Посвящается дочери Арине
Как и когда заканчивается детство? Для ребёнка в семье, наверное, с окончанием школы, когда он задумывается, что делать дальше. И как дальше жить? Ему будут помогать, ему будут советовать, и если человек прислушается к этим советам и примет помощь, жизнь вполне может сложиться.
А когда заканчивается детство у детдомовца? В тот момент, когда он начинает думать, что есть сейчас и где спать сегодня? И ещё в тот момент, когда он теряет своих друзей, остаётся один, как сейчас Антон.
Антон сидел на автобусной остановке и глотал слёзы, в душе пустота, отчаяние и страх. Страх одиночества.
Только что школьный автобус увёз в новую жизнь его друзей. Они уехали, а он остался. Его одного отправят в другой интернат.
Колька, Борис… Он с ними с трёх лет. С первого класса в их компании Олег, Казик, Толя и Андрюха. Все эти годы они были вместе. Всё, что было до этого дня, теперь прошлое и лучшее в его жизни. Вот этот день и стал последним днём его детства. Что дальше?
Вдали показался автобус…
После годового пребывания мальчика в детском приёмнике местные власти решили отправить Антона в детдом. Там ребёнок будет досмотрен, и ему уделят должное внимание, а что сегодня?
Маленький Антон находился на временном попечении родственников. Кто-то, жалея его, принимал в свою семью на время. На сегодня у него есть чистая постель и кусок хлеба. Но это благополучие тоже было временным. А потом снова бараки, общежития, коммуналки – они мелькали в памяти ребёнка, не оставляя следа, да и запомнить всё это он ещё не мог.
Так полтора года и путешествовал по родне. Вроде бы желание благое – пригреть сироту, но тепло это через две‒три недели уходило, и появлялось желание ребёнка куда-нибудь пристроить. Да, он несмышлёныш, всё время куда-то лезет, требует внимания и заботы. Но он чужой, хотя и родственник. Свои дети, родные, требуют внимания и любви. Наверное, не получалось разделить любовь поровну – своим и ему. И жил Антошка, выпрашивая крохи любви. Но получить её не мог, потому что любовь эту забирали рядом ползающие дети. Всё лучшее им, а он не понимал, почему. И вступал закон силы – если смогу, заберу. Я тоже хочу. Следовала реакция – он нам не нужен! Он обижает детей! С ним тяжело, нам и самим тяжело! И малыш снова переезжал куда-то, привыкал к кому-то и выживал как-то.
На какое-то время его приютила двоюродная тётя. Жила она в небольшой комнатке рабочего общежития, места и самой мало было, но взяла мальчика. Сама сирота – и сироту приютила, хотя ей и двадцати ещё не было. Чувство материнства стало проявляться, заботиться о ком-то хотелось, коль сама этой заботы не знала. И всё больше привязывалась к племяннику.
Соседки шептались, не скрывая недоумения и непонимания.
– Верка, тебе-то зачем чужой ребёнок? Замуж выйдешь, своих нарожаешь!
Отшучивалась Вера.
– А вот и рожать не надо, мальчик уже есть. – хотя и понимала, что никто не даст ей оставить Антона у себя. И вроде родственников у него хватает, а чужим для всех был. Хотя понять их можно – своих детей в семьях много, а тут ещё один лишний рот.
Десять лет как война закончилась, а её незалеченные раны во всём ещё проявлялись. В семьях нищета и голод, время трудное было. До чужого ли ребёнка, своих бы прокормить да поднять.
Оставила Мария – мама Антона, детей одних. Двадцать восемь лет ей всего было, когда Господь к себе призвал. За год до смерти похоронила дочь, младшего сыночка родить успела и сама ушла. При живом отце дети сиротами остались. Четырёхлетнего Алексея сестра отца приютила, а Антону только годик исполнился, хлопот с ним сколько. Лишний рот везде в тягость. У самой двое детей да третьим беременна, в одной комнатке военного барака семья ютилась. Теснота и нищета. На полу на матрасах сами ночевали. А возьми ещё одного. Так младший из братьев по родне и скитался.
