С тех пор как в воскресенье Хэтти вернулась в Оксфорд, подходящего времени для разговора с подругами не случилось. В понедельник они встретились в Норэм-Гарденс на еженедельном собрании ячейки суфражисток. Растрепанная Люси открыла дверь, меча громы и молнии: похоже, из-за их недавней публикации у «Манчестер гардиан» возникли неприятности. Вполне ожидаемо, ведь мало что способно взбесить общество больше, чем женщины, открыто требующие права считаться людьми перед законом. Разумеется, все собрание они обсуждали, как ячейки по всей Британии должны реагировать на общественный резонанс, и Хэтти не могла просто встать и сказать: «Я удрала от своего личного охранника – в который раз – и целовалась с Блэкстоуном, а теперь он придет с визитом в дом моих родителей».
Весь вторник Хэтти переживала из-за того, чем же заменить бездарную «Персефону». Мать, разумеется, настояла на ее присутствии в субботу, потому что успела сообщить всем друзьям и подругам, что Хэтти выставит новую картину. Наконец девушка остановила выбор на чрезвычайно скучном и безопасном варианте: акварель с натюрмортом из фруктов и овощей в деревянной миске.
В среду у Хэтти разболелась голова, и она осталась дома.
В четверг Люси объявила, что лорд Баллентайн предложил свозить ее в Италию, потому что пережидать бурю, поднявшуюся вокруг публикации, лучше на южном пляже. Как ни странно, она согласилась. Пока Хэтти ей советовала, какие шляпки и платья взять с собой и где в Неаполе купить самые модные ткани, признание жгло горло огнем, но в слова так и не оформилось.
В пятницу Хэтти не выдержала. Она уговорила тетушку написать красивое приглашение и отправилась в жилое крыло колледжа Сент-Джонс, где проживала Катриона.
Подруга сидела за отцовским письменным столом, по обыкновению завернувшись в потрепанную клетчатую шаль клана Кэмпбеллов и собрав в небрежный пучок волосы цвета воронова крыла. Она разглядывала через лупу старую книгу.
У Хэтти буквально камень с души свалился.
– Слава богу, ты дома!
Катриона обернулась и моргнула, точно сова, разбуженная среди бела дня.
– Хэтти. – Голос ее звучал хрипло, словно сегодня она еще ни с кем не разговаривала. – Извини, забыла, что ты придешь. – Она поднялась и надела очки в металлической оправе. – О твоем охраннике уже позаботились?
– Экономка повела его на кухню, так что, полагаю, он пьет чай. И ты ничего не забыла – я пришла без приглашения. – Хэтти открыла ридикюль и выудила из него небольшой конверт. – Хочу позвать тебя на матинэ. Приходи завтра в наш особняк на Сент-Джеймс. Извини за позднее уведомление, но будут играть Шопена – ты ведь любишь Шопена, правда?
Катриона все еще держала в руке увеличительное стекло, сама того не замечая. Наконец она спохватилась, посмотрела на лупу, потом на конверт, который Хэтти сунула ей прямо под нос.
– Спасибо. К сожалению, завтра…
– И ты должна рассказать мне все-все про свои раскопки в Тунисе, – добавила Хэтти. – Мне очень интересно!
Катриона уставилась на подругу поверх очков.
– Раскопки проходили в Суре. Это город на Ближнем Востоке. – В ее голосе прорезался шотландский акцент.
– Еще интереснее! – выпалила Хэтти.
Подруга не сводила с нее пристального взгляда.
– В чем дело, Хэтти?
Девушка надула губы.
– Почему ты сразу подозреваешь худшее?
Потрясающие ярко-голубые глаза Катрионы резко контрастировали с прямыми черными ресницами. Обычно она прятала их очарование под очками или отгораживалась от собеседника отстраненным взглядом, говорившим о том, что мысли ее заняты скорее старым пергаментом из Туниса или Тира, чем разговором. Теперь же взгляд стал пристальным, в глазах читался острый ум.
– Ты влипла в неприятности и считаешь, что я могу помочь, – сказала она и кивнула в сторону кресел «честерфилд» перед остывшим камином. – Присаживайся. Я раздобуду нам чаю.
