Надеюсь, ты это прочтешь - читать онлайн

Глава вторая

Весь следующий час я болтаю без умолку. Под конец даже начинает болеть горло.

Территория школы не такая уж большая: три корпуса, все одинаковые, скучные, прямоугольные, с окнами в белых рамах и треугольными крышами. Стоят буквой П, по центру – лужайка.

Некоторые вещи экскурсантам объяснить сложновато.

Например, почему фотографии учителей вырезаны из общих фото и приклеены к потолку.

– Это знак уважения, – объясняю я. Не могу же я сказать, что это прикол! – В Вудвейле очень неформальные отношения между учениками и учителями. К тому же поощряется самовыражение и творчество. Когда мы проходим по этим прекрасным коридорам, мы всякий раз вспоминаем, что учителя смотрят на нас с высоты… как ангелы, понимаете? Или Бог.

Или почему в холле стоит статуя зеленого осла, ведь символ школы – лошадь, а школьные цвета – белый и голубой.

– Осел имеет особое значение, – придумываю я на ходу. На самом деле наш замдиректора – это он заказал несчастную статую, – похоже, просто не отличает осла от лошади и к тому же страдает дальтонизмом. Впрочем, могло быть и хуже, на месте осла могла оказаться корова. – Ослы традиционно символизируют решимость, стойкость и упорный труд. Все то, что так высоко ценится в нашей школе.

Хорошо, а почему в расписании указано, что следующее школьное собрание в 9:00, 10:00, 10:20, 15:00, 15:35 и в 20:00?

– У нас гибкое расписание, – объясняю я и подталкиваю тетушек вперед. – Естественно, школьное собрание проводится только один раз, и все знают, когда именно. Эта информация оперативно доводится до сведения учеников, потому что в школе безупречно налажена система информирования… Кстати, вы видели наши питьевые фонтанчики? У нас превосходные фильтры для воды.

Так, а почему рядом со столовой стройка?

– Помню, я читала об этом на сайте школы, – вспоминает тетушка в неоновом шарфе и хмурится. Мы стоим у проволочного забора, и даже я не могу не признать, что вид отсюда открывается не ахти. Щебень, защитная пленка, опорные столбы. Мимо катится перекати-поле. Я не шучу – правда катится. – Тут будет новый спортивный комплекс, да? Я думала, его достроили еще два года назад.

– Да. Точно.

Я улыбаюсь, как умалишенная, со мной так всегда, когда я паникую. Не знаю, как объяснить, что спортивный комплекс действительно достроили два года назад, но возникла небольшая проблема с туалетами. Унитазы установили не лицом к двери, как положено, а боком: садясь на унитаз, человек ударялся носом о противоположную стену. Поначалу школьная администрация просила нас не возмущаться, мол, что есть, то есть, пользуйтесь и относитесь к этому философски, но потом Джорджина Уилкинс ударилась лбом и получила огромный синяк, из-за которого пригрозила подать в суд. Тогда комплекс решили снести и полностью перестроить.

– Возникла небольшая загвоздка, – объясняю я, – дело в том, что комплекс хотят расширить и усовершенствовать. Там будет потрясающая инфраструктура: поле для мини-гольфа на крыше, бассейн, три тренажерных зала… Сами понимаете, на это нужно время.

Тетушка задумывается на мгновение и, к моему облегчению, проходит мимо.

Мы возвращаемся к воротам. Ученики потихоньку подтягиваются на уроки, прощаются с родителями, закидывают рюкзаки на плечо и на ходу строчат сообщения друзьям. Джулиус уже на месте. Стоит перед тетушками, уложенные волосы блестят в оранжевом свете утреннего солнца. У него идеальная кожа, идеально выглаженная форма, идеальная осанка. Смотрю на него и так и хочется вмазать по чему-нибудь идеальному. Желательно по физиономии.

– Теперь мы точно отправим дочь в эту школу, – заявляет одна из тетушек. – Если тут все похожи на тебя, о лучшем нельзя и мечтать!

Меня пронзает черная молния ярости; кажется, даже искры из глаз посыпались. Встречаюсь взглядом с Джулиусом, становится еще хуже. Он как будто хочет убедиться, что я слышу.

– Спасибо, мне очень приятно, – вежливо отвечает он.

