В трактире у Чёрива
– Лорри!
Боже. Я прислонилась лбом к шершавой стене, втянула сырою смесь плесени и известки, открыла дверь и выкричала в коридор, что скоро буду.
– Лорри, – позвали меня из комнаты.
Я дернулась на голос. Меня трясло, но Ника этого не замечала. Увидела только расквашенные костяшки: на левой поменьше, а с правой капает на её покрывало, но это скорее всего не моя кровь или вообще не кровь. Кажется, я опрокинула чьё-то пиво.
– Я ненадолго. – Я вытерла ладони о юбку. – Запрись и придвинь тумбочку к двери. – Это глупость, никто к ней не полезет. Ника закивала быстро как болванчик, светлые пряди липнут к мокрым щекам. – Когда закончу, постучу три раза.
Когда закончу, она скорее всего уснёт.
– Спасибо, – сказала и шмыгнула носом.
– Пустяки. Повезло, что я поменялась сменами с Асей.
Снова называть Астрис Асей странно. Полгода уже прошло, а я всё не привыкну.
– Спасибо, – повторила она. – Лорри?
Я почти уже вышла, почти ушла. Чёрив опять орать будет. Ну что ещё?
– Что? – сказала я куда спокойнее чем хотелось, хотелось рявкнуть. Не на неё, на Чёрива, на тех уродов или просто в окно.
– А как твоё полно имя? – Она убрала волосы с лица, силится улыбнуться. Будто мы в сказке, будто я её герой, который в конце подарит красавице имя. Я поморщилась. – Лорейн?
– Терия. А Лорри от фамилии.
– А-а, – протянула она. Она понятия не имеет кто такая Терия Лорис, а если и знала когда-то, навряд ли догадается. – Спасибо. Спасибо, Лорри.
Ну вот, не так уж и нужно ей моё полное имя. Выдыхаем, царский ворон, мёртвый ворон, кто там я ещё? Выдыхаем и выходим в коридор.
В зале грязно и малолюдно. Главное представление на сегодня уже случилось, можно и по домам.
Толстый сварливый Чёрив точно тяжелый воробей на веточке восседал на барном стуле. Стул куда меньше его задницы, но Чёрив сидит и ему удобно, кажется.
– Успокоила? – Чёрив не то осклабился, не то сощурился. Голос у него вроде ровный, не орет, по нему не разберёшь. Мясистые щеки под бородой как-то подозрительно мнутся. Шея красная. Седые брови вздёрнуты. Борода черная, а брови седые. Какие интересно у него были бы волосы? Который раз думаю.
У меня нет сил ему отвечать. Кивнула. Иду к подсобке. Из зарплаты точно вычтет и за стул, и за тарелки, и за пиво. Сначала нужно стекло смести, потом уже буду драить и завтра буду. Встану в семь, до лесорубов должна успеть.
– Ну ты, Лорри, даёшь конечно! – не орёт, хохочет в бороду и туда же подливает бухла. – В жизни б не подумал, что в такой соплячке столько сил!
Меня колотит от этих слов, от его взгляда на моей заднице, но я молчу.
– С такой как ты, Лорри, и вышибалы не нужны. Может пойдёшь ко мне в вышибалы? Что думаешь, Лорри? – Он так любит повторять это дурацкое «Лорри», не имя, кличка собачья.
– Я подумаю.
Чёрив расхохотался.
– Пива хочешь?
А вот это неожиданно. Жадный Чёрив захотел угостить меня пивом?
– Нет, спасибо, я не пью.
– Какая ты барышня! Из благородных небось?
Нужно молчать, иначе рявкну чего-нибудь, чего рявкать не стоит. Молчу, ссыпаю осколки в урну. Ботинки прилипли к полу, запахов уже не чувствую – благословенье Рьялы. Чёрив хохочет.
– И всё-таки знатно ты его. Надоели эти арлунцы. Ходят как к себе домой, никаких манер, скупердяи.
Мужик был арлунцем? А я не заметила. Я ничего вообще не заметила кроме его рук на горле Ники и в паху. Я знаю, что два месяца назад вот так же в зале изнасиловали Лёну и Чёрив ничего не сказала, точнее сказал, что сама напросилась.
– Хочет шлюху, пусть платят, – выплюнула я, глядя в пол.
Чёрив одобрительно прикрякнул.
– Это ты права, пусть платит. А что с твоей Асей?
