В музей китов я очень хотела попасть. Не потому, что сильно люблю китов. А потому, что мы обещали привезти Коле китёнка.
Не то чтобы мне Колю так уж хотелось порадовать. Но раз запланировали, будем выполнять.
Как только мы вошли в музей, я сразу направилась в сувенирный отдел. Выбирать китёнка.
На полке лежал странный игрушечный кит. Он не был похож на игрушечных китов, которых я видела в Москве. Они без пупырышек были и кругленькие такие, а этот – вытянутый, как будто рыба. А кит-то не рыба.
Гриша увязался за мной.
– А я хочу нарвала, – сообщил он, хватая с другой полки дельфина с рогом на голове.
– Мы завтра купим себе пухликов в зоопарке, – сказала я.
– А я и пухлика хочу, и нарвала, – заявил мой братец.
– А тебе не кажется, что ты СЛИШКОМ многого хочешь? – поинтересовалась я.
– Норма-а-ально, – протянул Гриша.
Это выражение прямо сводит меня с ума. Терпеть не могу, когда он так говорит. Поэтому я стукнула Гришу Колиным китёнком. А он меня – нарвалом. Я тогда взяла странного кита в серых пупырышках и ткнула им Гришу в плечо. В плечо! Это важно! Потому что он схватил белька и швырнул мне в голову!
В голову! Не очень-то честно! Тогда я закричала:
– Прекрати немедленно!
Но меня не было слышно, потому что где-то над ухом закричала мама:
– Дети, хватит!!!
«Дети»? «ДЕТИ»? Я – ребёнок?! Я тинейджер!
Да что она, в самом деле?! Я разозлилась так, что думала – лопну. Вот прямо посреди этого музея с китами. Я их всё равно не люблю! И музеи не люблю! И Исландию эту… с её китами! И… и… всех не люблю!
– Выбрали Коле сувенир? – спросила ласково мама.
Я молча сунула ей в руки китёнка, и мама направилась к кассе. Вернулась она с бумажным пакетом и горой каких-то проводов и коробочек, которые передала папе.
– Маша, возьми свои наушники! – сказал папа, протягивая мне одну коробочку.
– Я не люблю наушники! – прошипела я, но папа мне их всё равно всучил.
Пришлось надеть на голову. А мама включила кнопку на аппарате. Оказалось, что это аудиогид. Тётенька с неприятно добрым голосом поприветствовала нас в музее китов и пообещала рассказать всё самое интересное о них.
Я только пожала плечами. Её-то небось давно никто ребёнком не называл, может и о китах своих думать. А мне что делать?!
Родители и Гриша тоже надели наушники, и мы вошли в полутёмное помещение, откуда доносились резкие вскрики. Входим, а там – киты висят. Огромные такие! Белые, серые, тёмно-синие. Я сначала испугалась, может, это чучела?! Нет, киты были игрушечные, только в натуральную величину. И вообще такие… как настоящие. А запись вскриков звучала, чтобы мы поняли, как киты общаются в природе.
Тётенька в плеере начала рассказывать про дельфинов. Гриша тем временем подошёл к гигантскому кашалоту и засунул ему в рот голову.
– Мама! Сними меня! – громко прошептал он.
Мама, конечно, сразу наставила на него телефон. Как будто не она совсем недавно сердилась на нас, что мы ругаемся. Тут я вспомнила, что ещё злюсь на Гришу, нахмурилась и перестала слушать про дельфинов.
А потом стали рассказывать про косаток. Косатка висела чуть дальше. Красивая, чёрно-белая. Как в фильме «Освободите Вилли». Тётенька сказала, что косатки – опасные морские хищники. И бывали случаи, когда в их животах находили целого белого медведя! «Интересно, а маленьких мальчиков с именем на букву “Г” у них в животах не находили?» – подумала я.
Тётенька сообщила нам, что у косаток – матриархат. То есть главная там самка.
«Это хорошо», – одобрила я мысленно, наблюдая за тем, как Гриша щекочет пузико дельфина.