– Да что вы, это мне приятно, – отвечает тетушка на мандаринском. Тут у меня просто отвисает челюсть. А со мной она заговорила по-английски! Это же та самая! Ладно, я, наверное, просто нагнетаю. Но, может, Джулиус действительно нравится ей больше и рядом с ним ей спокойнее, чем со мной? Она ему доверяет, хотя я бы на ее месте скорее вложилась в финансовую пирамиду, чем поверила Джулиусу. – Повезло, что нам достался такой сопровождающий. Правда.

Джулиус не сводит с меня глаз и улыбается.

– Рад слышать.

Я прикусываю язык, изо всех сил сдерживая позыв врезать ему. Машу тетушкам. Те уходят, и, как только стихает стук их каблучков, несусь на первый урок: историю. К сожалению, этот урок у нас с Джулиусом общий, и вскоре он меня нагоняет.

– Все прошло хорошо, да? – раздается голос за спиной.

– Думаешь? – Я толкаю стеклянную дверь корпуса, пожалуй, со слишком большим усилием. Наверное, втайне надеюсь, что дверь отскочит и ударит его по носу. Но он, разумеется, легко останавливает ее одной рукой и заходит следом.

– Ну, у меня все прошло хорошо, – добавляет он. – Они обе решили отправить детей в нашу школу. Мисс Хедж будет рада. Видимо, она догадывалась, что я лучше всех справлюсь с этой задачи. Хотя хорошо, что ты тоже поучаствовала. Немного.

Бормочу себе под нос что-то невнятное.

– Что ты сказала? – Даже не глядя, чувствую, как он злорадно улыбается.

– Да ничего. Что мы опоздаем на урок, если будем много болтать.

– Ну, в отличие от тебя, я умею делать несколько дел одновременно, – говорит он.

«Представь, что ты там, где хорошо и спокойно», – мысленно приказываю себе, толкая следующую дверь. И вот я уже не иду по шумным коридорам и не слушаю тревожный звонок на урок. Я даже не в этом городе. Я давно окончила школу, став лучшей в параллели и почетной старостой, произнесла выпускную речь и получила диплом Беркли. Купила огромный дом в большом городе для мамы и старшего брата Макса (конечно, я могла бы представить, что он тоже нашел работу, окончив свой дорогущий спортивный университет, но должна же мечта иметь хоть какую-то привязку к реальности, я же не научную фантастику сочиняю). В новом доме больше окон, чем стен, и на рассвете комнаты залиты золотистым солнечным светом. В вазах свежий жасмин, мы обедаем в своем саду, а на десерт едим клубнику в шоколаде. Мама по-прежнему заправляет пекарней, но теперь ей не нужно работать по двенадцать часов в день, у нее полно сотрудников. Теперь в пекарню мы ходим, лишь чтобы умыкнуть из печи горячих булочек с кремом и рулетиков с тунцом.

Мы будем жить втроем, не нуждаясь ни в чем и ни в ком. Жизнь станет даже лучше, чем была с папой. Я буду делать все, что должен был делать он, и обеспечу маму всем, чем должен был обеспечить он. Я сделаю для нее так много, что никто даже не заметит папиного отсутствия, его молчаливый призрак больше не будет витать в нашей гостиной. Может, мама даже снова начнет улыбаться.

У меня обязательно будет такая жизнь. Осталось всего ничего – протянуть еще несколько месяцев. Вовремя сдавать домашку, получать высшие баллы за все контрольные и не огорчать учителей, чтобы из Беркли не отозвали приглашение там учиться. Эбигейл говорит, что, раз предложение поступило, оно уже никуда не денется, но я-то знаю, что есть определенные условия поступления и надо их соблюсти.

В общем, осталось всего несколько месяцев.

Кажется, ничего сложного. Но тревога, которая охватывает меня при одной мысли об этом, ощущается почти физически и буквально сдавливает мне ребра. Перед входом в класс приходится успокаиваться: я делаю несколько вдохов и выдохов через нос, слегка пружиню на подушечках стоп, как перед забегом. Сказывается еще и то, что свет в классе слишком яркий, все галдят, толпятся вокруг парт и разговаривают в полный голос.

Рядом останавливается Джулиус.

– Передумала заходить? – Уголки его губ кривятся в знакомой снисходительной усмешке, но смотрит он пристально, будто пытается что-то понять.

– Нет, – отвечаю я, игнорирую сжимающий ребра обруч, отпихиваю Джулиуса в сторону и захожу.