Вера на швейной фабрике работала. Она на работе, а за мальчиком соседки по комнатам присматривают, так уж получилось, что нянек у Антона больше чем надо было. Три года ему уже, любознательный и непоседливый, без страха окрестности осваивал. Ему всюду и всё интересно, в любой комнате приголубят – кто по голове погладит, слово доброе скажет, а кто и краюху хлеба в руку сунет. Везде свой. Без страха к людям шёл.
Однажды в коридоре общежития мальчика встретил военный человек, присел на корточки перед ним и долго на малыша смотрел. Антон не испугался, хотя в первый раз дядю в военной форме видел, ручонку протянул и орден на груди потрогал.
– А это что? – малыш с любопытством перебирал на груди у военного медали, много их было.
– Это, сынок, награды такие, на войне их получают, когда хорошо воюют.
– Значит, ты, дядя, хорошо вов… во-евал! – мальчик с восхищением смотрел на этого большого и сильного мужчину. А тот поднялся, взял на руки Антона.
– Значит, хорошо воевал. А как нашего героя зовут? И где мы живём?
– Харитонов я, а зовут Антошка, я тут везде живу!
– Э, братец, везде! Так не бывает, где твоя мамка?
– Бывает, бывает! Нет у меня мамки, у меня Вера есть!
– Ну и где же твоя Вера живёт?
Антон вытянул ручонку и показал в конец коридора, навстречу им шла молодая девушка.
– Вера, Вера, я здесь! – увидев её, закричал мальчик и потянул к ней руки.
– Ой, товарищ майор, простите, он ко всем лезет. Наверное, и к вам приставал? Антоша, как тебе не стыдно! – Вера извинялась за малыша.
– Что вы такое говорите! – майор нехотя отдал мальчика. – У него на самом деле нет родителей?
И пока они шли к комнате, Вера кратко поведала историю мальчика.
– Скажите, Вера, а можно я ещё приду к Антону? – спросил майор, потом повернулся к малышу: – Антошка, можно?
– Можно, можно! – Антон даже слова не дал сказать Вере, та только плечами пожала.
– Вот, видите, он сам ответил!
Вера повернулась и, уводя малыша, пошла к своей комнате, Антон у двери повернулся и на прощанье помахал военному дяде ручкой.
Что-то защемило в груди майора, дышать стало трудно, к горлу подкатил горький ком, на лбу капли пота выступили, он опёрся о стену коридора. Постоял минуту, пока боль отпустила сердце, и, придя в себя, покинул барак.
В ту ночь не спал майор, перед глазами жена и сын стояли. Ваньке его столько же, сколько и этому мальчику было. И похожи они. Там, в общежитии, Антона на руки взял, а внутри всё перевернулось. Запах ребёнка, руки его на своей шее помнил. Пятнадцать лет прошло, когда вот также сына на руках держал. Думал, в душе всё умерло. Нет! Вернулось!.. Ванька, сынок!..
Перед самой войной его на западную границу служить направили, к месту службы с семьёй прибыл. А через неделю, 22 июня 1941 года, при первом авианалёте казарму, где семьи офицеров жили, бомбой накрыло, под развалинами все остались, и сын, и жена его. Андрей дозоры проверял, бой на границе принял. Бог сберёг его тогда, чтобы потом мстил за семью. Когда их к заставе прижали, сам всё увидел и простился с семьёй, хотя хоронить было некого и некогда. С ненавистью четыре года жил, ненависть эта и берегла его. С немцем сполна рассчитался, а вот боль потери не отпускает до сих пор.
После той встречи с мальчиком майор Скрябин после службы каждый день по вечерам приходил в общежитие к Антону, они подружились. Мальчишка привязался к дяде Андрею. Соседки шутить стали.
– Смотри, Вера, у тебя уже и сын приёмный, и жених военный!
– Что вы языком мелете, Андрей Николаевич мне в отцы годится, просто привязался он к Антошке, только жалко его! Не отдадут ему ребёнка!
Действительно, Скрябин не раз заводил разговор об Антоне, усыновить его хотел, с собой забрать. Последний месяц в гарнизоне дослуживал, демобилизации подлежал, мать в Смоленске его дожидалась, вот и хотел к ней с Антоном приехать. Вера объясняла, что у Антошки брат есть, нельзя их разлучать. Андрей Николаевич не раз в горисполком ходил, в разные инстанции обращался. Кого-то просил, кого-то убеждал, но один он, семьи нет. Не отдадут ему ребёнка на воспитание. Жалели, сочувствовали, но есть закон, товарищ майор, и мы бессильны помочь.