«А ещё косатки очень любят свои семьи и тоскуют без них, – добавила тётенька. – А теперь давайте посмотрим на нарвала!»
Жутковатое животное этот нарвал всё-таки. Вроде как дельфин, но из головы рог торчит. Вот зачем он ему нужен? Оказалось, что никто толком и не знает зачем. Учёные до конца не выяснили. Главное, что это не рог, а зуб. Точнее, бивень. И нарвал его использует по-разному. Иногда как орган осязания: зуб ему помогает формировать представление о мире. А иногда может оглушать им врагов. Но самое интересное, что благодаря этим бивнями люди в прошлом поддерживали веру в единорогов. Путешественники привозили бивни в подарок своим правителям. Вот, мол, рог единорога вам, правители дорогие.
Это было любопытно!
Тут ко мне подошёл Гриша и спросил, про кого я слушаю.
А у меня как раз про кашалота было – какой он опасный и что у него фонтан из спины.
– А я ещё про нарвала, – вздохнул Гриша. – Но я перемотаю.
– Зачем? – удивилась я.
– А мне приятно с тобой одно и то же слушать!
Я только фыркнула презрительно. А потом перешла к горбатому киту. Он был в каких-то странных наростах.
«Это тот самый, с пупырышками, – вспомнила я. – Который в сувенирном продавался».
Тётенька сказала, что наросты на морде кита – это паразиты. А ещё что горбатый кит, или горбач, который так называется потому, что у него на спине плавник, похожий на горб, – вымирающий вид. Мало их осталось. Хоть и занесены в Красную книгу, а всё равно исчезают. Бывают сезоны, когда у них совсем не появляется потомство…
Вид у кита был печальный, как будто ему было страшно грустно, что он вымирает. Тёмный, почти чёрный, с жуткими пупырышками на морде, он глядел на нас, сощурившись, словно прощался.
А под китом на диванчике сидела печальная мама. Наушники висели у неё на шее, а сама она что-то говорила папе, который фотографировал горбатого кита.
– Ругаются, понимаешь, всё время ругаются. Как мне грустно из-за этого, нет слов!
Видимо, кит на всех так печально действовал, и я перешла к последнему экспонату. Огромному-преогромному киту. «Синий кит! – объявила тётенька. – Самое большое животное на планете!»
– Вот и неправда! – громко сказал Гриша. – Самое большое животное на планете – это гриб!
– Гриб не животное! – возразила я.
– У него грибница знаешь какая! – не унимался Гриша.
Я оглянулась на маму. Она молча смотрела на нас с таким видом, что её тоже хотелось занести в Красную книгу.
– Пойми ты, – прошипела я Грише. – Грибы – отдельное царство!
– Ну и что! Самый большой – гриб!
– Сам ты гриб!
– А ты кит! – буркнул Гриша.
«Удивительное дело, но самое огромное животное на Земле – размером с баскетбольное поле – питается планктоном! Едой размером со скрепку!»
Мы с Гришей замолчали. Я представила себе поле и скрепку на нём. Ведь если такая скрепка всего одна, её даже можно не заметить!
«А новорождённый китёнок весит как язык взрослого кита – три тонны!»
– То есть если оторвать киту язык, а вместо него пришить китёнка, нормально будет? – спросил Гриша с серьёзным видом.
– Что?!
Меня разобрал смех.
– Да я не в смысле…
– Гриша!
Я смеялась всё громче. Громче даже китовых песен, которые доносились из репродуктора. Ну надо же было такое сморозить, а?!
– Да я в смысле, что он поместится там, во рту, – попытался возразить Гриша, но тут его тоже пробрало, он стал хохотать.
И мы смотрели друг на друга и хохотали, а потом подошла мама. И папа. Мы им рассказали про китовый язык, и они тоже начали смеяться, а Гриша стал высовывать язык и приговаривать, что у него во рту новорождённый Гриша. Вот такой же, как сейчас, с рюкзаком и в кроссовках, только маленький.
И мы опять развеселились, и я вдруг подумала, что наша семья иногда похожа на баскетбольное поле, а ссора – на скрепку. Если всего одна, то можно её и не заметить.