Успеваю сделать всего два шага, как путь мне преграждает веснушчатое лицо. Рози Уилсон-Ван. Она из тех девчонок, кто прекрасно осознаёт свою привлекательность и вовсю ей пользуется. А еще в прошлом году она скопировала мой научный проект и ничего мне не сказала. А потом получила пять с плюсом за «новаторство и творческий подход».

– Сэйди, – улыбается она. Ох, плохой знак. Не считая случая с научным проектом, мы с Рози ладим, но лишь потому, что я поставила себе цель ладить со всеми. Или хотя бы делать вид.

– Привет, – говорю я.

– Ты с Джулиусом пришла? – Она таращится на него с совершенно незаслуженным, на мой взгляд, восхищением, и добавляет: – Какой он потрясающий!

Не знаю, как на это реагировать. Мне и смешно, и мерзко. Наверное, это показывает, насколько хорошо я умею скрывать чувства, раз никто, кроме Эбигейл, и не подозревает, что я терпеть его не могу.

– Угу, – отвечаю я.

– Какие у него шикарные волосы. – Она смотрит ему вслед. Он садится за первую парту. – Такие мягкие, правда? – Почему она меня об этом спрашивает? Можно подумать, я знаю.

– Извини, – отвечаю я, стараясь не показывать, что вся эта ситуация выводит меня из себя. – Ты что-то хотела?

– Ну да. – Она широко улыбается. – Думала, может, ты пришлешь мне свои конспекты?

– О да, конечно. По истории?

– Все конспекты по истории за этот семестр, – торопливо уточняет она. – Экзамен через месяц, забыла? Я, конечно, могла бы воспользоваться своими, но ты такая организованная и так подробно все записываешь…

– О, – повторяю я, – ну да, наверное, я могу тебе прислать…

– Идеально, – говорит она и пожимает мне руку. Длинные наращенные ногти впиваются мне в кожу, но я не шевелюсь. – Ты просто святая, Сэйди. Ты мне жизнь спасла.

Ее похвала растекается сладким сиропом и согревает изнутри. Даже неловко, как сильно я цепляюсь за любое одобрение, как мне хочется всем понравиться и всем угодить. Иногда кажется, что, вежливо попроси кто-нибудь отдать ему руку, я с легкостью отрежу свою.

Рози подходит к своей парте у окна. Там сидят ее подружки, тесный кружок. Все они необыкновенно хороши собой, почти все занимаются танцами, бо́льшая половина – блогеры. Вот, например, вчера одна запостила десятисекундный ролик, в котором она просто стоит перед зеркалом и крутит головой. Видео набрало семьдесят тысяч лайков, в комментариях люди умоляли усыновить их или писали, как мечтают попасть под колеса ее «порше».

– Кстати, – бросает Рози через плечо, – ты не могла бы сделать цветные сканы и рассортировать конспекты по датам и темам? И пришли, пожалуйста, все свои эссе. Можно на мою школьную почту, желательно сегодня вечером.

– А можешь мне тоже прислать? – просит ее подруга, та самая блогерша, любительница крутить головой. И подмигивает.

– И мне заодно, – встревает еще одна.

Я вяло киваю, а они отворачиваются и хихикают, уткнувшись в телефоны.

– Спасибо, – говорит Рози, не глядя на меня. – Ты просто прелесть.

Судорожно сглатываю. Ее предыдущий комплимент еще не переварился, а тут уже следующий. Ничего. Это же пустяк. Мне совсем не сложно. Делаю мысленную заметку: после уроков забежать в школьную библиотеку сделать сканы. А потом уже к маме в пекарню. Мой и без того забитый график сдвигается на полчаса, теперь придется сократить вечернюю пробежку до восьми километров или поужинать на ходу, а может, и то и другое, но это не проблема.

Глубоко вздыхаю, но вдох кажется каким-то резким, лихорадочным, будто кто-то слишком долго просидел под водой, ненадолго показался на поверхности, а теперь снова собирается нырнуть.

Не проблема.

Я уже успела достать тетрадь и записать сегодняшнее число, когда в класс влетела Эбигейл Он, причем с совершенно невозмутимым видом, как будто и не опоздала на целых семь минут.