Катриона не стала звонить в колокольчик и пошла на кухню сама, а Хэтти уселась в скрипучее кожаное кресло и оправила юбки. Впервые за неделю ее пульс замедлился до нормального ритма. В кабинете профессора Кэмпбелла стояла полная тишина, ненарушаемая даже тиканьем часов; низкий потолок и толстые старые стены надежно защищали от внешних звуков. В воздухе витали запахи исписанной чернилами бумаги и лавандового мыла Катрионы. Витражные окна выходили в огороженный стенами сад, солнечные лучи лежали на потертых половицах красными и синими пятнами. В этой комнате царил вечный штиль, обещавший гостям надежную защиту от любой непогоды. Вряд ли подобное жилище приличествовало шотландскому графу и его наследнице, зато их ученым умам соответствовало вполне: так и видишь отца с дочерью в креслах у камина, в котором потрескивает огонь, оба погружены в чтение и время от времени поправляют очки или поднимают взгляд, чтобы сказать что-нибудь умное. Похоже, Катриона для профессора Кэмпбелла была тем же, что и Флосси для Джулиана Гринфилда – ярой сторонницей интересов своего отца с самой колыбели. Нынешние проблемы Хэтти она сочтет в лучшем случае несерьезными. К возвращению Катрионы, осторожно несущей маленький поднос, девушка набралась решимости.
– Ты права! – выпалила она, дождавшись, пока подруга нальет чаю и сядет. – Я влипла, и мне нужна твоя помощь. На матинэ придет Блэкстоун, а я не могу встретиться с ним одна и притвориться больной тоже не могу, потому что мама запретила!
– Блэкстоун? – Катриона отставила чашку, заинтересовавшись. – Тот коммерсант, который одолжил лорду Баллентайну деньги на покупку «Лондонского печатного двора»?
– Он самый.
– Почему ты не хочешь с ним встречаться одна?
Хэтти опустила взгляд на сцепленные на коленях руки.
– Мы с ним поцеловались.
Катриона ахнула.
– Давай поподробнее!
И Хэтти рассказала про побег от мистера Грейвса, про надежду увидеть «Офелию», про поцелуй. И про потрясение, которое испытала, узнав, что Блэкстоун придет на матинэ.
Катриона молчала бесконечно долгую минуту.
– Ну и ну, – наконец сказала она, – ситуация и правда критическая.
К счастью, у Катрионы имелась редкая способность изучать любую, даже самую критическую ситуацию, отринув лишние чувства, словно некий археологический артефакт. Хэтти следовало поговорить с ней гораздо раньше.
– А где была тетушка во время твоей, так сказать, экскурсии? – осведомилась Катриона.
Хэтти отвела взгляд.
– У нее создалось впечатление, что я рисую в своей студии под надзором мистера Грейвса, и она отправилась пить чай и играть в бридж. После тетя обычно любит вздремнуть. Я не собиралась уходить надолго!
На лице Катрионы отразилось одновременно неодобрение и разочарование.
– Когда-нибудь ты угодишь в жуткие неприятности.
– Да, причем уже завтра! – Хэтти бросила на нее умоляющий взгляд. – Пообещай, что придешь! В присутствии близкой подруги я не буду так нервничать.
– Вряд ли мистер Блэкстоун накинется на тебя прямо в гостиной твоих родителей, – заметила Катриона. – Особенно учитывая, что первый раз вышел по недоразумению.
При мысли о том, что Блэкстоун может снова на нее накинуться, Хэтти обдало жаром. Увы, она вспоминала о его поцелуе слишком часто.
– Рационального объяснения у меня нет, – призналась Хэтти, – и я знаю, что веду себя глупо, но при мысли о встрече с ним у меня внутри все замирает и руки дрожат. Если ты придешь, мои нервы наверняка будут гораздо спокойнее.
Катриона смерила ее долгим непроницаемым взглядом.
– Пожалуй, без подруги тебе не обойтись, – наконец сказала она. – Однако, как я уже говорила, завтра у нас с отцом встреча в Королевском научном обществе. Почему бы тебе не позвать Аннабель?
– Она готовится к отъезду во Францию на все лето. К тому же мама ни за что не позволит мне пригласить на такое неформальное мероприятие герцогиню!
– Хм. – Катриона покусала ноготь и застенчиво отдернула руку. – Берлингтон-хаус всего в полумиле от особняка твоих родителей…
– Ну да! – поспешно подтвердила Хэтти.