– Она в лазарете.
– Врачиха. Слушай, – он подмигнул мне левым глазом, а правый косит, – может ну её? Всё равно ты работаешь за двоих, а она пусть врачует.
– А платить вы будете мне за двоих?
– Ха, – оскалился, – ха. Смелая ты, Лорри. Ух девка ты, Лорри, огонь. Сам бы взял, да старый уже. Ну ты подумай, обмозгуйте там.
– Да, – проще с ним согласится. Боги, свалил бы он уже.
– А зачем ей платок, – он постучал по затылку, будто платки носят на затылке.
– Так модно в Лесенках.
– Лесенки, лесенки, – принялся бормотать Чёрив. Он понятия не имеет, где это, думает деревушка в горах Линя, – лесенки-чудесинки, – поднял пиво, сполз со стула и наконец уволокся прочь.
Слава богам. Я вздохнула и проложила скрести пол, руки, конечно, саднило, да ещё и плечо ноет. Что ему ныть? Давно уже всё зажило. На улице дождь, значит Астрис ночевать не придёт, вернётся не раньше обеда. Может Чёрив и прав, устроилась бы она хоть медсестрой, если врачом не возьмут. Без документов не возьмут. А какие у нас документы? Царским гвардейцам в изгнании такого не полагается. За бывшей цветной гвардией охотятся прихвостни черного мечника, нашего нового царя, владыки двумирья и далее, далее, далее. Зют бы его побрал.
Нет, здесь мы надолго не останемся. Я уже успела скопить кое-что на новую жизнь не хватит, но хватит на дорогу до настоящих Линьских гор. Как только Асин блондинчик поправиться, мы уйдем. Я найду для неё благословенный край, я самого Рьялу для неё найду.
***
– Лорри! – встрепенулась Ника, совсем сонная она потянулась меня обнимать. – Ты ко мне ложись, Лорри.
Я вздохнула, я стянула ботинки, потом передник, потом чулки и сарафан. Придётся остаться с ней. Очень сомневаюсь, что я так высплюсь. Но она тянет и тянет свой дурацкое «Лорри!». Я присела на край её постели. Ника подвинулась к стене. В Никиных одеялах тепло и пахнет её кисловатым потом.
– Как ты?
– Нормально, – уверила она, но что-то не похоже: говорит вроде твёрдо, а сама жмётся ко мне. – Спасибо, что пришла. Я не усну. Я не усну. Я пыталась, но там он. Он…
– Мразь, – вырывается легкое слово, но этого мало. Мне всё ещё хочется кричать в окно, в мужичью морду, в Чёрива.
– Расскажи мне что-нибудь. Расскажи про себя.
– Не могу.
– Тогда сказку. Про… про… ревилов.
Зютья срань! Про ревилов. Может она шпионка князя? И этот мужик тоже шпион. Ну конечно. Вздор, это вздор. Она просто девчонка. Просто напуганная девчонка. И я напуганная девчонка. Боже, кто бы мне нормально про ревилов рассказал!
– Я по радио о них услышала. Сегодня говорили, что владыка Брумальдский созывает чародеев на службу. А ревилы же не просто чародеи, да?!
– Не просто, – выдохнула я, мне надо это выдохнуть. – Ревилы почти что равны богам. Наделённые высшим даром. Основавшие Высшие города, поэтому города и Высшие. Они сами магия.
– Их давно не было.
– Не было, – почему я повторяю за ней? – Не было и все думали, что и не будет. – Я думала, это сказки. Астрис думала, сказки, пока не взорвалась звезда, пока треклятая высшая магия не проснулась в ней, изменяя, преображая… пустые слова. Я понятия не имею, что они значат. Знаю, что цветную гвардию Брумвальда основали ревилы, что наши доспехи повторяют цвета чешуи, что считается, будто ревилы и есть драконы, что они последняя надежда обреченного мира, что только кто-то из ревилов может сразить князя и вернуть корону. – Они появляются парами. Они прекрасны. Они…
Я не знаю, что ей ещё рассказать. Я много читала о ревилах. Я ни черта не нашла.
– Хочешь, я расскажу сказку? – Это она и просила, ей не нужна лекции по истории магии. И мне если подумать, тоже уже не нужна. Мне бы выспаться, у меня с утра прачка и… – Мне её мама рассказывала.