Надо попросить ее врываться незаметнее, когда она опаздывает, хотя это бесполезно. Эбигейл – ходячий восклицательный знак, иногда мне кажется, что она в темноте светится. Серебристо-платиновые волосы, микроюбка, тяжелые ботинки с массивной подошвой – не обувь, а ходули! Она с топотом подходит ко мне. Мисс Хедж сто раз ее ругала за то, что она не носит нормальную школьную обувь, но потом Эбигейл написала пятистраничную научную работу с библиографией и всеми делами, где объясняла, почему ее ботинки соответствуют всем стандартам школьной обуви. Никогда не видела, чтобы она так старалась над школьными сочинениями. Тот раз был первым и последним.

– Я пришла! – объявляет Эбигейл всему классу.

Наша учительница истории, мисс Рэйчел, оторвалась от своих записей.

– Прекрасно, Эбигейл. Садись.

Другие учителя не отнеслись бы к ее опозданию так невозмутимо, но не просто же так мы все обожаем мисс Рэйчел. Она молодая – ей точно меньше тридцати. В конце каждого года она устраивает рождественскую вечеринку и угощает нас пиццей, а ее фамилия похожа на имя, поэтому кажется, что мы с ней на «ты».

– Первая половина урока – работа в группах, – говорит она Эбигейл. – Полагаю, у вас уже все готово, так как работу надо сдать к девяти. Но не буду давить.

Эбигейл шутливо отдает ей честь и плюхается на соседний стул.

– Привет, дорогая, – говорит она.

В прошлом году она ко всем начала обращаться «дорогая» или «дорогой», сначала в шутку, но теперь это обращение, похоже, вошло в привычку. Другие ее фирменные фразочки – «финтить», «нагнать драмы» и «как кошке в глаз» (последнюю она придумала сама, ее значение никому не известно).

Я подчеркиваю дату по линейке. Линия идеально ровная. Ровные линии – мой наркотик.

– Привет, – отвечаю я. – Ты, наверное, ждешь, что я спрошу, почему ты опоздала.

– Ясно почему, – объясняет Эбигейл. – Сестра снова поцапалась с Лиамом, и он в последний момент отказался нас везти. Пришлось тащиться четыре километра на платформе. – Она вытягивает ноги и показывает свои ботинки.

– А тебе не приходило в голову, что, возможно, не стоит рассматривать парня сестры как постоянный транспорт до школы и обратно, учитывая, что они все время ссорятся?

– У него «ламборгини».

– И что?

– И то, что я люблю дорогие тачки.

– Жертва капитализма, – фыркаю я.

– Мне больше нравится считать, что я поддерживаю людей, которые вносят вклад в нашу экономику.

– Справедливо. Но он даже не на свои деньги эту тачку купил, – замечаю я. – Он же фуэрдай[1], золотой мальчик. Родители наверняка подарили ему «ламборгини» на двадцатилетие, в комплект к новой вилле в Санье[2]. Но дело не только в деньгах, есть в нем что-то подозрительное.

Эбигейл протестующе поднимает руку.

– Непра…

– Правда, правда. У него прямо на лбу написано – не приближайся! Красный флаг!

– Ты так про всех говоришь, – перебивает Эбигейл. – Ты просто не доверяешь парням, вот и все.

Может, она права. Лиаму я определенно не доверяю, но стоит признать, что подружились мы с Эбигейл только из-за него. Три года назад он начал подвозить ее в школу. Их увидели вместе, неправильно истолковали ситуацию и пустили слух, что она встречается с парнем намного старше из-за денег. В Вудвейле слухи разносятся быстро: к концу второй перемены об этом знали все, даже охрана. И хотя раньше мы с Эбигейл почти не общались, на перемене я подошла к ее шкафчику и спросила, все ли у нее в порядке.

Оказалось, да. Ситуация показалась ей даже забавной. Меня поразило, что есть люди, которым действительно плевать, что о них подумают окружающие. Я бы с ума сошла, если бы обо мне стали шептаться, это мой самый страшный кошмар. Эбигейл, в свою очередь, так растрогала моя обеспокоенность состоянием какой-то незнакомой девочки, что она даже пожертвовала парой минут отдыха и подошла ко мне.

Так мы и проболтали всю перемену, и следующую, и еще час после уроков, а потом обменялись номерами, пришли домой и продолжили болтать уже по телефону.

