Никогда б не подумал, что спать буду чуть ли не целые сутки. После того, как меня привезли домой, я бухнулся на кровать, закрыл глаза и открыл только на следующий день.
И что самое замечательное – почувствовал себя на удивление свежим и бодрым. Энергия меня просто распирала.
А ещё радовал факт, что сегодня выходной. С переездом в Москву я успел позабыть, что это такое. Работа, работа и ничего, кроме работы. По сути, приходил домой, только чтобы переночевать.
Это всё хорошо, пока ты холостой и у тебя нет семьи. Когда она появится, ни одна нормальная женщина долго не вытерпит такого образа жизни. Даже такая умная и понимающая, как Настя.
Конечно, вслух не скажет, будет молчать и делать вид, что всё в порядке. Только я – не дурак и соображаю, что к чему.
Да, работа – вещь важная. Особенно, когда ты мужчина и главный кормилец в семье. Знаю много случаев, когда мужики, выйдя на пенсию, скисали просто на глазах и быстро умирали, ощущая себя ненужными.
Если работа тебе нравится и ты хочешь чего-то добиться, надо выкладываться на все сто, но вопрос – какой ценой? И тут главное правильно расставить приоритеты и найди грамотный баланс. Надо снизить деловую активность, побольше времени проводить в семье. Хочу видеть, как растут мои дети, наблюдать своими глазами, как они начинают ходить, делая первые, осторожные, шаги – а не узнавать потом из рассказов родных.
В прошлой жизни я изрядно накосячил, сутками не бывая дома, в этой постараюсь не допускать подобных ошибок. Но это планы на отдалённое будущее, а вот чем заняться конкретно сейчас?
Можно заняться ничегониделанием: поваляться на кровати, книжку почитать… Или провести выходной более активно: например, погулять по Москве, где полным полном мест, куда я ещё не захаживал.
Я огляделся. Отдых, дело хорошее, не поспоришь, но… М-да, запустил ты, товарищ Быстров, своё жилище! И не надо оправдываться загрузкой по работе. Не должен советский милиционер жить в хлеву и зарастать грязью. Вон, и пол, и мебель уже тремя слоями пыли покрылись! Позор на твои ещё не поседевшие волосы, Быстров!
Но это дело поправимое, нет таких трудностей, перед которыми спасует сотрудник уголовного розыска. Решено: устраиваем ПХД, чтобы не позориться перед моими женщинами. Не могу же я тащить их в этот свинарник! Делаем влажную уборку. Вот только с момента переезда в первопрестольную, я так и не успел обзавестись уборочным инвентарём: ни ведра, ни половой тряпки, да что там, веника – и того нет.
А вот без швабры как-нибудь обойдусь. Не вижу особого напряга мыть пол руками. Не старый, пополам не переломлюсь.
Устроить «шоппинг»? Товары не остродефицитные, куплю без проблем. Вот только времени жалко. Не моё это – бегать по магазинам. Затарюсь ближе к приезду моих. А пока займу у соседей – семьи краскома Штерна.
Самого Давида как всегда дома не было, но в коридоре стояла коляска – значит, его супруга – полноватая и смешливая Рахиль, ещё не вышла на прогулку с маленьким сыном. Старшая детвора с утра умотала в школу.
Я тихо постучал в дверь. Когда Рахиль открыла, попросил по-соседски одолжить ведро и тряпку.
– Георгий, ну зачем вам, мужчине, заниматься уборкой? – удивилась она. – Давайте я помогу. Честное слово, меня это ни капельки не затруднит.
Я замялся.
– Знаете, как-то не привык перекладывать свои трудности на других. Как-то неудобно. Лучше сам.
Пожав плечами, Рахиль принесла всё, что я попросил.
– Вот, пожалуйста. Вернёте, когда закончите.
– Большое спасибо, Рахиль. Обязательно верну, как закончу. Думаю, через пару часиков.
– Хорошо. Георгий. Только не шумите, пожалуйста: маленький спит, – предупредила она.
– Буду тихим, как трава!
Я приступил к уборке и вошёл в такой ажиотаж, что даже вымыл окно. А когда закончил, отступил к дверям и полюбовался на результат: теперь в комнате стало намного светлее и уютней, а я снова почувствовал себя человеком.
Вроде работал тихой сапой, однако за стенкой заплакал проснувшийся грудничок, послышалось сюсюканье матери.
Надеюсь, малыша пробудило чувство голода, а не мои манёвры.
Я вздохнул, вспомнив и Дашку, и Настю, с которой мы, даст бог, заведём сразу кучу детишек.
Бокий и его банда арестованы, с этой стороны мне больше ничего не грозит. Выжду для спокойствия недельки три, а потом дам телеграмму моим, чтобы приезжали. Соскучился ужасно!
Надо к приезду подкопить деньжат и сводить всех в какое-нибудь симпатичное местечко. Посидим, поедим, поболтаем. Само собой, Степановна сразу не согласится. Но как-нибудь уломаем.
