Невозможно описать те чувства, когда я передавал телеграмму Насте. Душа пела, ноги шли в пляс. Неужели снова увижу её и Степановну? Господи, какое счастье!
Ну, а потом пойдём подавать заявление в ЗАГС. С Константином Генриховичем, будущим тестем, мы уже вели разговоры на эту тему. Я, кстати, не стал возражать и против венчания в церкви. Да, это может мне выйти в будущем боком, но для счастья любимой женщины я готов пройти через любые испытания.
В конце концов, я всегда полагался на здравый смысл. Если захотят съесть – съедят и без церкви, повод в нашей работе всегда найдётся.
Вернулся я аккурат к назначенному сроку. Коля уже топтался на месте, и по его довольному лицу я сразу понял: напарник что-то надыбал.
– Давай, делись. Я ведь вижу, что тебя аж распирает, – сказал я.
Панкратов кивнул и лихорадочно заговорил.
– Я, как договаривались, потолкался недалеко от гаражей, поговорил с народом. Большинство, как обычно, ничего не видело и толком сказать не могло, но… – Коля замолчал, нагнетая обстановку.
– Дальше давай, без драматических пауз, – усмехнулся я.
– Манкевич в разговоре с нами заявил, что ремонтирует машину уже три дня.
– Это я и без тебя помню.
– А вот дворник сказал, что вчера видел, как Манкевич и ещё один незнакомый мужчина заходили в гараж, а потом выехали из него на автомобиле, – торжествующе заявил Коля.
– Отлично! А другие свидетели есть?
– Других нет, – повёл плечом Панкратов. – Но, по-моему, этого вполне достаточно, чтобы начать крутить Манкевича.
– Недостаточно, Коля, недостаточно, – заметил я.
– Почему? – удивился он. – У нас есть показания пацанов, которые видели машину Манкевича. Есть сосед, который подтвердит, что Манкевич лжёт.
– Нет связи с ограблением, нет улик, указывающих, что Манкевич в нём участвовал.
– Обыск! – глаза Коли загорелись.
– А если ничего не найдём? – огорошил я его.
Панкратов понуро опустил голову.
– Да, об этом я как-то не подумал.
И тут же гордо поднял подбородок.
– Но я нутром чую: Манкевич замешан в этой истории.
– А я что – спорю с тобой? – удивился я. – Но напролом идти нельзя. Надо аккуратно проверить Манкевича, установить круг его друзей и знакомых.
– Что это нам даст? – прищурил левый глаз Панкратов.
– Характер ограбления говорит, что в шайке есть наводчик. Бандиты были прекрасно осведомлены, в какой день поступает зарплата, когда кассир начинает готовить деньги к выдаче. Они знали, что охраны нет, никто им не помешает и более того, им было хорошо известно, в какое время будет меньше всего свидетелей. Это не случайный налёт, а грамотно спланированная и тщательно подготовленная операция. Нам придётся иметь дело с профессионалами. Манкевич принимал участие в ограблении, а на такое дело со случайными людьми не пойдёшь – значит, среди его контактов, причём весьма близких, есть опытные налётчики, наверняка хорошо знакомые милиции. Или… – тут паузу уже сделал я, но Панкратов уловил ход моих мыслей, потому что сразу ответил за меня:
– … или кто-то из работников типографии.
– Точно! – кивнул я. – Подключай ещё людей, Коля. Пусть наводят максимум справок о Манкевиче, но самого автолюбителя пока не трогают. Но и глаз с него спускать тоже нельзя.
– Само собой, Георгий. Лично за ним прослежу, – заверил Панкратов.
– Тогда всё. Дело к вечеру, мне тут делать нечего. Завтра заскочу к вам, в МУР, поделитесь сведениями, – сказал я.
– А ты?
– Ay меня как-никак законный выходной, – улыбнулся я.
– Святое дело! – согласился Коля. – Тогда до завтра.
– До завтра!
Я поехал домой.
Первое, на что наткнулся в квартире: Рахиль и её дочь Сару, девочку лет восьми. Судя по покрасневшим и заплаканным глазам, они совсем недавно ревели и успокоились разве что перед моим приходом.
Я отозвал Рахиль в сторонку.
– У вас всё в порядке?
У женщины снова выступили слёзы на глазах.
Я напрягся. Может, что-то произошло с её мужем – он человек военный, а время сейчас неспокойное.
– С Давидом всё в порядке?
– С Давидом, – она всхлипнула. – А при чём здесь Давид?