– Так что я вполне могу успеть, если уйду сразу после концерта.
– Конечно!
– А вот на ланче, боюсь, тебе придется справляться самой.
Он не появился ни перед концертом, ни во время него. Все сорок минут Хэтти нервничала и потела под Шопена и Брамса, а Блэкстоун самым возмутительным образом отсутствовал.
– Не понимаю, – пожаловалась она Катрионе, плетясь в хвосте длинной вереницы гостей в столовую. – Почему он пренебрег маминым приемом, хотя сперва приглашение принял?
– Может, заболел? – прошептала Катриона.
– Вид у него был вполне цветущий.
– Лучше спроси у матери. Ей наверняка известна отговорка, которой он отделался.
– Не хочу рисковать, проявляя лишний интерес.
Хэтти даже радовалась, что Блэкстоун не пришел. Мать нарядила ее в блеклое зеленое платье – цвет ей шел, однако фасон был ужасен. Рукава – слишком пышные сверху, внизу подола – целых два ряда оборок, на лифе – буйство кружев. По отдельности эти детали смотрелись бы прекрасно, но все вместе производили удручающее впечатление. И, разумеется, платье обтягивало девушку слишком сильно. Иногда она задавалась вопросом: то ли мать совершенно лишена чувства стиля, то ли сознательно делает из нее чучело. Даже Катриона в простом темно-синем бархатном платье выглядела более элегантно, хотя в моде разбиралась слабо.
Из боковой залы доносились звуки струнных инструментов, гости разбились на группки и брали закуски с подносов, которые разносили бесшумные лакеи. Поскольку ланч был неофициальный, женщины в сопровождении не нуждались. Мать в компании тетушки беседовала с юной миссис Эсторп и миссис Хьювитт-Кук, американкой. Они расположились аккурат рядом с мольбертом, где стоял очень большой и весьма посредственный натюрморт Хэтти – миска с фруктами и овощами.
Хэтти поежилась и взяла Катриону за руку.
– Успеваешь подкрепиться? Может, бокал сидра или шампанского? И давай посмотрим, что там с закусками.
Взгляд Катрионы скользнул к часам с маятником между двумя сервантами, которые в данный момент использовались как столики для фуршета.
– Бокал сидра, – решила она.
Хэтти потягивала холодный терпкий напиток из фужера на длинной ножке, и ее щеки медленно остывали. От аппетитных запахов заурчало в животе. Еда выглядела очень заманчиво: исходящие паром серебряные супницы, тарелки с холодной мясной нарезкой и пироги с золотистой корочкой, красиво расставленные между композициями из оранжерейных цветов. Вероятно, декором занималась Мина. Еще более соблазнительными казались многоярусные блюда на соседнем столе: горшочки с тушеными фруктами, пирожные с кремом и конфеты в шоколадной глазури…
Хэтти застыла, заметив краем глаза темную фигуру. По спине прокатилась волна паники. В дверях стоял он! При появлении гостя в кожу девушки словно впились тысячи иголок.
– Думаю, он здесь! – прошептала она, не шевеля губами. – Не смотри!
Катриона сделала глоток сидра, и ее взгляд скользнул в сторону.
– Вот это да!
Они повернулись к дверям спиной, притворившись, что выбирают закуски. Хэтти не видела перед собой ровным счетом ничего.
– Теперь ты понимаешь, почему я сперва приняла его за пирата?
– Честно говоря, нет, – пробормотала Катриона, слегка замявшись.
– Неужели?
– На головореза он не похож, Хэтти.
– Не похож, – признала девушка. – Но ведь он не джентльмен!
– Ты говорила, что он шотландец. Наверное, из горцев. В килте он выглядел бы весьма впечатляюще.
Хэтти захлопала глазами. Ну и воображение у Катрионы!
– Как ты узнала, что он горец?
Катриона улыбнулась немного смущенно.
– Когда горец входит в комнату, полную англичан, у него весьма характерный взгляд – острый, как палаш. Он словно говорит: вы разбили нас при Каллодене, однако дух наш не сломлен.
У Хэтти отвисла челюсть.
– Так вот о чем ты думаешь, входя в комнату, полную англичан?
– Зря волнуешься, – заверила Катриона. – Моя мать – уроженка Сассекса. К тому же я чаще бываю в Оксфорде, чем в Эпплкроссе. – Она бросила взгляд через плечо. – Можешь смотреть, он занят беседой с твоей матерью.
