратительно девчачьими стенами. Она кричит: «Эй! Посмотри на меня! Я – милая, чистая, розовая комната без человека!»
Как булочка без бургера.
Выходя из комнаты, я закрываю за собой дверь. Я всегда держу эту дверь закрытой, надеясь, что, может быть, когда-нибудь услышу там голос Эрин. Услышу, как она громко включила музыку, хихикает по телефону с подружкой или выкрикивает в мой адрес колкости.
Ум подкидывает нам всякие глупости, чтобы успокоить нас.
Давным-давно в этом доме жила, как я думал, счастливая семья. Но смех перешел в крики, и это привело к разводу. Мой отец съехал, когда мне было семнадцать, а Эрин – девять. Я проводил большую часть времени на вечеринках. Я много пил, накуривался и часто попадал в неприятности. В восемнадцать я перебрался в другое жилье. Пять лет спустя у моей мамы обнаружили рак, и я покинул свою грязную квартирку, чтобы переехать обратно, – с обещанием взять себя в руки, чтобы заботиться о ней и моей сестре.
Моей маме стало лучше, но Эрин превратилась в диковатого подростка, с которым наша мать не могла справиться. Желая выглядеть крутым старшим братом, я вел себя скорее по-дружески и не обращал внимания на выходки моей сестры.
Затем она исчезла.
Моя мать погрузилась в горе, а потом встретила мужчину, который, как говорится, перевернул ее мир с ног на голову. Она захотела начать все сначала. Подальше от этого города, этого дома и всего, что напоминало ей о ее прошлом, включая меня. Она переписала дом на меня и уехала на следующий день, став третьим человеком, исчезнувшим из моей жизни.
Если бы я повлиял на сестру так, как должен был, возможно, она бы не исчезла. Наша мать не сбежала бы. Я бы не чувствовал себя виноватым, никчемным и брошенным. Кто знает, возможно, у меня не развился бы страх серьезных отношений, и я бы жил в этом доме с тремя спальнями, двумя с половиной ванными комнатами на двух акрах земли с женой и детьми, а мои мама и сестра приезжали бы к нам на рождественский ужин.
Я запрыгиваю на мотоцикл и мчусь в свое любимое место в горах, пытаясь забыть о пустой розовой комнате, но голос подсознания по-прежнему звучит в моей голове, как и всю прошлую неделю. То, что зародилось как безумная идея, обрело собственную жизнь. Чем больше эта мысль маринуется в моем мозгу, тем менее безумной и более правильной кажется.
Я могу что-то исправить.
Я не разговаривал со Скайлар с тех пор, как неделю назад побывал у нее дома. Несколько раз после этого я видел ее на школьной парковке, и мы махали друг другу в знак приветствия. Но в ту ночь чувство вины преследовало меня всю дорогу домой. С тех пор оно бродит где-то поблизости. Наблюдает за мной. Остается вне поля зрения, но постоянно напоминает о своем присутствии.
Даже горячий душ, который я принял, когда вернулся домой той ночью, не смог смыть зловоние гниющей пищи – или что там, черт возьми, так воняло – из моих ноздрей. Сон не прогнал образы засовов, груд мусора, печали и беспокойства в глазах Скайлар.
Все это казалось таким вопиющим, безнадежным и неправильным.
И, в конечном счете, ни в коем случае, ни в какой форме это не является моей проблемой или заботой.
Но точно так же, как в тот раз, когда я обнаружил Кэсси – крошечного грязного щенка, брошенного кем-то на стройке, – я не могу заставить себя уйти. Я пробовал так поступить со щенком. В течение трех дней я наблюдал, как она копошится в листьях. Я игнорировал ее всхлипы и огромные грустные карие глаза, полагая, что она сможет позаботиться о себе или кто-то другой вмешается и поможет ей. Этого не произошло. Наконец, я забрал ее домой на одну ночь, потому что было холодно, и я боялся, что она замерзнет.
На одну ночь. Ну да, как же.
Это было четыре года назад.
Я достаю свой телефон из кармана и отправляю Скайлар сообщение.
Я: «Привет, Искорка».
Скайлар: «Привет, Лаки».
Я: «Ты сегодня на работе?»
Скайлар: «Да, на работе. А ты устроился в трудовую инспекцию?;-)»
Я смеюсь и печатаю ответ.
Я: «Нет.;-) Прокатишься со мной после работы?»
Скайлар: «Ты хочешь снова сесть за руль моей машины, не так ли?»