Ника кивнула. Ника согласна. В горле свербит. Мама прочитала мне очень много сказок, но это были не сказки, а сценарии её пьес. Мама играла в театре. Мама была богиней, мама была чародейкой, придворной дамой, злобной ведьмой. А я у неё выросла гвардейцем. Без гвардии.
– Лорри?..
– Да? – отозвалась я без охоты. Сказка, Тера, сказка. – Много-много лет назад Дмумирьем правили боги. Жили боги на той стороне кромки. И был там рай. И смертные туда не попадали.
– Но приходили после смерти, – продолжила Ника.
– Подожди, сказка не об этом. Боги выбрали место, где кромка тоньше всего, и построили там город и назвали город Брумвальдом. В самом тонком месте стоял дворец, он и сегодня там стоит. Шли века, справедливые дети Рьялы сменяли друг друга.
Сам светозарный в дела людские не влезал. Он создавал леса и горы, он за погодой следил. Смотрел чтобы солнце грело оба мира, и чтобы луны не терялись в тумане Кромки. Ведь каждый знает, что у Кромки самый густой туман, и коли залетит туда на веки потеряется и украдут её, утащут твари Моры. Так и случилось. Недосмотрел всесильный Рьяла, что-то на земле его отвлекло. И отправился его младший внук, что был особенно дружен с людьми, что был наполовину человек, а на другую дракон, искать луну. Боги не признавали его своим и люди своим не считали. Был он по силе равен богу, сильнее всех человечьих колдунов. Он думал, что отыщет луну, что приведёт её обратно в божий мир и будет ему слава, и Рьяла примет его. Тридцать три дня он рыскал в тумане. Все силы истратил, испробовал все заклятия. Он звал, он просил. Но тёмен туман междумирья, слаба людская кровь. Он чувствовал, что Мора почти пожрала луну. И позвал Мору. И бестелесная тварь явилась ему. «Отдай мне своё имя! – велела Мора. – Отдашь, верну луну». Он знал, что имени называть нельзя. Но и без луны вернуться не мог. Он назвал своё имя, и Мора поглотила его. Вся его кожа стала огнём, он мучался, стонал, он звал других богов, своих братьев и дядьёв. Пламя стихло – его кожа стала изумрудной чешуёй. «Теперь ты можешь унести луну», – сказала Мора, и он смог понести луну. В туманах Моры луна перестала сиять, в его костистых пальцах она стала каменной и холодной.
«Отпустишь в небо и станет она прежней», – напутствовала Мора, напитавшись его именем Мора стала сытой и сговорчивой. Он подождал пока Мора уснёт, а после отрубил ей голову и выпил её кровь, в надежде возвратить имя, но имя не вернулось. И стал он просто Змий.
Он вышел из тумана Кромки не тем, кем вошёл. Да и к тому же, он заблудился и попал не в Брумвальдский дворец к богам-правителям, коим хотел вручить луну. Боги-правители щедро бы наградили Змия за это и повесили бы луну обратно на небо. Он вышел в город и город тот был раем. Он шёл и смотрел, и сердце его, напитанное кровью Моры, стало черным-черно от зависти. Боги жили лучше людей. Боги уносили себе все богатства людей. Боги не знали болезней, старости и нищеты, и уходили в края Моры, когда сами того желали. Змий понял, что не вернёт луну богам. Он пересёк Кромку и оказался в родной деревне. Он собрал вокруг себя верных товарищей и каждому в кубок плеснул крови Моры, а каждый кто выпил – стал драконом под стать ему. Назвал он своих воинов ревилами, и были они чародеями силы невиданной, силы равной богам. Собрал Змий войско и не было войску числа, и не знало оно пощады. И выгнали они детей Рьялы из Брумвальдского дворца.
Из луны Змий выплавил корону и нарёк себя царем.
***
В зале как всегда шумно и как всегда воняет. Мне сделалось дурно, захотелось ухватиться за стену, тоже грязную, тоже липкую – ближе к вечеру тут все становиться грязным, шумным и липким. Захотелось ухватиться и сползти. Но я сглотнула и потащилась дальше через зал, прилепив ко рту туповатую улыбку.
«Две кружки тёмного, сосиски…» – черкнул карандаш. Будет готово через пятнадцать минут, улыбнуться и исчезнуть, улыбаюсь и исчезаю. На кухне тоже шумно и тоже воняет: всё скворчит, дымит, сбегает. Сосиски, жаркое, три порции, омлет. И снова в зал, через бар, от бара к столикам, обратно.