Пальцы Хэтти стиснули фужер.
– О нет!
– Это ничего не значит – он просто здоровается с хозяйкой.
Катриона посмотрела на часы.
– Прошу, останься!
– Извини, – сказала Катриона скрепя сердце, – мне и правда пора. – Она поставила пустой фужер на проплывающий мимо поднос. – Можешь проводить меня до дверей, а потом уйти и спрятаться в своей комнате?
– Да, – пробормотала Хэтти, чувствуя дурноту. – Отличный план.
Она избегала смотреть на гостя, пока шла мимо. Она избегала смотреть на него, пока Катриона прощалась с хозяйкой. Несмотря на легкое головокружение, Хэтти услышала, как мать велит лакею проводить Катриону до дверей. Обменявшись с подругой беспомощным взглядом, она покорилась неизбежному.
– Хэрриет, я хочу познакомить тебя с мистером Блэкстоуном, – объявила мать. – Мистер Блэкстоун – лондонский коммерсант. Мистер Блэкстоун, позвольте представить вам мисс Хэрриет Гринфилд, нашу вторую по старшинству дочь.
Хэтти посмотрела в невозмутимые серые глаза, и ее сердце пустилось вскачь. Блэкстоун выглядел ровно так же эффектно, как ей запомнилось: бледная кожа, темные брови, широкие скулы. Губы хорошо очерченные, но не полные. Почему же они такие нежные? Даже думать об этом было ошибкой! В его глазах мелькнуло понимание, и воспоминание о поцелуе разгорелось между ними, словно огонь на тлеющих углях. Похоже, жаром обдало всех присутствующих.
Хэтти опустила пылающее лицо.
– Сэр.
– Мисс Гринфилд.
Голос у него был ниже, чем ей запомнилось. Хэтти бросила робкий взгляд из-под опущенных ресниц. Сегодня Блэкстоун оделся в темно-синий сюртук, бордовый галстук, серый жилет и бежевые брюки, волосы тщательно зачесал назад. Впрочем, добропорядочности это ему не прибавило. Неукротимый нрав сочился из всех пор, и одеждой его было не скрыть. Катриона права: килт и палаш пошли бы ему больше, эффектно подчеркивая, а не скрывая натуру…
– Мисс Гринфилд, – прервала размышления Хэтти миссис Эсторп. – Миссис Гринфилд упомянула, что вы все еще учитесь в Оксфорде?
В карих глазах миссис Эсторп сияло неподдельное любопытство. Молодая женщина, почти ровесница Хэтти, уже несколько лет была замужем за промышленным магнатом вдвое ее старше. Вероятно, женщина с университетским образованием казалась ей пришельцем с другой планеты.
– Да, – ответила Хэтти. – В колледже Леди-Маргарет-Холл. На прошлой неделе закрыла летний семестр.
– Как мило, – заметила миссис Хьювитт-Кук, американка. – А сколько сейчас всего студенток?
Красивая брюнетка, по возрасту ближе к матери Хэтти. Модное бордовое платье туго облегало ее фигуру – вероятно, так и было задумано. Хэтти вперила взгляд в брошь на груди собеседницы, чтобы не смотреть на Блэкстоуна.
– В колледжах Соммервиль-Холл и Леди-Маргарет-Холл числится двадцать пять женщин.
– Веселая у вас компания! – пылко воскликнула миссис Хьювитт-Кук. – Вы наверняка славно проводите время. Расскажите, каково это – быть новой женщиной?
На языке Хэтти завертелось слишком много ответов, но подходящего не было… На ум пришла крыса, которую она хотела завести в качестве домашнего питомца, однако передумала, потому что прямо перед началом семестра узнала, что идея не новая – белая крыса уже сидела на плече у какой-то студентки. Она почувствовала тяжелый взгляд Блэкстоуна и промямлила, поправив волосы:
– Весьма занятно… Быть новой женщиной весьма занятно.
– Могу себе представить! – откликнулась миссис Хьювитт-Кук. – Среди синих чулок наверняка попадаются феерические личности.
Уловив подколку, мать Хэтти напряглась.
– Может, одна или две, – заметила Хэтти. – По большей части мы совершенно прозаичны.