Я: «ЛОЛ, да. Но я также хочу поговорить с тобой».
Проходит несколько секунд, прежде чем она отвечает.
Скайлар: «Случилось что-то плохое?»
Я: «Нет».
Скайлар: «Ладно. Если хочешь, приходи в магазин в 3:30, и мы можем прокатиться».
Я жду на стоянке и курю, прислонившись к капоту ее машины. Мне не хочется давать Ребекке повод думать, что между мной и Скайлар что-то происходит, хотя ужасно хочется еще того липкого шоколадного печенья.
Я: «Есть шанс, что ты сможешь угостить меня вашим печеньем?;-)»
Скайлар: «ЛОЛ. Конечно! Выйду через пять минут».
Она выходит точно через указанное время, все еще немного бледная, но более энергичная, чем в последний раз, когда я ее видел. Сегодня на ней мокасины с бахромой, джинсы, модно разорванные от середины бедра до колена, и пушистый черный свитер с маленькими перышками, похожими на вороньи.
У этой цыпочки самая странная, самая крутая одежда, которую я когда-либо видел.
С широкой улыбкой Скайлар подходит и вручает мне свои ключи вместе с маленьким синим пакетиком печенья.
– Подозреваю, что ты хочешь видеть меня только из-за моей машины и печенья, – дразнит она, когда мы садимся в машину.
– А может, я хочу посмотреть, какой причудливый наряд ты сегодня надела.
– Что? Тебе не нравится моя одежда? – с уверенной, нахальной ухмылкой бросает Скайлар вызов.
Я завожу двигатель и даю ему поработать на холостом ходу несколько секунд.
– На самом деле, я – фанат твоих нарядов.
Когда мы выезжаем из города, я предлагаю ей угоститься печеньем, пока не сжевал все сам.
– Нет, спасибо, – морщит нос Скайлар.
– Ты хоть раз его пробовала?
– Печенье у меня в черном списке.
– Хорошо. Мне же больше достанется, – я одариваю ее улыбкой и откусываю кусочек. – Ты уже ходила к доктору?
Она качает головой.
– Нет. Все собираюсь.
Я не готов к важному разговору, пока мы не припаркуемся в каком-нибудь тихом месте, поэтому возвращаюсь к теме еды.
– Ты голодна? Я отвезу тебя куда-нибудь поесть.
– Джуд, – Скайлар поворачивается, чтобы посмотреть на меня, и заправляет свои длинные волосы за ухо. – Пожалуйста, не пытайся накормить меня. Я не голубь в парке.
– Я знаю, я просто…
– Просто не надо. Я не хочу, чтобы ты меня анализировал или жалел. Просто будь моим другом, хорошо?
Я проглатываю печенье.
– Друзья не позволяют друзьям голодать.
– Я не умираю с голоду.
– Ты упала в обморок на тротуаре.
– Я вымоталась, и было чертовски жарко. Это не имело никакого отношения к другим моим проблемам. Я с самого детства как минимум раз в год падаю в обморок.
Скайлар говорит это так, как будто это совершенно нормально, что настораживает, но я удерживаюсь от комментариев. Мой нынешний план состоит в том, чтобы помочь ей, а не раздражать ее так сильно, что она захочет выпрыгнуть из машины, чтобы убежать от меня.
Пока мы едем, Скайлар рассказывает забавные истории о странных покупателях в магазине. Я не продумал заранее, куда направиться, но в итоге мы вновь оказались на детской площадке, где прыгали с качелей.
– Только не говори, что хочешь попытаться победить меня в прыжках с качелей, – заявляет Скайлар, открывая ржавую дверцу своей машины. – Ты снова проиграешь.
– Нет, просто хочу поговорить с тобой.
Она искоса смотрит на меня, пока мы идем к столу для пикника, расположенному подальше от пятерых взрослых и их бегающих вокруг детей.
– Почему я нервничаю из-за того, что ты постоянно твердишь слово «поговорить», словно речь пойдет о чем-то серьезном?
– Потому что речь действительно пойдет о чем-то серьезном.
Мы садимся на скамейку рядом друг с другом и смотрим, как маленькая девочка вываливает ведро песка себе на голову, а потом безудержно хохочет. Скайлар поворачивается ко мне, наморщив лоб. Ее язык нервно пробегает по губам.
– Итак, в чем дело, Лаки? Ты ведь не умираешь, нет?
– Черт возьми, нет.