– Да так… Не обращай внимания. Вижу, что чем-то расстроены. Вдруг смогу помочь?
– Сара…
– Что с девочкой?
– Её обокрали.
– Так, давай всё по порядку: что именно украли, при каких обстоятельствах? – внимательно посмотрел на неё я.
– Сарочка пришла сегодня из школы налегке, только в платьице. Я её спрашиваю, где твоя курточка? А она говорит – разве тебе её тётя Оля не принесла? Я удивилась – какая ещё тётя Оля? А Сарочка и говорит, что к ней около школы подошла какая-то женщина, сказала, что её зовут тётя Оля, что она – подруга её мамы, ну то есть меня, и будто бы я велела Саре отдать этой тёте Оле курточку, чтобы перешить пуговички. А вечером, дескать, «тётя Оля» принесёт курточку сюда, – Рахиль снова всхлипнула.
– Понятно, – протянул я. – А на самом деле никакой тёти Оли вы не знаете и, само собой, ни о чём её не просили…
– Конечно, – кивнула Рахиль. – У меня отродясь такой подруги не было.
– Курточка хорошая?
– Да. Совсем новая ещё. И перешивать ничего не надо: она Сарочке впору пришлась. Вы ведь видели, как курточка на Саре сидит, да?
Эту курточку на девочке я видел. Действительно, довольно нарядная вещь и потому весьма дорогая.
– Сара запомнила эту «тётю Олю»?
Вместо ответа Рахиль позвала:
– Доченька, подойди к нам. Дядя Георгий хочет спросить тебя о той женщине.
Девочка подошла и бросила на меня робкий взгляд.
– Дядя Георгий, вы ведь настоящий милиционер, да?
– Вроде пока не было причин сомневаться. А почему ты меня об этом спрашиваешь?
– Потому что другие дяди-милиционеры выгнали маму и не стали с ней разговаривать, когда она пришла к ним жаловаться, – сообщил ребёнок.
– Чего-чего? – поднял вверх брови я, даже забыв, о чём до этого хотел спросить девочку.
– Мы с Сарой ходили в милицию. Они не стали брать у меня заявление, сказали, что такими пустяками не занимаются, и что Сара сама виновата, потому что отдала курточку незнакомой женщине. Один из них, такой мордатый, даже посмеялся. Сказал, что будет наукой на будущее.
Я почувствовал, как во мне закипает злость. Похоже, потерявшие берега работнички появились гораздо раньше, чем мне казалось.
– Что за отделение?
– Оно здесь, неподалёку от нашего дома находится, – сказала Рахиль.
– Кто с вами разговаривал? – продолжил я.
– Дежурный. С ним был ещё один милиционер. Действительно, мордатый, как Сарочка сказала. Она у меня девочка наблюдательная, – похвалила дочь женщина. – Жаль только, что доверчивая больно.
– Этот мордатый как-то представился? Назвал фамилию или должность?
– Нет, ничего не сказал. Только в конце над нами издевался.
Я посмотрел на часы. По идее дежурный ещё не успел смениться, значит, застану его на месте.
– Собирайтесь!
– Зачем? – удивилась Рахиль.
– Идём подавать заявление. Формально без заявления у меня будут связаны руки.
– Но нас же оттуда выгнали! – воскликнула она.
– Ну вот, заодно и этот вопрос провентилируем.
– Хорошо. Буду готова через пять минут, – не очень уверенно сказала Рахиль, но всё-таки пошла в свою комнату переодеваться.
Девочка осталась стоять возле меня.
– Дядя Георгий, вы ведь найдёте эту нехорошую тётю и арестуете? – испытующе глядя на меня, спросила Сара.
– Обязательно, – пообещал я.
Сара заметно повеселела. Она была уверена во мне гораздо сильнее, чем я.
Разумеется, пяти минут на сборы Рахиль не хватило, но я не требовал от неё такой пунктуальности. Мы вышли из квартиры где-то через полчаса, и втроём отправились в злополучное отделение милиции.
– Сюда, – показала Сара, когда мы подошли к старинному дому, стены которого покрылись облупившейся штукатуркой.
Поднялись по ступеням, толкнули дверь и оказались в тёмном и гулком коридоре.
Дежурный с красным рябым лицом мерно отхлёбывал чай из стакана в металлическом подстаканнике. Всё его внимание было сосредоточено на засаленной газете, которую он удерживал в другой руке.
Я знаком показал Рахиль и Саре оставаться на месте, а сам подошёл к дежурному, замер напротив и стал ждать.
Дежурный и ухом не повёл в мою сторону.
