Глава 4 Волшебство и то, что ему мешает
Исландский язык – очень сложный. Вот, например, если приезжает человек в Рейкьявик, ему советуют: «Сходи на смотровую площадку в церкви». А дальше говорят название церкви. А оно такое: «Хатльгримскиркья»!
Бамс! И стоишь, придавленный названием. А потом добираешься до этой церкви, и она тебя бах! – ещё больше придавливает. Потому что она огро-о-о-омная. Высоченная. И похожа на гигантскую скалу. Или на извержение вулкана. В общем, на что-то огромное, серое и бесконечное. Я даже не смогла голову задрать, чтобы самый верх увидеть. Пришлось сесть на лавочку, а то голова кружилась.
Мы вошли внутрь. Билеты продавал очень весёлый дяденька, он всё время что-то забавное приговаривал, отчего каждый, кто покупал у него билеты, улыбался. А рядом с ним сидел другой, похожий на него, но помладше. У него был странный взгляд, и голова была свёрнута набок, он внимательно всех рассматривал сквозь очки с толстыми линзами и ничего не продавал. Рот его был полураскрыт, правая рука прижата к телу, а левая – засунута в карман джинсов.
– Смотри, – ткнул меня Гриша в бок. – Это, наверное, старший брат взял на работу младшего, чтобы ему дома не скучать, и нас всех ему показывает.
Внутри церкви было пустовато, как в гигантской пещере, только скамейки по обеим сторонам у прохода. Мама уже рассказывала нам про протестантов, в Риге мы видели такую церковь. Вот и тут почти не нашлось икон – всего две штуки, зато были большие окна и такой высокий потолок, что, казалось, под ним можно летать на самолёте. Ну или на вертолёте, маленьком таком, игрушечном. Чайки точно могли бы свободно реять над нашими головами внутри собора.
Наверное, столько места нужно для того, чтобы душа человека могла полетать внутри церкви во время службы, пообщаться с другими душами, поспрашивать, как у них дела, и снова нырнуть в прохладный воздух, отдохнуть от тела, где ей, может быть, тесновато (особенно когда мы носим куртки). Интересно, а танцевать душа умеет?
Я представила себе, что души людей похожи на чаек, которые витают под потолком. Вот они сделали один круг, другой, а потом зазвучала музыка, и они стали танцевать что-то красивое. Например, менуэт.
Откуда эта музыка? Я огляделась. За моей спиной стоял огромный орган, его фотографировали туристы. Но на нём никто не играл.
Просто он был такой красивый и внушительный, что при взгляде на него внутри человека начинала звучать музыка.
Папа сел и стал молча осматриваться. Потом он прикрыл глаза, совсем как мама возле трапа, когда вдыхала океанский воздух. Может, папа тоже слышал молчаливую музыку органа, а может, наблюдал за чаячьим менуэтом.
Гришка попытался дотянуться сначала до органа, потом до статуи, потом до деревянного резного балкончика, на котором должен стоять священник во время проповеди, но, когда мама шикнула на него три раза, плюхнулся рядом с папой и стал что-то спрашивать. А я отправилась фотографировать необычную икону, она была как будто из витражей. Мне хотелось показать фотографии моей школьной учительнице по истории искусств.
Потом мы поднялись по высоченной лестнице почти на самый верх.
Внизу был Рейкьявик. Он казался таким маленьким! Дома крошечные, много красных крыш. Папа показал мне домик, кровля которого заросла травой, причём по краям она была зелёной, а в серединке – желтоватой «Это сено, – объяснил папа». А я разглядела у этого домика пегих лошадок. Какие хорошенькие они были! Крошечные, как лошадки эльфов. Наверное, они жили в этом домике. Я представила себе разговор лошадок:
– Что у вас сегодня на завтрак?
– Как всегда, крыша!
– Уфф, хорошо, что не забор!
Но больше всего мне понравился тёмно-синий океан, а за ним – огромные загадочные горы.
– У-у-у! – гудел ветер под крышей, словно приветствуя нас.
– У-у-у! – отвечал ему со смехом Гриша, а ветер сдувал с него капюшон.
После мы спустились и прошли мимо статуи какого-то дяденьки. Мама попросила меня записать в блокнот его имя (на статуе было написано «Leifur Eriksson»), чтобы дома почитать о нём. «Это известный исландский исследователь и мореплаватель», – добавила она.
И мы двинулись мимо этих самых домиков, которые сверху казались крошечными. Честно говоря, вблизи они тоже выглядели как игрушки: разноцветные – жёлтые, синие, зелёные, похожие на глиняные сувенирные домики, с красными или серыми крышами. Совсем малыши по сравнению с гигантской Хатльгримскиркьей.
В одних домиках были кофейни. В других продавали сувениры, и возле них стояли огромные статуи викингов или ту´пиков – чтобы привлекать внимание туристов. В третьих продавали исландские свитера лопапейса из овечьей шерсти. Возле одного такого магазинчика мы увидели корзинки с клубками шерсти, чтобы любой человек мог их потрогать и убедиться: это самая настоящая колючая шерсть.
А ещё нам попался домик – магазин фотографий. У него на стене было растянуто огромное чёрно-белое фото с двумя толстенькими овцами. Я сама фотографироваться не люблю, но попросила маму снять меня с овечками. Куда ж я без них, без моих любимых?