Мои ладони взмокли. Я быстро теряю самообладание, понимая, что этот мой замысел – на самом деле в высшей степени хреновая идея. Скайлар может взбеситься, обругать меня грязными словами и убежать к своей машине. Она может подумать, что я пытаюсь помочь ей, имея за душой какой-то извращенный скрытый мотив.
– Джуд? – настойчиво окликает меня Скайлар.
– Я думал о твоей ситуации, – говорю я, потирая руки. – И решил, что могу тебе помочь.
Она поджимает губы.
– О какой моей ситуации? С домом? С болезнью?
– И то и другое.
Скайлар опирается локтем на стол, подперев подбородок рукой, и ее голубые глаза слегка прищуриваются от любопытства и настороженности.
Я все еще не могу поверить словам, которые слетают с моих губ в следующий момент. Словам, которые я даже не предполагал, что когда-нибудь скажу, особенно так.
– Я считаю, что мы могли бы пожениться.
Нет никаких сомнений, что Скайлар затаила дыхание. Она стала совершенно неподвижной и молчаливой и смотрит на меня, кажется, уже целую вечность. Наконец, она моргает и приходит в себя.
– Что мы могли бы сделать?! – она буквально выкрикивает слово «что». Две женщины у песочницы оглядываются на нас.
Я откашливаюсь и старательно избегаю смотреть на невольных свидетелей происходящего.
– Пожениться. Только на бумаге, – быстро добавляю я, как будто это может смягчить потрясение. – Я могу включить тебя в свою страховку, чтобы ты могла сходить к врачу и получить свои лекарства. Ты могла бы жить в моем доме, если хочешь. У меня есть лишняя, пустая комната. У тебя была бы своя ванная комната. Никаких обязательств. Будем жить исключительно как соседи по дому, пока ты не встанешь на ноги.
– Ты хочешь жениться на мне?! – переспрашивает она, совершенно ошеломленная.
– Нет, – отвечаю я. – То есть да, но только чтобы помочь тебе. Это не будет настоящим браком. Как только ты закончишь учебу, сможешь работать полный рабочий день и получишь собственную страховку, мы разведемся. Не вижу проблемы. Но до тех пор это исправит ту дерьмовую ситуацию, в которой ты оказалась. У тебя будет безопасное чистое место для жизни, и ты сможешь получить необходимую медицинскую помощь.
Похоже, у Скайлар шок. Ее лицо еще больше побледнело. Она смотрит мимо меня на детей, играющих позади нас. Похоже, она оцепенела, сидя здесь рядом с парнем, который в ее глазах, должно быть, выглядит маньяком. И ведь правда, я веду себя как настоящий сумасшедший, предлагая брак восемнадцатилетней девушке.
Которая все еще учится в школе.
Так держать, Лаки. Ты официально рехнулся.
Внезапно у меня возникает спонтанное желание превратиться в облако дыма и исчезнуть.
– А тебе это зачем? – ее голос дрожит.
Вопрос ставит меня в тупик. Зачем это мне?!
– Э-э-э… – я провожу рукой по волосам и достаю сигареты из кармана. Не знаю, как объяснить, потому что, хотя на первый взгляд для меня в этом браке нет никакого смысла, на более глубоком, личном уровне он есть.
Искупление. За то, что не смог или не захотел помочь кому-то другому в прошлом. Шанс не позволить еще одной девушке пропасть, когда у нее вся жизнь впереди.
Я открываю «зиппо», закуриваю «Мальборо», затем делаю глубокую затяжку.
– Просто хочу сделать что-нибудь хорошее, – я выдыхаю дым в сторону от нее. – Вот и все.
– Но почему? Почему я?
– Почему бы и нет? – пожимаю я плечами. – Думаю, ты заслуживаешь передышки. Ты хороший человек.
Скайлар сгибает ноги в коленях и поджимает под себя, не сводя с меня взгляда.
– А что насчет Мусси-Пусси?
Я давлюсь дымом и впадаю в истерический хохот.
– Это что еще, черт возьми, за имечко такое?
– Так зовут мою кошку, Джуд, – отвечает Скайлар таким тоном, словно я должен бы это знать. – Мусси-Пусси.
– Заберем ее с собой. Вместе веселее.
– А как твоя собака? Она дружелюбна к кошкам?
– Я думаю, мы это выясним.
Ее бровь приподнимается.
– Ты живешь один?
– Да.
– В этом городе? И я останусь в своей школе?
– Да.