Лорри, вытри четвёртый! Я поплелась за шваброй и к четвертому. Там кто-то наблевал.
У стойки меня схватили за руку. Зютова срань! Можно мне хоть одну нормальную смену? Я повернулась. Готова врезать шваброй.
– Девушка, – сказали мне и руку выпустили, уже что-то, – простите, – добавили совсем тихо. За стойкой молодой мужчина, нет, он не хотел меня лапать, он выглядит так, будто сейчас рухнет с высокого стула. Весь чёрный, сутулый, но в смысле не темнокожий, кожа у него, напротив, бледная-бледная. Это чары. Чары плотные, затхлые, гадкие. Сам воздух вокруг него сделался темным и зловонным. Пахло тухлятиной. – У вас есть алаксис?
– Что простите?
Он обратился ко мне на вы. Из знатных. Точно из знатных. Маг, иначе бы такое к нему не прилипло, и вежлив.
– Нарзан. То есть минеральная вода. Простите. Забылся.
– Есть. Я принесу обезболивающее.
– Спасибо.
– Только отнесу это, – я потрясла шваброй, – я быстро.
Куда я спешу? Я скинула швабру в подсобку, блокнот с не разнесенными заказами камнем упал в карман. Я взлетела к себе, вытряхнула обезболивающее, как раз осталась плашечка. Ну и не дура? Назад уже спускалась медленнее, проскользнула к холодильникам за минералкой, только б Чёрив не поймал. А холодильник, как назло, так хлопнул громко! Зараза. Поварёнок в чепчике испуганно зыркнула на мне. «Мне надо», – шикнула я, а потом открыла ещё раз, но морозильное. Голыми пальцами наломала льда в платок. Я отдам ему мой платок? Отдам, чёрт с ним с платком. Только б не сдох он там за стойкой. Боже Светозарный! Ну что за дерьмо?
Мужик за стойкой не сдох. Мужик за стойкой – молодец. Я выгрузила перед ним свой спасательный набор: литровую бутылку, стакан, ледяной компресс и обезболивающее. Чары это не разгонит, но поможет хоть немного прийти в себя. Чем мы слабее, тем больней нас кусают.
– Алаксис, – он улыбнулся мне, ему дурно, а он улыбается, провёл пальцами по бутылкиному бочку. – Минеральная вода на кирийском, – пояснил он для меня. Я стиснула зубы. Кириец, Зют! Сранный кириец. А я ему платок! – Сколько с меня?
– Ни сколько, – я уставилась в пол, чтобы не видел злости. Да и так увидит. За минералку заплачу сама, не обеднею.
– Вы очень добры. К врагу.
– Сейчас вы просто человек.
– Как вас зовут?
Я мотнула головой, у меня к переднику приколота бумажка с треклятым «Лорри».
– Вы прокляты. – Зачем об этом говорить? Будто он сам не знает. Я зажмурилась, я протянула руку к его груди: – Позволите помочь?
Он с благодарностью кивнул. Будто у него выбор есть?
– Вы маг?
– Отчасти. Я не сниму, а только ослаблю. Этого хватит, чтобы добраться туда, где вам по-настоящему помогут.
Или просто дожить до утра. Мне нужны трупы за стойкой. Хватило вчерашнего дебоша.
– Сомневаюсь, что мне по-настоящему помогут, – он горько усмехнулся. Он прав.
– И всё же?
Кивнул. Я подошла ближе: гнилостный запах оглушает, чернота липнет к коже. Мыться придется долго, буду скрести себя мочалкой, пока не проскребу насквозь. Я прикоснулась к его груди, мои запястья обвили тени. Сердце у него сильное, значит ещё поживёт, вторую руку я опустила пониже – на живот, почти все проклятья гнездятся в животе. Тяну. Клубок прошёл сквозь рубашку, прошёл и вспыхнул в моей ладони. Это только след. Значит в голове. Тут я точно не помогу.
«Линонум саверли корлей, филоли сарви», – прошептала я, как учили шептать: холодно и властно. Я не боюсь проклятий, ему некуда во мне угнездиться. Моя кожа сплошь белый пламень, я дневной свет.
Он стиснул зубы и очень тихо застонал. Над его черными волосами повис черный венец.
«Лаверли воти», – я стягиваю и сжигаю.