Миссис Хьювитт-Кук негромко рассмеялась.
– О, миссис Гринфилд, она очаровательна!
– Женское высшее образование вызвало сильный резонанс, – с прохладцей проговорила Адель. – На самом деле в университете молодых женщин блюдут больше, чем где-либо еще. Хэрриет, к примеру, нигде не появляется без сопровождения миссис Гринфилд-Каррутер, – она кивнула на тетушку, – и, разумеется, всегда находится под бдительным оком личного охранника.
При этих словах левая бровь Блэкстоуна чуть поднялась.
– Приятно видеть, как женщины развивают свои таланты, – сказала юная миссис Эсторп. – Мы тут как раз восхищались вашей картиной, мисс Гринфилд.
Все обернулись, чтобы посмотреть на ученическую работу, которую Хэтти с таким трудом выбрала на замену злосчастной «Персефоне». Деревянная миска с плохо проработанной фактурой, скучный набор фруктов и овощей.
Блэкстоун взглянул Хэтти в глаза.
– Это нарисовали вы?
Она подумала о том, сколько произведений искусства собрано в одной только приемной Блэкстоуна.
– Да. – «Знал бы он, что я могу рисовать намного лучше!»
– Замечательно, – вежливо отозвалась миссис Хьювитт-Кук.
Натюрморт вовсе не был замечательным, и Хэтти это прекрасно понимала, но признать перед гостями не могла, поэтому улыбнулась и поблагодарила:
– Спасибо, мэм.
– В чем символизм вашей картины? – осведомилась миссис Хьювитт-Кук. – Никак не могу разгадать.
Хэтти смутилась.
– Символизма в ней нет.
– А как же тыква? – Миссис Хьювитт-Кук указала изящным пальчиком. – Она созревает гораздо позже, чем изображенные на картине фрукты и овощи. Почему вы включили ее в композицию?
Теперь все уставились на тыкву, столь бесстыдно выпуклую и выкрашенную в телесный цвет.
– Полагаю, ее форма удачно вписалась в изобразительный ряд, – немного резко ответила Хэтти.
– Какое нестандартное решение! – проговорила миссис Хьювитт-Кук.
– Наша Хэрриет очень талантлива, – громко сказала тетушка. – Я твержу мистеру Гринфилду, что не каждый обязан смыслить в цифрах и ценных бумагах. В ее годы у меня тоже не было склонности к коммерции, и все же я благоденствовала. Некоторые из нас созданы украшать мир кистью для живописи или иглой для вышивания, а не извлекать из него пользу с помощью практичного ума.
Хэтти стояла молча, чувствуя, как пылают щеки. Мать тоже лишилась дара речи. Мисс Хьювитт-Кук, похоже, решила проявить жалость.
– Мистер Блэкстоун, – с улыбкой повернулась она к коммерсанту. – Насколько я понимаю, у вас есть талант к выгодным вложениям?
Блэкстоун смерил миссис Хьювитт-Кук ироничным взглядом.
– Скорее да, чем нет.
– Тогда вы должны поделиться с нами секретами, – проговорила американка. – Мне бы так хотелось удивить мистера Хьювитт-Кука точным прогнозом состояния рынка!
Губы Блэкстоуна скривились в легкой усмешке.
– Не хочу утомлять вас деловыми разговорами, мэм.
– Тогда как насчет парочки изобретений, которые произведут следующую промышленную революцию? – С истинно американским упорством миссис Хьювитт-Кук отказывалась пасовать перед неучтивостью. – Хотя бы намекните нам, бесталанным, что за новые технологии грядут – разве это не занятно?
Она окинула взглядом их небольшую группу, требуя одобрения.
– Очень занятно, – пробормотала миссис Эсторп.
– Да-да, – без особого энтузиазма отозвалась Адель.
Лицо Блэкстоуна смягчилось лишь после того, как Хэтти едва заметно кивнула.
– Электричество, – объявил он.
Повисла пауза, и все взоры устремились на шотландца. Взгляд Блэкстоуна украдкой скользнул по комнате то ли в поисках лакея, разносящего крепкие напитки, то ли ища кратчайший путь отхода.
– Электричество, – повторила миссис Хьювитт-Кук и подозвала официанта, чтобы взять бокал розового шампанского. – Хотите сказать, нам стоит вложить средства в рынок электрических лампочек?