– Говорю же, он не плохой человек. У меня на такое чуйка. Сама знаешь, я правильно предсказала, кто из парочек нашей параллели расстанется еще до конца семестра. – Она роется в сумочке – кажется, я слышу, как внутри что-то хрустит, – и достает тупой карандаш, мятую прошлогоднюю тетрадку, пакетик кислых желейных червячков и свой сегодняшний обед. Обед явно собирала ее мама: хлебные корочки срезаны, морковь нарезана в форме сердечек, к ланч-боксу приклеена бумажка с надписью: «Ты моя звездочка!» Ее родители всерьез верят в силу аффирмаций, ну и в Эбигейл, само собой. Раньше я думала, что такая безусловная любовь и поддержка существуют лишь в старых ситкомах, а потом побывала у нее дома. – Кстати, как прошла экскурсия для родителей?

– Я проиграла, – недовольно отвечаю я. Стараюсь говорить как можно тише: лучше умереть, чем позволить Джулиусу услышать, что я признала поражение!

– Проиграла? – повторяет Эбигейл и смеется. – Нельзя проиграть экскурсию…

– Можно. Я проиграла.

– Странная ты, – говорит она. Скажи это кто-то другой, я бы обиделась, но Эбигейл не задевает всех подряд. Такой чести удостаиваются лишь самые близкие. Остальные – просто шум, мошки, пылинки. В ее глазах их просто не существует. – Что ж, по крайней мере, с вашим групповым проектом все отлично, ведь он готов? Учитывая твою патологическую организованность.

– Естественно. Ты же знаешь мои правила. – Когда нам ставят дедлайн, я устанавливаю собственный – минимум за неделю до настоящего. Вот почему первые два дня зимних каникул я посвятила своей части проекта по эпохе военачальников[3]. Работа включает эссе объемом четыре тысячи слов, рисованную анимацию по Чжили-Аньхойской войне и интерактивную карту размещения войск Чжилийской и Аньхойской клик. Признаю, было тяжело, но, если я не буду идти с опережением графика, начну нервничать. – Осталось только добавить синопсисы от других участников группы, и проект можно сдавать.

Эбигейл поднимает голову и кивает на участников моей группы – Джорджину Уилкинс и Рэя Судзуки. Те направляются к нашей парте.

– Не вижу в их руках синопсисов, – замечает она. – Пора начинать нервничать?

Я хмурюсь. Они действительно идут с пустыми руками, а когда приближаются, протискиваясь между партами, я вижу на лице Джорджины смущенную улыбку.

У меня плохое предчувствие.

Но я не спешу делать выводы.

– Как дела? – спрашиваю я, ведь невежливо сразу требовать показать мне синопсисы.

Однако Рэй, кажется, не разделяет моих соображений по поводу невежливости.

– Мы не сделали, – без смущения заявляет он.

Я растерянно моргаю. Меня словно в живот кулаком ударили.

– Вы… вы не сделали синопсисы?

– Нет, – отвечает он и засовывает руки в карманы.

– Так. – У меня в ушах звенит. Звук нарастает и скрежещет. Я стараюсь прийти в чувство. Сохранять спокойствие. И дружелюбие. И концентрацию. – Так, ладно. Ладно… хм. Ничего страшного, если вы не успели закончить… покажите то, что есть, и тогда…

– Я даже не начинал, – признается он.

Снова удар кулаком под дых, сильнее прежнего. Если бы я стояла, зашаталась бы.

– Ясно. А почему так вышло, есть какая-то причина или…

Он смотрит мне прямо в глаза:

– Не знаю. Наверное, не знал, как подступиться. И-и-и… вообще не понял, что надо делать.

– Синопсис, – выпаливаю я. И мысленно добавляю: «Синопсис, который я сама для тебя написала. От первого до последнего слова! Надо было всего лишь скопировать его в шаблон, который я составила для тебя, распечатала и лично принесла домой под дождем в первый день зимних каникул, чтобы ты занялся этим, когда будет время! Вот что надо было сделать!»

– Я думала… ладно, проехали, – говорю я, заметив его растерянный взгляд. – Нестрашно. А ты, Джорджина?

Джорджина взмахивает рукой – ее жест заставляет подумать о вянущем цветке.

– Извини. – Она надувает губки. – Я пробовала начать, правда… но у меня все еще нос болит после того, как я ударилась о стенку в туалете, помнишь?

– Ты вроде говорила, у тебя давно все прошло, – замечает Рэй.

Джорджина бросает на него многозначительный взгляд и поворачивается ко мне. Ее темные глаза полны раскаяния.

– Мне становится хуже, когда я делаю домашку. Так что извини… Мне жаль, я хотела бы помочь, но…

«Не паникуй!» – приказываю я себе. До боли напрягаю мышцы рук, а потом очень медленно расслабляю и повторяю так несколько раз, пока не пропадает желание прикончить их обоих.