Он весь в поту выдыхает, вздыхает, хрипит, мучается, но глаза его уже почти просветлели. Он задышал нормально, задышал и посмотрел на меня светлыми ясными глазами.
Я отшатнулась, схватилась за стойку, теперь мне нужно отдышаться.
Он хотел что-то мне сказать. «Лорри!», – раздалось из кухни.
– Постараетесь не умереть.
Я не дала ему заговорить, оттолкнулась от стойки, точно от стенки бассейна, сбежала.
На кухне в меня ткнули подносом, только и успела схватить. Поднос качнулся задребезжали тарелки. После того что я сделала, нужно спать, а не вот это.
– Ты где шляешься? – рявкнул Чёрив. Брюхо Чёрива нависло над чаном.
– Человеку в зале стало плохо, – отмахнулась я устало, – вам же не нужен труп?
Чёрив плюнул и махнул рукой, и снова вернулся своему рагу, или чего он там варит. «Шустрей давай», – прилетело мне в спину.
***
В нашей комнате тихо и темно. Я открыла окно, включила ночничок, верхнего света нет: Чёрив пожадничал люстру. За окном стрекочут цикады. За окном густая чернота и прохлада. Я одолжила у Ники портняжные ножницы, Ника шьёт платья, не как мы, когда носить совсем нечего и приходится перекраивать старьё, а по-настоящему, настоящие красивые платья. Ника не училась в Академиях, Нике не пришлось на второй год менять профиль – с архитектурного переходить на военное дело. Когда я стою здесь, одна полудохлая от усталости в куцем коричневом платьишке, которое мне вдобавок ещё и велико, маленькая, серая, тонкокостная, как дворовая кошка; кажется, никакого Брумвальда не было и разведчицей я никогда не была. Здесь кажется, что и войны не было. Городку повезло, княжьи городок обошли.
Люди приходят к Чёриву за элем, люди проезжают городок по дороге к Капустным селеньям, люди смотрят на синюю полоску Линьских гор и зевают. Здесь нет ни магии, ни войны, ни Терии Лорис, не сумевшей спасти Двумирье.
Я стояла перед зеркалом с портняжными ножницами и медлила. Я заплела волосы в косу, так будет проще. В моей косе шестьдесят три сантиметра за неё мне дадут двадцать серебряных монет. Мне страшно.
– Астрис!
Она вошла тихо-тихо, и выглядела она не многим лучше меня: уставшая и поблёкшая. На голове косынка, из-под косынки выбиваются бирюзовые пряди. Мы пытались их закрасить, но краска не держалась на волосах, злосчастная бирюза проступала после первого мытья. Знаки чар – гордость мага, подтверждение силы, принадлежности к божьему роду, теперь приходится прятать. Знала бы ты, как сильно мне хочется стянуть эту косынку, сбежать из этого затхлого трактира. Какая ты у меня красивая! Самая красивая, самая смелая, моя речная драконица.
– Я купила на рынке немного сушеной вишни и отрез зелёного льна! – сказала Астрис и подошла ко мне, и поцеловала в щеку. – Можно сшить по юбке, всё лучше этого тряпья! – она дёрнула за подол моего платья.
Она здесь, и я снова могу дышать. Юбки, вишня – слава богам, ты появилась. Может мне стоит тоже загреметь к вам в «лечебницу», будем видеться чаще?
– Посмотри: как думаешь, на две хватит?
– Вполне, – кивнула я, оценив толщину свёртка в отражении. – Мы и Чёрива в твой лен приоденем.
– А как твой день?.. – Астрис не договорила, заметила ножницы и замерла. В жёлтом свете слабого ночника ржавчина на них отдает чем-то кровавым. – Что ты?.. Боги, Тера!
– Меняю стиль.
Я вдохнула поглубже, зажмурилась и отрезала. Ножницы клацнули. Астрис охнула. Но я не дорезала.
– Не смей отрезать косу! – вздохнула она запоздало.
Не жалей меня, думаю, но вслух говорю другое:
– Твой блондинчик почти поправился, сама говорила. Значит, скоро мы отсюда уйдём.
– Уйдём, – повторила Астрис отупело.
– Я не собираюсь торчать здесь больше, чем нужно. Гадкое место. – Знала бы ты, что было вчера. Хорошо, что вчера тебя здесь не было. Я попыталась улыбнуться, я же смелый царский гвардеец. Я Лорри, которая и от мужиков отобьётся и у Чёрива выходной выторгует. – Хватит вам, миледи Пилим, намывать полы! Ты не прислуга! – Я улыбнулась, она поверила, кажется, поверила. Поверила.