Блэкстоун взял с подноса стакан с янтарной жидкостью. Когда он поворачивался в профиль, становилось видно, что на затылке непослушные волосы одерживают победу над средством для укладки.
– Вкладывайтесь в акции компании, которая запатентовала процесс серийного производства термостойких насосов для питания паровых котлов.
Миссис Эсторп захлопала ресницами. На лице Хэтти проступило не меньшее недоумение.
– Насосы для питания паровых котлов, – четко выговорила миссис Хьювитт-Кук. – Вам удалось меня заинтриговать, поскольку я не поняла ни слова!
Любой нормальный мужчина улыбнулся бы и рассыпался в любезностях, но Блэкстоун был к этому не способен или же не пожелал следовать протоколу.
– Насос для питания парового котла является важным элементом электрогенератора, – пояснил он, – необходимым для превращения пара в электричество. Лет через десять в Британии и на континенте появятся сотни энергетических станций, и тогда мы сможем смело использовать электричество для освещения домов и для других нужд. – Заметив жадное любопытство миссис Хьювитт-Кук, он добавил: – Побочный продукт выработки электричества – тепло, поэтому электричество сможет заменить существующие способы нагрева в нынешних бытовых приборах – кухонных плитах, к примеру.
Сдержанность Блэкстоуна была нетипична для коммерсанта – Хэтти знала многих, которые с готовностью хватались за поднятую тему, желая выпятить собственную значимость, нежели раскрыть предмет разговора, и они в большей или меньшей степени разделяли убеждение, что женская аудитория должна им согласно кивать, окидывая восхищенными взглядами. Однако Блэкстоун в восхищении, видимо, ничуть не нуждался и голоса не повышал. Мужчина, невосприимчивый к женскому обаянию, – опасное существо, ведь больше бедняжкам себя защитить нечем. Заинтригованная миссис Хьювитт-Кук наблюдала за Блэкстоуном, словно за экзотическим животным, требующим немедленной классификации.
– Потрясающе, – пробормотала она. – С насосами понятно, но мой аппетит до новых знаний только вырос. Расскажите нам еще что-нибудь!
У Хэтти снова возникло неловкое чувство, что Блэкстоун ждет ее одобрения. Когда она кивнула, шотландец опустошил бокал и произнес:
– Двустороннее зеркало.
– Какое-какое? – переспросила тетушка.
– Зеркало, через которое можно смотреть, как через окно.
– Зачем нужно зеркало, через которое все видно?
– Видно лишь с одной стороны и при ярком свете, – пояснил Блэкстоун. – Другая показывает обычное отражение.
Миссис Хьювитт-Кук ахнула.
– Гениально! И где его можно купить?
– Пока нигде. Разработки только начались.
– Какой же от него прок? – воскликнула тетушка.
Блэкстоун чуть наклонился к ней.
– Полагаю, их станут использовать для наблюдения в полицейских участках и в универмагах, мэм.
– В универмагах! – возмутилась мать Хэтти. – Вы имеете в виду, чтобы шпионить за невинными покупательницами?
– Скорее, чтобы лучше понять своих клиентов, – сказал Блэкстоун. – Конкуренция между универмагами растет, и изучение покупательских предпочтений людей, которые не знают, что за ними ведется наблюдение, может помочь магазину увеличить объемы продаж.
Миссис Хьювитт-Кук покачала головой.
– Весьма умно, – пробормотала она. – Как вам удается так ловко мыслить на перспективу?
Блэкстоун слегка улыбнулся.
– Это просто. Нужно лишь помнить, что люди в основном руководствуются комфортом, тщеславием или жадностью. Любой товар, который удовлетворяет этим запросам, будет иметь коммерческий успех.
Последовала неловкая пауза.
– Полагаю, это довольно богопротивный взгляд на мир, – холодно заметила Адель.
Блэкстоун кивнул.
– Не зря говорят, что капитализм поклоняется лишь самому себе.
Тетушка хихикнула.
– Мистеру Блэкстоуну стоит познакомиться с нашей Флоренс, – сказала она Адели. – Им нашлось бы что обсудить.
– Сначала я хотела бы представить мистера Блэкстоуна мистеру Гринфилду, – резко проговорила Адель, переведя взгляд к дверям в залу, через которые как раз входил ее муж. – Извините, мы вас покидаем.