– Ладно, ты не виновата, – говорю я Джорджине и смотрю на часы. До сдачи проекта восемнадцать минут. Мне надо написать два синопсиса – девять минут на каждый. Восемь, если перед сдачей я захочу все перепроверить. – Знаете что? Я сама все сделаю. Все нормально.

Я жду, что они начнут отнекиваться, но они поспешно отступают с таким видом, будто бросили мне на колени гранату.

Некогда волноваться. Это же мой проект. На карту поставлена моя оценка. Одна ошибка – и упадет средний балл, тогда в Беркли я буду уже не нужна. Как можно выше закатав рукава, открываю школьный ноутбук и нахожу заметки. Осталось семнадцать минут. Смотрю на крошечные слова, заполонившие экран, на десятки открытых вкладок, и голова идет кругом, на миг становится нечем дышать. Слова расплываются перед глазами, пытаюсь сфокусироваться, но ничего не получается.

И тут я замечаю Джулиуса. Он смотрит на меня, и меня словно током ударяет. Зрение обостряется. Нет, он не увидит, как мне трудно, не доставлю ему такого удовольствия! Не будет этого.

Притворившись спокойной, беру ручку и начинаю переписывать синопсис.

В течение семнадцати минут, пока не написано все до последнего слова, я не шевелюсь, не разговариваю и даже не поднимаю голову. Наконец вздыхаю с облегчением, отчего расслабляется все тело, затекшие мышцы и пальцы. Я была в шаге от катастрофы. В половине шага. В следующий раз лучше сразу сделать все самой.

– Спасибо, Сэйди, – говорит мисс Рэйчел и забирает наш проект. – Не терпится прочитать, эпоха военачальников – это очень интересно. В колледже это была одна из моих любимых тем.

Я притворяюсь, будто не знала этого, мол, какое любопытное совпадение! На самом деле я часами гуглила мисс Рэйчел и прочла ее старое интервью для студенческого журнала, где она упоминала, что ее интересует эпоха военачальников. Я выбрала эту тему, чтобы угодить ей.

Эбигейл ласково называет такое поведение моими социопатическими наклонностями.

– Отнесу проекты в кабинет. – Мисс Рэйчел кивает на кипу бумаг в своих руках. – Буду через пять минут. Проследишь за порядком в классе?

– Конечно.

– Вот и отлично. На тебя всегда можно положиться. – У мисс Рэйчел особенная улыбка: всякий, кто ее видит, решает, что она предназначается лично ему, и чувствует себя избранным. Я знаю об этом и все равно почему-то верю, что так она улыбается только мне.

Стоит ей выйти, и класс погружается в хаос. Все откидываются на спинки стульев, кладут ноги на парты, потягиваются и громко зевают во весь рот. Разговоры шепотом сменяются громогласным хохотом и криками.

Не успеваю я шикнуть на одноклассников, как замечаю уведомление.

Школьная почта. Новое письмо.

Сердце выпрыгивает из груди. Только бы это был ответ от мистера Кея, нашего учителя математики! Вчера, уже после полуночи, я в отчаянии отправила ему письмо с вопросом об одной из дополнительных задач. К сожалению, все мои вкладки по-прежнему открыты, и древний ноут недоволен: приходится раз двадцать нажать на значок почты, чтобы пропал радужный диск загрузки. Я вижу имя отправителя, и надежда сменяется гневом.

Джулиус.

Резко поворачиваю голову и смотрю на него, но он отвернулся и болтает с красивой девочкой, соседкой по парте. Он смеется, а мне хочется подойти, схватить его за плечи, вонзить ногти в гладкую нежную кожу и как следует его встряхнуть. Так, чтобы остались следы… Чтобы он почувствовал, чтобы ему было больно! Хочется его уничтожить!

– Сэйди. – Голос Эбигейл звучит будто издалека, хотя она сидит совсем рядом. – У тебя вена на виске набухла так, будто сейчас лопнет. Тебе бы к врачу сходить.

Я не отвечаю. Она наклоняется и читает письмо на экране.

– Черт, – выдыхает она, – этот парень, кажется, считает своей миссией трепать тебе нервы.

Я презрительно фыркаю, но звук получается такой, будто я подавилась.

Джулиус все еще хихикает со своей симпатичной соседкой.