– Ты тоже, – добавила нетвёрдо. Если бы это было так. Мы обе знаем, кто я.
– Пора выбираться отсюда, – я чувствую, что дышу через раз, что не могу дорезать чертову косу, что страшно, что улыбка не то фальшивая, не то безумная. – Это значит, нам нужны деньги, – сказала твёрдо, сказала разумно. – Я, конечно, кое-что приберегла, но вряд ли этого хватит. На еду, на дорогу, на проводника – да, но после мы останемся ни с чем. А волосы пойдут на парики.
– Это ужасно. Давай продадим доспех?
Я знаю, куда она смотрит: под кровать. Мои латы остались на дне Святского озера, как и моя гвардейская честь, для Астрис я того же не допущу.
– Нет, мы не продадим твои латы! Это не обсуждается. – Портняжные ножницы щелкнули, и толстая коса упала мне в руку. Вот и чудесно. Вот и решилось. Завтра продам. – Поставишь чай?
***
Я брела на улицу через зал, чтоб побыстрей выйти в город. Легкая сумка натёрла плечо, мне хотелось поскорее от неё избавиться, будто там не мои волосы, а дохлая кошка.
В зале какая-то суматоха. Чёрив, Ника, пивовар и повариха столпились у стойки и ругаются. Может не заметят? Не моя ж всё-таки смена.
– Лорри! Боже светлый, – охнула повариха. – Что ты с собой сделала, девонька?
Я потрогала волосы, их теперь приятно трогать и выдала очевидное:
– Подстриглась.
– Ух ты ж Зют! – воскликнул Чёрив. – Хорошенькая.
Я вздохнула со скорбной мордой.
– Подойти к нам, – подозвал Чёрив, Я поправила сумку и поплелась к ним. – Ну ка, Лорри, повернись!
Всё во мне окаменело и сжалось. Чёрив подошёл ближе, куда уже ближе. Он потянулся к моей голове, уронил свою тяжёлую ручищу мне на макушку и принялся гладить, загребая короткие волосы толстыми и не самыми чистыми пальцами. Я дёрнулась, но куда уж там… Это нужно просто перетерпеть. Перетерплю и закончится. Скоро закончится, это очень скоро закончится. И больше никакая сука не будет меня трогать. От него ещё и воняло.
– Тут это, – пролепетала Ника, перерывая мою экзекуцию.
– Знаешь, что это? – перебил её Чёрив. Нет, воняло не от него.
– Меч. Двуручный.
Кто во имя Рьялы мог оставить здесь меч? Да ещё и такой меч? Рукоять простая без рубинов, боевой, не парадный. Не бывает парадных цвайхедеров, кошкодёров. Ножны из грубой черной кожи. Никаких тебе вензелей, гербовых знаков, зато чары клубятся точно черный дымок.
– Не трогайте лучше, на нём чары.
– Чары? – охнула повариха. Похоже она здесь для того, чтобы охать. – Подклад что ли? Боже, боже светлый! Боже!
– Вряд ли. Забыл кто-то.
– Гривеньщики, – фыркнул Чёрив.
– Что? – Боги, он что упился вчера? – Вы их пустили сюда?
– А ты попробуй не пусти, Лорри, – цыкнул на меня Чёрив. – Дурак какой-то им проигрался. А они не дураки, чары видят вот и оставили.
– Это ж ещё хуже, – я замерла, я почему-то не могу перестать пялиться на ножны.
– Да, Лорри, нам этого добра не надо, – вздохнул из-за стойки второй пивовар. – Нужно в полицию.
– Отнесёшь? – Чёрив уставился на меня.
– У меня выходной.
– Я заплачу.
Чёрив заплатит? Ну это уж совсем. Неужели они все так боятся магии? А я боюсь полиции.
– Нет, спасибо.
– Это не просьба, Лорри. Ты несёшь эту дрянь полицейским.
– Но…
– Да ты ж одна, мать твою, знаешь, как с этим обращаться. Отдал бы этой дурёхе, – он тычет Нику в мягий бок, та ойкает, – но убьётся ещё.
– Напишите расписку. С вашей печатью.
– Так-то лучше. Так лучше. Пойдём.