Я человек в целом мирный, закатывать скандалы вот так, прямо в лоб, не люблю, поэтому поначалу действовал довольно терпеливо.
– Добрый вечер. Вы – дежурный?
– Ну я, – соизволил оторваться от газеты рябой. – Чего нужно?
Что-то мне подсказывало, что до чая он успел приложиться к другому, более горячительному напитку.
– Мы пришли подать заявление о мошенничестве.
Дежурный повернул шею и увидел тихо стоявших чуть поодаль Рахиль и Сару. Он сразу узнал их и недовольно хмыкнул.
– Домой возвращайтесь, граждане.
– Мы пришли подать заявление, – твёрдым тоном объявил я.
Рябой приподнялся. Как он выпрямился, оказалось, что мы с ним одного роста.
– Слышь ты, несознательный. Бери своих жидовок и вали отсюда, – прошипел он.
– Что ты сказал?!
– Что слышал. Выметайся вместе со своими жидовками!
– Ах ты гад! – не сдержавшись, я врезал дежурному по морде.
Удар был знатный, его отбросило к стене. И пусть он крепко приложился затылком, однако сознание не потерял, заорав во весь голос:
– Тревога!
Захлопали двери, коридор моментально наполнился людьми. Сразу несколько из них бросились на меня.
Достать оружие я физически не успевал, но и сдаваться не собирался. Первого, кто пытался вцепиться в меня, встретил пинком в живот и отправил на пол. Следующего перекинул через бедро, обрушив на стол дежурного. К такому испытанию мебель оказалась не готова и потому с треском развалилась. Третий, похоже, знал что-то вроде джиу-джитсу и попытался применить на мне приёмчик, но я схватил его за ремень, оторвал от пола и отправил в полёт вслед за предыдущим товарищем.
Четвёртый – плотный мужик со здоровенной будкой – не иначе, как тот самый мордатый, о котором рассказывали Рахиль с Сарой, оказался трудным орешком. Боксёрская двойка только раззадорила его, а мне прилетела такая оплеуха, что я сначала услышал колокольный звон, а потом оглох.
– Ну, держись, сука! – разъярился я.
Как известно, большой шкаф громко падает, поэтому когда я припечатал мордатого к полу, казалось, что потолок и стены заходили ходуном. Но это была моя последняя и можно сказать – пиррова победа, потому что тут на меня навалились сразу со всех сторон, и надо было быть как минимум медведем, чтобы раскидать всех, как собак.
Увы, моих сил на это уже не хватило, и я не смог удержаться на ногах и упал, ощутив как в рёбра врезаются чьи-то сапоги и башмаки.
Было нестерпимо больно, однако сознания я не терял. Пытался изловчиться, дёрнуть нападавших за ногу, уронить. Я слышал, как дико кричит Рахиль, как плачет Сара, и потому держался изо всех сил.
– А ну прекратить! – загремел чей-то начальственный голос, отражаясь от стен. – Что здесь происходит?
Его моментально послушались, бить меня перестали – скорее всего, состоялось явление начальника отделения народу.
Я не ошибся.
– Да вот, товарищ начальник, контру задержали, – довольно сообщил кто-то. – На дежурного напал.
– С трудом взять удалось, – встрял в разговор ещё один невидимый собеседник. – Видать, матёрый попался. Вон, револьвер при нём обнаружили – не иначе, стрелять в нас хотел… сука! – прибавил он.
Надо же, я даже не успел заметить, когда меня обезоружили.
– А ну покажите мне этого матёрого. Хочу на него посмотреть! – потребовал начальник.
– Вставай, контра!
Меня подняли на ноги. Голова гудела, в ушах стоял шум, губы саднили, глаза заплыли, я с трудом мог разглядеть, что происходит вокруг: все лица превратились в пятна.
– Кто такой? – свирепым тоном поинтересовался начальник, предвкушая последующие лавры от моего задержания.
Один из его подчинённых, что держал меня, не устоял от искушения и треснул мне по лицу.
– Говори, когда с тобой начальство разговаривает!
– В кармане пиджака удостоверение посмотрите, – еле шевеля разбитыми губами сказал я.
– А ну пошукайте по карманам, – приказал начальник.
Чья-то рука бесцеремонно залезла во внутренний карман пиджака, достав оттуда корочки.
– Вот, товарищ начальник.
Документы перекочевали к старшему. Тот взглянул на них и моментально послышался рёв, мало чем уступающий знаменитым иерихонским трубам.
– Твою мать! Вы, уроды, хоть поняли, что натворили?!