«Представь себя в безопасном месте, – мысленно напоминаю я себе. – Помни о безопасном месте. Представь свое светлое будущее».

Но когда я пытаюсь нарисовать в воображении большой дом с солнечными комнатами и легкими занавесками, перед глазами стоит лишь ухмыляющееся лицо Джулиуса, его черные глаза, надменные скулы и кривая усмешка. Он прекрасен и ужасен, как те яркие цветы, которые, как выясняется, едят насекомых.

Тогда я растопыриваю пальцы над клавиатурой и начинаю яростно печатать, ударяя ногтями по клавишам. Вот оно, мое успокоение, мое убежище и противоядие гневу. Мне, в отличие от других, отлично известно, что я не святая. Вовсе нет! Я выпускаю свою ярость в черновиках электронных писем. В них я могу быть сколь угодно жестокой, мелочной и беспощадной, ведь мне никогда не хватит смелости их отправить. В черновиках я пишу все, что приходит в голову.

– Доброе утро, мистер Кей!

Услышав имя учителя, вздрагиваю и возвращаюсь к реальности. Отрываюсь от ноута и вижу мистера Кея: тот проходит по коридору мимо класса и машет нам рукой.

Быстро сохраняю черновик. Этот уже пятьдесят седьмой по счету. Большинство черновиков – письма Джулиусу, но есть и другие, для одноклассников и учителей, которые в прошлом сильно осложняли мою жизнь.

– Мистер Кей! – кричу я и так резко срываюсь с места, что ударяюсь о парту коленкой. – Погодите, мистер Кей… – Пытаясь не морщиться от боли, выбегаю в коридор и догоняю его.

– Сэйди. – Он смотрит на меня, как дедушка на разыгравшуюся внучку, – настороженно, но терпеливо. Он мне и правда в деды годится, хотя точно определить не выходит: он красится в черный цвет.

– Простите за беспокойство, – выпаливаю я, – но вы получили мое…

– Письмо? – договаривает он. Брови у него седые, в отличие от волос. Они медленно ползут вверх по широкому лбу. – Да, получил. Ты часто не спишь в час ночи?

– Нет, что вы, конечно, нет. – Вообще-то, я часто ложусь даже позже этого времени, но не хочу вызвать подозрения. Не хватало еще, чтобы этот разговор перерос в беседу о важности режима сна. Мне просто надо знать, правильно я ответила или нет. – Так вот, насчет шестой задачи…

– В учебнике ошибка, – отвечает он. – Не переживай, Сэйди, ты правильно все посчитала. Ответ девяносто два. Я скажу об этом в классе, хотя, кажется, никто, кроме вас с Джулиусом, не решал дополнительную задачу.

«В учебнике ошибка». Существует ли более прекрасное сочетание слов? Чувствую себя так, будто по телу разливается солнечный свет… Меня охватывает огромное облегчение, эйфория, даже упоминание Джулиуса не смущает.

– О боже, это замечательно, – искренне восклицаю я. – Я… спасибо большое, мистер Кей! Я сто раз пересчитала, попробовала восемь разных методов…

– Не сомневаюсь. – Уголки его губ ползут вверх в легкой усмешке. – Это все?

– Да, – бормочу я и улыбаюсь до ушей. – Да, и еще раз спасибо. Вы даже не представляете… вы спасли мой день!

По-прежнему улыбаясь, возвращаюсь в класс. Высокий пучок подпрыгивает в такт пружинящей легкой походке. Да, утро не задалось, но теперь все хорошо. Теперь я довольна.

Меня даже не волнует, что в классе царит полный кавардак и Рози с подругами отодвинули парты, в том числе мою, чтобы снять видео, как они крутятся на месте. Для чего – неясно. Я просто жду, когда они закончат крутиться, и сама расставляю парты как было.

– Какая быстрая смена настроения, – глядя на меня, замечает Эбигейл. – Мистер Кей дал тебе денег?

– Лучше: в учебнике была ошибка! – Я счастливо выдыхаю. – Я была права!

Когда я наконец сажусь на свое место, то мельком замечаю, что мой ноутбук сдвинут. Хмурюсь. Присматриваюсь. Готова поспорить, что я закрывала крышку до конца, а не наполовину. Но потом приходит мисс Рэйчел и начинает рассказывать о будущей контрольной, и я обо всем забываю. Я слишком сосредоточена на планировании ответного шага в нашей с Джулиусом войне.