***
Дешевые сандалии весело шлепали по городской пыли. Городок маленький, идти недалеко, но я уже устала от меча, стучащего по спине, от длинной юбки, которая собирает подолом весь уличный мусор, листья и подсыхающие черные ягоды шелковицы. Да и меч вроде бы не тяжелый, но почти с меня ростом. Зютов двуручник. Похожий был у черного мечника. Такими не фехтуют, такими убивают, а я уцелела.
Я поднялась по ступенькам мимо курящих полицейских, те глянули на меня с интересом, но ничего не сказали. «Сдать. Артефакт», – процедила я на проходной. Охранник апатично махнул, мол дальше идти, у меня тут кофе стынет. Я и пошла: половицы скрипят, в пустых кабинетах смотрят в окна жухлые фиалки. Кажется, ещё шаг и меня схватят и скажут: вот где ты, Лорис! Почему здесь? Поехали с нами. Но вместо Академии я окажусь перед черным мечником, он спросит, где Астрис и…
– Девушка! Вы ко мне? – послышалось из приоткрытой двери. На золотистой табличке «Густав Ронизи». Никин брат. – Заходи!
Не схватили, не узнали. В кабинете сидел светловолосый мальчик, он очень похож на Нику, только мальчик и старше.
– Привет! – мальчик жадно глянул на меня, у мальчика рассечена бровь и на скуле ссадина, но форма сине-серая городская на нём сидела ладно.
– Добрый день, – сказала я, сказала почти спокойно. Меч я держала точно трость, огромный, чтоб его, меч. – Я от Чёрива. Сдать и запротоколировать оружие. Забыли в зале. Возможно подклад. Скорее всего краденное. – Иначе бы я сюда не пошла. – Протокол «четыре семнадцать».
Боже, зачем я это помню? Девчонка Чёрива такого помнить не должна.
– Проклятый что ли? – Он шарахнулся от меня, от меча, от стола.
– Нет. Просто чары. – Для проклятий протокол «четыре двадцать один». – Слабеют, но след темный. Поместите в стандартный каритовый бокс, больше не надо.
Он нажал что-то на приборчике, вызвав визгливый голос, и прохрипел в динамик, а надо бы хрипеть в микрофон, но я молчу, я и так слишком много наговорила.
– …четыре семнадцать каритовый бокс, – он повторил мои слова. – А ты не боишься?
– Нет, – улыбнулась я. Это как взять что-то грязное, противно, но если потом помыться, никакого вреда.
– Как вас зовут?
Надо же он перешёл на вы!
– Лорри, – выплюнула я, мне вообще-то не хотелось грубить, хотелось убраться, но этого имени тошно. Тошно, зато безопасно.
– Боже! Рьяла светозарный! Ты подруга Ники! А я её брат.
Я кивнула. Почему, интересно, Никин брат-полицейский отправил Нику к Чёриву? В кабинет проскользнул некий тощий и патлый тип с боксом. Тип гнулся, как пластилиновый, обтек стол, бухнул бокс передо мной, медленно набрал код, его длинные пальцы растянулись над кнопками. Бокс пикнул. Запахло чарами и озоном. Я привстала и медленно, как учили, как делала ни раз, погрузила меч в каритовое облако. Казалось, громадный двуручник попросту таял в каритовом тумане, на деле, он уже не здесь, а где-то в хранилищах Брумвальда, куда чародеев не пускают без спецкостюмов. Каритовый воздух морозит магию, в карите всё замедляется. Я выдернула руки. Очень холодно, по-хорошему это делается в перчатках. Никаких перчаток у них нет и пользоваться боксами они вряд ли умеют: уставились оба, будто я фокусник. Теперь до вечера колдовать не смогу, зато и чужое, налипшее с меча, стаяло.
Гуттаперчевый отмер первым, хлопнул крышкой бокса, поднял, кивнул, ушёл.
– Заполнишь протокол, Лорри? – спросил Никин брат, и снова на «ты». – Там не много. – Кивнула, что остаётся? – Ты грамотная?
Боже, он решил, что я не умею писать!
– Да.
– А ты откуда?
Я вздохнула.
– Из далека. Протокол.
– Да, вот держи. Там не отмечено, можешь в свободной форме.
Я вытянула у него из рук листок. Писать после карита оказалось непросто: пальцы не гнулись. Пришлось через слово прерываться и разминать. Если бы он был умнее, уже понял, кто я, а так сидит и вздыхает.