Перед отъездом пришёл Андрей Николаевич проститься, тяжёлым расставание было. Но не мог не прийти. Антон понял, что больше не увидит дядю Андрея, плакать стал. И у этого сурового и сильного человека слёзы на глазах стояли. Соседки Веры, глядя на них, сами украдкой слёзы утирали. А может, и лучше было бы, если б мальчика майору отдали, все равно в детский дом заберут. А так хоть отец нормальный у Антона был бы!.. Но не пробил стену чёрствости чиновников майор Скрябин, не на его стороне закон, один уехал с болью в сердце.
Через некоторое время Антона направили на временное содержание и воспитание в детский приёмник. Из ближайших родственников в семью брать его никто не пожелал. О той поре у Антона остались лишь отрывочные картинки.
Куда деть ребёнка и как определиться с ним в дальнейшем, решали долго. И через год направили в детский дом в Кобрине, на полное государственное обеспечение. Доставить его туда обязали отца, на этом его роль в воспитании сына и закончилась.
Первая фотография? Это Антон запомнил хорошо. Долго они с отцом ехали на автобусе, Антон уставился в окно и смотрел на огромные ели и сосны, плотно обступившие дорогу. Колёса старого автобуса неторопливо поглощали километры пути. Антон вспоминал дядю Андрея, и слёзы наворачивались на глаза мальчика. Отец его слёзы по-своему понял.
– Не плачь, сынок, в детском доме тебе хорошо будет, там детей много, сыт, одет будешь! – потом, устроившись поудобней, проспал всю дорогу.
Через три часа въехали в незнакомый город. В грязном привокзальном буфете перекусили. И двинулись искать детский дом, а по дороге зашли в небольшое фотоателье. Старый еврей принял их с улыбкой.
– Наш юный друг желает иметь фото? Прелестный мальчик, Вы получите лучшую фотографию в своей жизни! – фотограф расплывался в любезностях.
Насколько она будет лучшей, малышу не понятно, но то, что она первая в жизни у Антошки – это точно. (Она и была единственной фотографией с детских лет Антона, и нашёл он её через двадцать пять лет совершенно случайно.)
Старый еврей был настоящим художником, он долго колдовал над мальчиком, выбирая ракурс, тень и место. Наконец Антона поставили на стул и попросили смотреть на огромный тёмный фотоаппарат, уверяя, что оттуда вылетит птичка. Но пока мастер возвращался к аппарату, мальчишка поворачивался к нему спиной – на стене, было изображено море, а в небе летали лебеди, они и отвлекали Антона. Птичка как раз не спереди у него, как дядя говорил, а за спиной, вот он и вертелся.
Промучившись с этим непоседой, старый еврей всё-таки добился своего, но для этого ему пришлось пожертвовать яблоком. Огромное яблоко на какое-то время отвлекло внимание мальчика, и этим воспользовался фотограф.
Пока фотография была в производстве, он с отцом гулял по городу. И всё это время Антон грыз яблоко, оно было огромным и очень вкусным. Отец купил ему мороженое, первый раз в жизни он испытал такое наслаждение. Яблоко и мороженое стали его любимыми лакомствами.
А потом мужчина привёл сына в детский дом. Суетясь, отдал встретившим его женщинам документы на ребёнка и, торопясь, попрощался. В глаза ни ребёнку, ни сотрудникам смотреть не мог или не хотел. Уходил за ворота детского дома каким-то сжавшимся и жалким. Сбыл и сбежал. Мальчик долго смотрел ему вслед, а потом рванул вперёд и в истерике закричал.
– Папка! Па-п-ка! Не уходи!..
Стоявшая рядом с ним одна из женщин не выдержала, всхлипнула и прижала мальчика к себе.
После крика ребёнка мужчина вздрогнул и замер, а потом, не оборачиваясь, быстрым шагом засеменил к воротам. Железная калитка за ним с оглушительным скрежетом закрылась, обрывая и настоящее, и прошлое.
И пропал родитель на долгие годы…