Эх, давно я уже не видел Настину улыбку и не слышал её смех. И так же давно Степановна не качала укоризненно головой и не давала мне мудрые житейские советы.
Уверен, в Москве им понравится.
Всё, порядок наведён, с работой покончено. Как там у Кипелова – «я свободен!»
Только успел об этом подумать, как в квартире зазвенел электрический звонок. Ага, было две трели – значит, это ко мне. И кому вдруг я так понадобился в законный выходной?
Накинув цепочку, я приоткрыл дверь.
На лестничной площадке топтался незнакомый милиционер. При виде меня он оживился и хрипло спросил:
– Товарищ Быстров?
– Он самый? – не стал отрицать я очевидное.
– Добрый день! Милиционер Франц, – представился он.
– Предъявите ваше удостоверение, пожалуйста.
Убедившись, что Франц – тот, за кого себя выдаёт, я поинтересовался:
– Что-то случилось?
– Так точно, – подтянутая фигура и манера говорить по-уставному свидетельствовали, что Франц когда-то служил ещё в той, царской, армии унтером и старые привычки не позабыл. – Сегодня произошёл вооружённый налёт на типографию «Красный печатник». Товарищ Николаев просит вас подключиться к расследованию.
Просит – не приказывает, да и формально я начальнику МУР не подчиняюсь. Однако есть просьбы, что равносильны приказу.
– Ну, раз товарищ Николаев просит, подключусь, – кивнул я. – Заходите. Мне надо пять минут на сборы.
– Подождём.
Впустив Франца в квартиру, я стал быстро одеваться.
Пиджак, сорочка, брюки, свежие носки на подтяжках. Убедился, что револьвер вычищен, а барабан набит патронами, вложил наган в кобуру. Ну вот, к борьбе за правое дело готов.
Перед выходом напялил на голову кепку, подаренную Настей. Глянув на своё отражение в зеркале, усмехнулся:
– Жених!
– Готовы, товарищ Быстров?
– Готов. На чём будем добираться?
– С ветерком долетим, – пообещал милиционер.
Николаев расщедрился на служебный автомобиль, который дожидался нас у подъезда.
Что такое пробки нынешняя Москва ещё не знала, так что водитель мог гнать с хорошей скоростью – не меньше семидесяти километров в час.
Машина выехала на Арбат и свернула в Филипповский переулок.
– Нам сюда, – показал Франц. – Вон тот дом, недалеко от церкви.
Этот дом отличался от других нарядным фасадом и огромными окнами. Над одним из входов висела вывеска с названием типографии. Через дорогу напротив стояли двое, одного из которых я сразу узнал – это был сотрудник МУР Коля Панкратов. Второй, скорее всего, потенциальный свидетель, поскольку сыщик явно вёл не светский разговор.
– Приехали, – сказал шофёр, останавливая машину.
Я вылез из авто, подошёл к Панкратову и его собеседнику.
– Привет, Коля! Что тут у вас приключилось?
Панкратов обернулся, окинув меня удивлённым взглядом:
– Быстров? Встречный вопрос: а ты что здесь делаешь?
– Какой-то ты неласковый сегодня, Коля. Нет бы поздороваться со мной, руку пожать.
– Ну, привет, Георгий! И всё же: ты чего заявился?
– Партия сказала надо, комсомол ответил есть. Начальство твоё попросило, лично товарищ Николаев, – пояснил я.
– Зауважал тебя, видать, Николаев. Думает, мы без твоей помощи теперь ни один налёт не раскроем, – грустно усмехнулся сыщик.
– Если что – могу и домой вернуться, – с деланым равнодушием пожал я плечами. – Как-никак законный выходной.
– Э, погоди! Раз приехал – включайся в работу, – спохватился Панкратов.
Я улыбнулся.
– С этого бы и начинал.
– Прости, дружище. Ты ж понимаешь – я не со зла.
– Да не извиняйся, Коля. Лучше вводи в курс дела, чтобы время зря не тратить.
Панкратов повернулся к свидетелю.
– Большое вам спасибо! Подойдите, пожалуйста, к следователю. Он запишет ваши показания.
Свидетель – мастеровой с мозолистыми руками, кивнул и отошёл.
– История следующая: сегодня, день выдачи зарплаты рабочим типографии, – заговорил Панкратов. – Деньги из Госбанка привозят обычно часов в одиннадцать, а где-то около шестнадцати их выдают. Сотрудников в типографии много, сумма набегает приличная, как у хорошего завода. Примерно в четырнадцать двадцать в типографию влетели трое со шпалерами, кинулись к кассе и, угрожая оружием, заставили кассира отдать все деньги.
– А денег, значит, было много…
– Очень много, – вздохнул Панкратов.
– Ну, пойдём поговорим с кассиром.
– Пойдём. Только его уже раза четыре допрашивали.
– Где четыре, там и пять. Может, скажет что-то полезное.