– Ника говорила, у тебя длинные волосы.
– Смена образа.
– Тебе хорошо, – улыбнулся. Он флиртует что ли? Я убрала волосы со лба, с короткими так не удобно! – А ещё она говорила, что её спасла. Ты хорошо дерёшься, Ника сказала, как волчица.
– Сносно. Я защитила её от…
– Арлунца. Спасибо тебе, спасибо, Лорри! Пусть светозарный тебя бережёт.
Куда уж там. Светозарному на меня насрать и уже давно.
– Готово, – я пихнула протокол обратно. – Анонимный.
– Почему?
– Потому что без разницы. Так тоже можно, четыре семнадцать не требует свидетелей. Я выполняю просьбу Чёрива, а меч нашла не я.
И это даже не совсем враньё.
– Не хочешь светить именем?
– Я без документов. Только расписка Чёрива.
– Не боишься без документов ходить?
Полстраны без документов.
– Не боюсь.
– Они у тебя есть вообще?
– Сгорели.
– Давай восстановим! Это быстро, Лорри. В Брумвальде ввели новую процедуру, делов дня на три. Как твоё полное имя?
– Давайте в другой раз, я спешу.
– Ты из царских?
Сука.
Я приросла к креслу, я не могу пошевелиться. Он понял. Зют, он понял.
– Ч-что? – Я непонимающе глянула на него и улыбнулась. Ну же, мальчик-полицейский, я хреново флиртую, но тебе же и этого хватит, да?
– У тебя кто-то на стороне царских воевал, да? Папа? Тише, Лорри. Это нормально. Нормально. Эй? Всё в порядке. – Он встал, обошёл стол, взял меня за руку и погладил. Это касания не похожи, на то, что сделал Чёрив утром, но мне всё равно дурно. – Это не преступление. Ты слышала, он амнистировал царских? Он даже берёт их на службу. Сам, представляешь, зовёт и бывших министров, и латников. Оппозиция, он говорит, оппозиция – это полезно. Читал сегодня газету, представляешь, с его интервью, этот кирийский говорит, что нельзя опираться на мягкую вату согласия, нужно чтобы тебя окружали люди с другими взглядами, чтобы была система противовесов и стяжек. Вот въелось в голову! Вроде ж муть, а въелось.
Я молчала, молчала и не двигалась. У него была теплая рука и пахло от него одеколоном и свежестью.
– У меня, Лорри, отец за царских воевал. Это не тайна. Все знают. Я сам пойти хотел, но батя не пустил, сказал: мелкий ещё. Я правда мелкий тогда был, в двадцать на войне нечего делать. На войне вообще нечего делать. Хорошо, что не пустил. Батя сказал, ты тут нужнее, иди в полицию. Война войной, а ворьё всякое ловить надо, людей защищать надо и Нику одну не бросай, так он говорил. Правильно говорил. Жаль, где он сейчас не знаю. А уезжать отсюда боюсь, здесь мать похоронена и дед с бабкой.
– А живёшь где?
И почему без Ники?
– Да в общежитие, в мужском. Нику не могу к себе взять, пока квартиру не дадут. В наш старый дом снаряд попал вот и ныкаемся теперь. Но скоро отстроят. Брумвальд денег не жалеет.
Я вздохнула. Не нужно спорить. Не нужно. Это никому не поможет, только мне же по шее дадут.
– Мне… я…
Да боже, вставай и уходи!
– Лорри!
– Я завтра зайду, хорошо? У меня завтра выходной. А то Чёрив… В десять.
– В десять. Буду ждать. Всё будет в порядке, Лорри. Я знаю, в Варлуке курсы открылись, переподготовки. Ты смышлёная, я вижу. Запишись, а потом к нам.
– Я подумаю…
– Лорри! Эх, мне бы такую помощницу. Ты ж и протоколы знаешь, грамотная, чар не боишься. Приходи.
– Я подумаю.
– Буду ждать.
Астрис ждала меня на ступеньках лазарета. Я подскочила и уткнулась носом ей в плечо. «У тебя всё в порядке?» – спросила Астрис. Я киваю, киваю, киваю. Я хочу, чтобы этот день растворился в запахе её кожи, в невесомом закатном свете, чтобы стало легче, чтобы стало как было. Я обменяла волосы на деньги. Мы можем уйти, когда ты скажешь. «Тера, – шепчет она, – я не хочу пока уходить».