Я с электромехаником Юриком ходил по Рипербану, мы заглядывали в магазинчики, глазели по сторонам, наслаждаясь экзотикой столь знаменитой в своё время улицы.
Проголодавшись, зашли в одно из кафе. Заказали колбаски и по кружке пива. Как же без него в Германии, а особенно в Гамбурге.
Пиво оказалось отменное. Через стенки высокой кружки просматривалась янтарная жидкость, пузырьками отложившаяся на стенках. Эту красоту довершала пышная шапка пены, возвышающаяся над краями кружки.
Колбаски, поблёскивая тёмно-коричневыми обжаренными боками, испускали невероятный аромат, и для того, чтобы они никуда не вывалились с тарелки, их привалили с одной стороны крупно нарезанными помидорами и красным сладким перцем, а с другой – небольшими, сантиметра по полтора, веточками брокколи. И для подтверждения того, что хозяева радушны и хлебосольны, весь этот натюрморт завершала мисочка с острым кетчупом.
От такой красоты невольно пробуждался аппетит и разгорались глаза. Из кафе моментально расхотелось уходить. Всё здесь стало милым и красивым, а хозяева превратились в лучших друзей.
Обсуждения местных красот и достопримечательностей прекратились, и мы только тем и наслаждались, что поглощали невероятно вкусные колбаски и запивали их сладковатым, с небольшой горчинкой густым пивом.
Покончив с обжираловкой – по-другому этот процесс и невозможно назвать, – я оторвал глаза от пустой тарелки и осмотрелся.
Кафе ничего особенного из себя не представляло. Небольшое помещение на первом этаже старинного дома с несколькими столиками и большим окном, выходящим на улицу. На стенах висели какие-то картинки, а в углу приткнулась стойка бара с различными бутылками.
Увидев, что я покончил с колбасками, хозяйка заведения подошла ко мне и по-английски спросила:
– Господин ещё чего-нибудь желает?
Я отрицательно покачал головой:
– Нет, всё было очень вкусно, но позвольте поинтересоваться… – Я выжидающе посмотрел на хозяйку.
– Да, господин, пожалуйста, – вежливо улыбнулась хозяйка.
– От вас, – я обвёл взглядом кафе, – можно позвонить в Россию?
Лицо хозяйки моментально изменилось, и у неё непроизвольно вырвалось:
– Так вы из России?
– Да, мэм, – подтвердил я её догадку, – мы из России.
– А мне показалось, что вы поляки или из Югославии, – уже сухо, без прежней слащавой улыбки подытожила она свои наблюдения.
– Нет, мэм, мы из самой что ни на есть России. – Я увидел перемену в её настроении, но не захотел заострять на этом внимания и поэтому так же доброжелательно спросил: – Так можно?
– Да, можно, только вы мне оплатите разговор наличными, – строго закончила она.
– Нет проблем, мэм, – согласился я с ней и для надёжности спросил: – Код страны – семь?
– Да, семь, – уже безразлично ответила хозяйка, не вспоминая, что мы только что были «господами», которым она обворожительно улыбалась, при этом сухо напомнив: – Наберите вначале два ноля.
– Спасибо, мэм, – поблагодарил я её и прошёл к телефону, установленному на барной стойке.
На удивление, соединение с домом произошло быстро, и из трубки раздался такой знакомый и родной голос:
– Алё…
Его я узнаю из миллиона и ста тысяч голосов, которые будут звучать рядом, его я никогда и ни с каким другим голосом не спутаю. Иной раз он снился мне во сне, и я, подхватив трубку телефона, мягко отвечал этому голосу:
– Да, моя радость, это я. Как хорошо, что я слышу тебя, – а в ответ слышалось заботливое:
– Ты где, солнышко моё? Я так по тебе соскучилась…
И сейчас из трубки звучали слова моей единственной женщины, которая, несмотря на то что находилась в десятках тысяч километров от меня, находилась здесь, рядом со мною.
Бар, кафе, улица, хозяйка – всё для меня пропало. В мире существовали только я и она.
Сколько мы говорили, наслаждаясь нашей близостью, для меня не имело значения. Для меня сейчас являлось главным то, что я её слышу и она сейчас тут, со мной.
Уже потом, чуть позже, когда я положу трубку на аппарат, я буду вспоминать о том, что она мне говорила. Я этот разговор буду ещё десятки раз прокручивать в памяти. Он может мне и присниться, и тогда я буду видеть её. Как плохо, что только в фантастических фильмах можно увидеть того, кого ты так сильно любишь, а сейчас – только слышать.
Вот трубка телефона положена, и я, отрешённый от мира сего, сидел у барной стойки и переваривал то, что только что со мной произошло.
Хозяйка вернула меня с небес в эту небольшую кафешку, обозначив мне продолжительность разговора:
– Вы говорили двадцать минут, – и написала сумму, которую я должен ей заплатить в марках.