При виде того, как Блэкстоун приближается к отцу, беспокойство Хэтти взметнулось роем потревоженных пчел. Миссис Хьювитт-Кук со щелчком открыла веер с пластинками из слоновой кости.
– Господи, он просто дикий зверь, – пробормотала она, искоса глядя на широкую спину Блэкстоуна. – Причем, что называется, с головы до ног.
Хищный восторг в ее голосе задел и без того истерзанные нервы Хэтти.
– Бедные лорд и леди Ратленд, – заметила миссис Эсторп. – Представляю, как тяжело им приходится.
Перед мысленным взором Хэтти возникло лицо лорда Ратленда, которого она видела однажды на балу: обычное, бесстрастное лицо пожилого английского аристократа с холодными глазами и седой шевелюрой.
– А что он делает с Ратлендом? – спросила девушка.
– Медленно убивает, – ответила миссис Хьювитт-Кук, не сводя глаз со сцены знакомства в дальнем конце залы. – У Ратленда серьезные финансовые затруднения. По слухам, за последние годы Блэкстоун скупил большую часть его долгов, а надежной финансовой опоры у Ратленда сейчас нет. Долг Блэкстоуну висит над головой лорда, словно дамоклов меч.
Миссис Эсторп содрогнулась.
– Ужас! Насколько я понимаю, здоровье леди Ратленд оставляет желать лучшего.
Хэтти пожалела, что задала вопрос. Подобная низость со стороны Блэкстоуна заставила ее усомниться и в моральных принципах собственного отца. Хуже того, Хэтти ощутила жгучее разочарование, словно возлагала на моральный облик Блэкстоуна большие надежды.
– Мужчины бывают такими кровожадными, – промурлыкала миссис Хьювитт-Кук. – Кстати, что вы думаете про его нос – где он его сломал? – В ответ на удивленное молчание американка подняла веер повыше, словно желая укрыть им своих собеседниц. – Миссис Эсторп, у вас наверняка есть идеи.
Миссис Эсторп нервно хихикнула.
– Ну что ж. – Она подалась вперед. – Он сломал свой нос, когда… когда подрался из-за женщины!
– Хм-м, интригующе. Несомненно, он вышел победителем и настойчиво заявил свои права на добычу. Если честно, я думаю, что нос он сломал во время боксерского поединка в «Слоне и замке» или каком-нибудь другом подобном заведении… Мисс Гринфилд, мы не шокируем вас своими разговорами? – посмотрела она на Хэтти с притворной заботой.
Некоторые замужние женщины любят напоминать незамужним об их незавидном статусе, прикрываясь заботой о невинности. Так они подводят черту, разделяя знающих и незнающих, – завуалированная демонстрация силы, которая всегда изумляла Хэтти, поскольку она вряд ли представляла угрозу для светских дам. Однако, глядя в довольное лицо миссис Хьювитт-Кук, ей захотелось проявить кое-какую осведомленность о мистере Блэкстоуне – к примеру, о свежем запахе его тела и о вкусе его губ. Хэтти знала, что целуется он властно и что грудь у него твердая, как стена. Низменный уголок ее души буквально светился от торжества: ей известно о нем такое, чего никогда не узнают люди, охочие до его денег, и даже искушенная светом миссис Хьювитт-Кук. Конечно, Блэкстоуну известно про Хэтти то же самое. Девушка густо покраснела. К счастью, миссис Хьювитт-Кук сочла это за проявление девичьего смущения.
– Я понятия не имею, как он сломал нос, – запинаясь, проговорила Хэтти.
Миссис Эсторп одарила ее доброй улыбкой.
– Мистера Эсторпа больше интересует, как он получил свой капитал!
– Деньги – такая скука! – поддразнила миссис Хьювитт-Кук. – Полагаю, тут не обошлось без преступной деятельности. Может, контрабанда? В нем определенно есть сходство с пиратом.
Хэтти решила, что уж лучше терпеть гневные нотации матери, чем это. Она возьмет бокал розового шампанского, проскользнет к столу с десертами, захватит несколько шоколадных конфет и уйдет к себе. Она не бросит ни единого взгляда на Блэкстоуна, не станет смотреть, как натягивается на мощной спине ткань сюртука, и стойко проигнорирует курчавые завитки волос у него на затылке!