Неделя проходит спокойно. Выбираясь из сторожки в магазины, я старательно штудирую местную прессу. В городских газетах дня три обсасывали подробности перестрелки на территории МПК 27. Кирсан лежит в реанимации с хорошими шансами на выживание. Его «правую руку» по кличке Хлыст похоронили вместе с половиной банды. Журналисты не пропустили мимо своего внимания эскорт милиции и колонну иномарок, растянувшуюся в траурном кортеже на два квартала. О моей взломанной квартире ни в одном разделе криминальной хроники не было сказано ни слова. Да и меня никто не разыскивает.
Я обнаглел. На восьмой день ближе к вечеру решаюсь на вылазку в центр. За неделю отрастает бандитского вида щетина. На нее вполне можно рассчитывать как на средство маскировки. Но, для полного перевоплощения выбриваю голову. Получается вылитый курбаши. Хоть сейчас в кино снимай. Узнать меня в этом типе сложно. Во всяком случае, тем, кто помнит меня чисто выбритым занудой с длинными патлами. Впрочем, лысая башка, а ля Киса Воробьянинов, в марте месяце вряд ли способна произвести фурор. Весна отвоевывает тепло буквально по пол градуса, и без шапочки, пока, ходить могут немногие. Преимущественно те, у кого в голове кость. Мерзнуть нечему. Я надеюсь, что у меня под черепом мозги. Поэтому на лысину натягиваю вязаную шапочку с гордой надписью Chicago Bulls.
Перед выходом, критически осматриваю себя в зеркало, и довершаю маскировку типично шпионскими темными очками. Уже через полчаса я понимаю, что переборщил. Народ, главным образом дети, не обходят меня вниманием.
– Мама, смотри! Кот Базилио идет!
Впрочем, до центра я добираюсь скучно, без приключений.
Весь день припекало. Маневрируя между лужами и пешеходами, я прикидываю: как мне по ловчее разузнать, что творится дома. Как забрать свои документы и оставшиеся деньги. И, главное, как при этом не расстаться с такой мелочью, в какую последнее время превратилась моя жизнь.
– Сашка! Эй, Луцкой стой, куда идешь! – знакомый голос орет мне прямо в ухо. Я автоматически оборачиваюсь. Из форточки большого школьного окна высовывается улыбающаяся физиономия Сереги. Взгромоздился на подоконник. Одежды – спортивные шорты да белые носки. Не густо, прямо скажем, одежды. Демонстрирует прохожим волосатую грудь. Тоже мне стриптизер из Минпроса. Но какова эффективность моей маскировки?
– Что не заходишь? Бороду отрастил и зазнался! Ну, не топчись под окном, зайди.
Штирлиц из меня не получился. В моем положении по сторонам глядеть надо, а не под ноги. А то меня где-нибудь «замочат» с не замоченными ногами.
Пока я раздумывал о квартире и документах – оказался рядом с двадцатой школой. Серега, или как его называют дети, Серж здесь работает физруком. Знакомы мы давно. Еще с тренерских времен. Стоять на тротуар и переговариваться через форточку с полураздетым мужиком, забавно, но крайне глупо.
– Сейчас, – улыбаюсь в ответ и иду через двор к знакомым дверям. В спортзале как всегда, царит жестко контролируемый бедлам. Мне скажут: так не бывает. Действительно не бывает нигде кроме «двадцатки». Зальчик небольшой, но аккуратненький. У каждого предмета свое место. Все тщательно выкрашено и приведено в полную боевую готовность. Баскетбольные мячи – накачены, набивные – забиты ватой по самое горлышко и надежно зашиты, палочки, планочки, стоечки, скакалки и прочая дребедень – все расставлено согласно диспозиции, определенной генералом Сержем раз и навсегда. На уроке же весь инвентарь в движении: летает, перемещается, расставляется, вращается. Но, не дай Бог, если кто, постучав мячом, не положит его на специальную подставку. Серж может припомнить это нарушителю лет через десять после окончания школы. Характер…
Он встречает меня тех же полосатых шортах, но для дорогого гостя одевает еще и черную майку безрукавку.
– Луцкой, чего пришел? – «Чего пришел» – его стандартное приветствие. Как будто не он только что исполнял на подоконнике танец аборигена, впервые увидевшего белого человека. – Ходят тут всякие…
Если бы не очевидное удовлетворение в голосе от «прихода всяких», можно было бы подумать, что он магараджа, а я наглый и самонадеянный «неприкасаемый», тайком проникнувший в спальню его жены.
– Да вот, поглядел, с каким отчаянием ты на окошко бросаешься. Подумал: «может, случилось чего». Может врача вызвать нужно? Психиатра.
– Сагальская, а ну стой. Куда обруч потащила? – Серж уже не смотрит на меня. Наведение порядка превыше всего. Бедная Сагальская, пухленькая девица лет десяти, опустила голову и медленно перебирает пальцами обруч, который только что катала по залу.
– Сергей Алексеевич, можно я немного покручу? Ну чуть-чуть…
– Сагальская, ты знаешь, что сейчас перемена? А знаешь для чего в школе перемена? Для того, что бы Сергей Алексеевич отдохнул от вас. Поняла?
– Поняла. А можно я мячик в корзину брошу? Ну, один разочек?
– Сагальская свободна! – девица демонстративно отворачивается и идет из зала – Обруч повесь на место. – Уже вдогон направляет ее Сергей Алексеевич.
Заходим в тренерскую. Здесь, за прошедшую пару лет ничего не изменилось. Тот же шкафчик с аккуратными стопками папочек, те же бирочки и наклеечки на каждой из них, стол с записками «на память» под стеклом, стенды по стенам, знакомый диван и старенький черно-белый «Изумруд».