Пока я доставал из кошелька деньги, в зал с улицы вошёл мальчишка лет двенадцати. Хозяйка вместо приветствия сразу накинулась на него по-немецки:
– Питер, ты где сегодня шлялся? У вас занятия уже давно закончились, – на что мальчишка начал оправдываться перед матерью.
Вообще то, я не такой знаток немецкого, чтобы полностью понять его объяснения, но мать действительно злилась на него и, не снижая тона, приказала:
– Иди наверх и переоденься.
Мальчишка послушно двинулся вглубь зала, но его остановил новый вопрос матери:
– А Патрика ты кормил? – грозно посмотрела она на сына.
– Нет, мама, ещё не кормил, – печально вздохнул мальчишка.
– Тогда возьми колбасу и отнеси ему, – опять скомандовала мать, на что Питер, понурив голову ушёл из зала.
Я сел рядом с Юриком, и мы заказали ещё по кружке пива. Когда хозяйка принесла его, то, погрузив губы в пышную пену и сделав пару глотков, я откинулся на стуле. Очень хотелось поговорить, меня распирало от желания поделиться с Юриком полученной новостью, которую только что сказала мне жена.
– Представляешь, – начал я, – она купила щенка.
– Какого щенка? – не понял меня Юрик.
– Обыкновенного. Говорит, что очень красивого. Мы ещё весной были на Первой речке на базаре, а там один мужик продавал щенка сенбернара. Это был такой пушистый комочек, – начал я расписывать Юрику увиденного щенка, – шёрстка светло-жёлтая, на мордочке тёмные пятна, как очки, глазки такие грустные-грустные, а сам весь кругленький и мягкий-мягкий. Вот такой. – Я показал руками размер увиденного щенка. – Мужик держал его за пазухой. Тогда я еле-еле уговорил жену не покупать его. Хорошо, что денег у меня с собой столько не было, сколько просил тот мужик. А сейчас им с дочерью предложили точно такого же щенка, и она не смогла отказаться. Сказала, что сфотографировала его и пришлёт мне фотку в письме.
– Да, сенбернары – это собаки серьёзные, – с видом знатока начал Юрик. – Я их, правда, никогда не видел, я больше по овчаркам встреваю, но говорят, что они здорово ищут людей в Альпах, если их заваливает лавинами. Ну а так, – Юрик с интересом посмотрел на меня, – дома-то всё нормально?
– Спасибо, – поблагодарил я Юрика за внимание, – всё отлично. Ждут.
– Ну вот и ладно, – сделал своё заключение Юрик, и мы, не торопясь и обсуждая последние новости, допили пиво и вышли из кафешки.
У порога, перегородив весь тротуар, лежал огромный пёс. Он, не обращая ни на кого внимания, обнял лапами палку варёной колбасы и самозабвенно её уплетал.
Юрик выходил первым и чуть не споткнулся об этого пса. Обойдя собаку стороной, Юрик поделился со мной:
– А кажись, дедушка, это и есть тот самый сенбернар, которого купила твоя жена.
Я обошёл собаку, самозабвенно мусолящую батон колбасы, и осмотрел это чудо.
Какой высоты он был, я даже и представить себе не мог, но в длину он точно был не меньше полутора метров. Огромная голова с большими брылями, чёрные «очки», из-за которых почти не видно глаз, большой чёрный пятак носа и обвисшие большие тёмно-рыжие уши, внизу почти чёрные. Тёмно-рыжая шерсть на широкой спине к животу переходила в белый оттенок, а шикарный мохнатый рыжий хвост завершал красоту этого монстра, который медленно, не обращая внимания на прохожих, шумы улицы, расправлялся с колбасой.
Я, в недоумении от увиденного, ошалело смотрел на эту громадину и не мог от неё оторвать глаз, но справившись с первым шоком, посмотрел на Юрика:
– И это сенбернар? – в полном бессилии указал я на монстра пальцем.
– Ага, – улыбнулся Юрик, – он самый и есть.
– Так что же она мне, – имея в виду жену, чуть ли не завопил я, – говорила про какой-то мягкий жёлтенький комочек?
– Да успокойся ты, дедушка. – Юрик осторожно взял меня под руку и обвёл вокруг поглощающего колбасу пса. – Она не хотела тебя огорчать. Она же не хочет, чтобы ты расстраивался, поэтому и говорила про мягкий комочек.
Я ещё раз обернулся, чтобы увидеть этого эпикурейца, которому, кроме колбасы, ничего не нужно, и побрёл вслед за Юриком.
Время, которое нам дал капитан для посещения города, подходило к концу.
Через пару месяцев я вернулся домой и увидел этот «комочек», фотографию которого прислала мне жена. Он окреп, подрос и в холке доходил уже под сорок сантиметров.
Оказалось, что пёс породистый. Родителей его привезли из Чехословакии, и звали его по паспорту Ульфеус Сольвейк Елизавета. Но для меня он навсегда остался Филей из-за своей доброты, флегматичности, верности и преданности семье.
30.09.2021