Следующие несколько минут проходят в молчании, и я предполагаю, что Скайлар обдумывает новые вопросы. Краски постепенно возвращаются на ее лицо. Наконец, на ее губах появляется нерешительная, застенчивая улыбка.
– М-мне придется сменить фамилию?
Я даже не подумал об этом.
– Только если сама захочешь. Это полностью решать тебе.
Скайлар делает долгий, медленный вдох и на несколько мгновений закрывает глаза, а затем открывает обратно.
– Это просто… вау. Мой разум сейчас как бы взорван, Джуд. Я-то думала, что моим самым важным решением в этом году будет – что надеть на выпускной бал. А не это.
– Я тоже вообще-то ничего подобного не планировал. Но когда я увидел, в каких условиях ты живешь, и узнал, что ты не можешь обратиться к врачу, и нашел тебя лежащей на тротуаре, все это просто потрясло меня. Я не знаю почему, но это на меня повлияло, и я хочу что-то сделать.
Не знаю, как объяснить Скайлар то, чего сам не могу понять. Все, что я знаю, это то, что, побывав в ее доме, проснулся на следующее утро с чувством, что обязан сделать что-то для нее. Как будто это какая-то миссия, которая была возложена на меня.
– Ты серьезно об этом говоришь? По-настоящему? – спрашивает она.
– Совершенно серьезно. Я хочу помочь тебе. Ничего больше, я обещаю. Мне только нужно, чтобы ты подписала брачный контракт, в котором говорится, что ты не имеешь права на половину моего имущества после развода. Это все, что я хочу взамен.
– Меня это устраивает. Я не претендую на твое имущество.
Мое сердце колотится – то ли потому, что я страшусь того, во что ввязываюсь, то ли по какой-то другой причине.
– Я получу кольцо? – спрашивает Скайлар игривым и практически полным надежды тоном.
– Кольца с бриллиантами предназначены для неподдельных предложений руки и сердца. Но, думаю, мы обменяемся обручальными кольцами, просто чтобы все было по закону. Но нам не обязательно их носить.
– Ладно.
– Так… это значит «да»?
Ее голова наклоняется набок.
– Может быть… Наверное, да.
– Наверное?! – со смехом повторяю я. – Черт, я рад, что это не было настоящим предложением руки и сердца. Я бы сейчас сидел здесь раздавленный.
Она игриво толкает меня в плечо.
– Ничего подобного. Я хочу подумать об этом пару дней, хорошо?
– Черт возьми, да. Думай столько, сколько захочешь.
– Тебе тоже стоит подумать об этом.
– Я думал об этом с той ночи, когда побывал у тебя дома. Никто не должен так жить. У меня есть дом. У меня есть медицинская страховка. У меня нет ни жены, ни детей. Нет никаких причин, по которым я не могу тебе помочь.
– Но разве это не будет стоить тебе денег?
– Немного. Но это не проблема. Даже не беспокойся об этом.
– Разве не будет странно, что я продолжаю учиться в школе и состою в законном браке?
– Да… но тебе не обязательно кому-то говорить. Я-то уж точно не собираюсь это афишировать. Это просто договоренность, не более того. Я бы не женился на тебе по-настоящему.
Ее голова медленно опускается, и длинные волосы падают на лицо, когда Скайлар смотрит в землю. Несколько долгих мгновений она остается в таком положении, ее лицо скрыто от меня.
– Все нормально? – спрашиваю я.
– Да, – она кивает и шмыгает носом.
Ее хриплый шепот буквально разрывает мое сердце в клочья.
Осторожно убираю волосы с ее лица.
Я не ожидал увидеть слезы. Я сопротивляюсь желанию вытереть их.
– Эй, что случилось? Я думал, ты будешь счастлива.
Скайлар вытирает слезы кончиками пальцев и слабо улыбается.
– Так и есть. Я невероятно счастлива. Я… потрясена, – она поднимает на меня взгляд своих больших голубых глаз. – Никто никогда не делал для меня ничего настолько хорошего. Никогда.
Прежде чем я успеваю сказать хоть слово, Скайлар обнимает меня за плечи, и ее теплая влажная щека прижимается к моей шее.
– Спасибо, – тихо говорит она. – Ты потрясающий.
– Я не потрясающий, Искорка. Просто пытаюсь быть хорошим парнем.
Она обнимает меня крепче.
– Нет, потрясающий. Ты самый лучший на свете.
Я не ожидал слез и объятий.
И не ожидал, что обниму ее в ответ.