Чтобы было не скучно идти, мама предложила играть в «домики». Это когда выбираешь себе какой-то красивый домик (любой), а потом остальные рассказывают, что в нём привлекательного. А ты говоришь, угадали они или нет. И только я выбрала себе тёмно-синий домик, у порога которого лежал дверной коврик с овечкой, и хотела загадать его своей семье, как Гриша сказал:
– Есть хочу!
– Потерпи, мы уже скоро дойдём до музея, – сказала мама.
– Так вот, отгадайте, что хорошего в домике, – начала я.
– Но я СЕЙЧАС хочу! – перебил меня Гриша.
– Ты же недавно завтракал, – удивился папа.
Я оглянулась на домик. Мы почти прошли его.
– Тут ТАК вкусно пахнет отовсюду, – жалобно сказал Гриша.
– Так вот, я там видела домик, – громко повторила я.
– Я сейчас УМРУ от голода, – заныл Гриша. – Хочу есть, хочу есть, я ОЧЕНЬ СИЛЬНО хочу есть.
Родители свернули в переулок направо, и домик скрылся из виду. Мне захотелось чем-нибудь треснуть Гришу. Но я сдержалась. Тинейджера не так легко вывести из себя!
– Ой, это, похоже, российское посольство, – заинтересовался папа, когда мы проходили мимо белого дома, у которого я не нашла ни флюгера, ни коврика – ничего подходящего для «игры в домики». – Погодите, я сфотографирую.
Гриша прижался к маме и проговорил:
– Я такой голодный, что сейчас готов съесть эти цветы. Они съедобные?
Мама покачала головой, порылась в кармане и вдруг обрадовалась:
– О, у меня ещё «Киткат» остался с самолёта! Будешь?
– Нет, – вздохнул Гриша. – У меня не такой голод, чтобы на шоколадку его хватило. У меня такой голод, что его хватит на большой вкусный бутерброд с ветчиной, сыром, маринованным огурчиком, помидором и салатом. Ну вот, зря я это сказал. У меня теперь слюнки потекли…
Папа вернулся и сообщил, что видел возле некоторых домов кусочки лавы прямо у порога.
– А вон, смотрите, посольство Гренландии! – с восторгом сказал он. – У входа герб с белым медведем.
– А сам дом похож на ледяной кубик, – улыбнулась мама.
– А посольства Еды тут нету, случайно? – спросил Гриша жалобно.
– Всё, мне надоело, пойдёмте его кормить! – Папа резко свернул в какой-то переулок.
– Но мы же хотели пообедать позже, – растерялась мама. – После музея китов!
– Он хочет сейчас, – отрезал папа. – И мне надоело про это слушать. Решим проблему – пойдём дальше.
Вот тут я разозлилась страшно. Так нечестно! У нас по плану обед позже. А Гриша план нарушает! Ну ладно, допустим, он ноет. Но то, что папа его поддержал… Вот где самая страшная несправедливость. А я-то ещё надеялась на папу, что он будет строгим с Гришей. Ну или хотя бы строгим с планом, который мы с ним совсем недавно и составили.
– Ты чего надулась? – спросил папа. – Тоже есть хочешь?
– Отстаньте от меня! – рявкнула я.
Всё шло наперекосяк. Был такой прекрасный план. И вот на тебе! Гриша его рушит, а папа… папа помогает!
– Точно есть хочет, – сказала мама. – Она всегда такая злая, когда голодная.
– Надоели вы мне все! – закричала я и быстрыми шагами пошла вперёд.
Родители заторопились за мной.
– О, вон там можно бутерброд купить! – обрадовался папа. – Маша, спасибо, что привела нас к этому месту.
Час от часу не легче!
– Думаешь, там есть маринованные огурчики? – спросил Гриша тоном умирающего енота.
Не знаю, почему енота, просто в голову пришло. Лучше уж такая мысль, чем желание отобрать у статуи викинга булаву и треснуть Гришу по шее.
– Ну вот пойдём и посмотрим, – примиряющим голосом сказала мама. – Заодно глянем, что там есть для Маши.
Я подумала, что Исландию не зря называют страной вулканов. Так и хочется взорваться!
Родители вошли в кафе. Там можно было собрать бутерброд самому, то есть назвать, что ты хочешь, чтобы положили на хлеб – сыр, ветчину или…
– Маринованные огурчики! – с восторгом заорал Гриша.
«Енот-то ожил, – подумала я мрачно. – Огурчиков захотел».
Но я не собиралась смотреть ни на енота, тьфу, то есть на Гришу, ни на родителей, которые поддержали его дурацкий план. Сидела себе на стуле отдельно от всех, глядела в окно на церковь, которая виднелась вдали, и печалилась. И вдруг передо мной возникла пачка печенья с шоколадными кусочками. Не знаю, как возникла. Я сама удивилась. Потом оглянулась. Оказалось, его мама принесла. Купила там же, где бутерброды продают. Папа взял одно, мама второе. Я хотела сначала отказаться, но потом всё-таки протянула руку и взяла печенье. Оно было очень вкусным. И волшебным. Потому что немного потушило мой внутренний вулкан.