Мы вошли в типографию и оказались в длинном и узком коридоре. Ни охраны, ни хотя бы завалящего вахтёра… впрочем, когда на тебя прут с наганами, от безоружного вахтёра толку мало.
Запах стоял специфический: типографская краска, бумага, какие-то химикаты.
– Через этот вход ворвались?
Панкратов кивнул.
– Да, через центральный.
– Есть и другие?
– Конечно. Служебный на той стороне дома: через него бумагу подвозят и прочие расходные материалы. Но он обычно запирается, причём изнутри.
– В момент ограбления кто-то видел налётчиков?
– Нет. Рабочие были у станков, конторские не шастали. Время выбрали удачное: все заняты работой.
– Удачное, говоришь?
– Да. Обеденный перерыв закончился, смена в самом разгаре. Люди делом заняты.
Я задумался.
– Типографию прежде грабили?
– По моим сведениям, в первый раз, – сказал Панкратов.
– Ясно. Как попасть в кассу?
– Прямо по коридору, никуда не сворачивая. Касса почти в самом конце.
– Идём.
Мы двинулись дальше по коридору.
– В общем, тут у них печатные станки стоят, – показывал освоившийся Панкратов. – Справа – кабинет главного инженера. Это – дверь директора. Здесь бухгалтерия и расчётная часть. А вот и касса.
Мы упёрлись в комнату с небольшим зарешечённым окном, в полуметре от которого находилась дверь.
Панкратов постучал.
– Тук-тук, кто в теремочке живёт? Открывайте, уголовный розыск!
Лязгнул затвор, дверь приоткрылась. Из дверного проёма с опаской выглянул мужчина лет пятидесяти с унылым лицом.
– Представьтесь, – попросил я.
– Перцов, кассир.
– Быстров, особый отдел уголовного розыска. Впустите нас и поговорим.
– О чём? – тоскливо спросил Перцов, и его лицо стало ещё более унылым.
– О живописи, – буркнул Панкратов. – Неужели не догадываетесь, о чём вас будут спрашивать?
– Согласен. Дурацкий был вопрос, – согласился мужчина. – Извините, это от нервов.
– Извиняем, – сказал Николай. – Так вы впустите нас?
– Конечно-конечно, – засуетился мужчина. – Проходите, пожалуйста.
Мы вошли в его тесную каморку. Здесь не было ничего, кроме покрытого лаком дубового стола, стула, вешалки и металлического сейфа, стоявшего в углу.
А ещё стоял другой, не похожий на типографский, запах. Так пахнут лекарства, что-то успокоительное.
– Деньги в нём храните? – посмотрел я на сейф.
– Конечно, – проследив мой взгляд, ответил Перцов.
– И как часто у вас бывают крупные суммы?
– Разве что в дни выдачи зарплаты. Дважды в месяц, если быть точнее.
– Тогда как с поставщиками рассчитываетесь?
– Это уже без меня.
– И всё же?
– Директор и бухгалтер через банк проводят. Так что серьёзные суммы в кассе два раза в месяц: когда аванс выдаём сотрудникам или получку. Больше всего, конечно, в день получки.
– Ясно. Расскажите, как всё произошло.
– Ну как-как… Начиналось всё как обычно: с Госбанка привезли деньги. Я всё тщательно проверил и пересчитал, подписал накладные, подготовился к выдаче. У меня с этим образцовый порядок: лишнего не выдам, но и копейку не зажилим. Всё точно.
– Нас интересуют подробности налёта, – напомнил я.
– Да-да… Сейчас расскажу. Сижу себе, значит, вдруг – раз, в окошке ствол и прямо на меня. Открывай, говорят, сволочь, если не хочешь пулю получить. И убедительно так говорят, понимаешь, что не врут – им убить человека плёвое дело. Ну, я и открыл.
– У вас есть оружие?
– Откуда? – вздохнул Перцов. – По всей типографии только у одного директора револьвер. Сторож, и тот с колотушкой ходит.
– В общем, на вас наставили ствол, и вы их впустили…
– Пришлось. У меня, понимаете, жизнь одна. Да и семью кормить нужно. Геройствовать не стал, не до того как-то было. Дверь отпер, налётчиков впустил. И не стыжусь. Вы б на моём месте как поступили?
– Никто вас не обвиняет, Перцов. Лучше скажите, сколько их было?
– Кого, налётчиков?
– Да.
– Трое было.
– Уверены?
– Двое ко мне вошли, один в коридоре остался. Наверное, на стрёме.
– Описать налётчиков можете?
– Если бы… Касса в конце коридора, окон, как видите, нет, лампочки светят через одну. В общем, не видно ни хрена. Да и не до того мне было, чтобы лица этих сволочей рассматривать. Честно скажу: струсил я тогда порядком! По сию пору не отошёл, валерьянкой отпаиваюсь.
– То есть лица нападавших не разглядели?
– Я же сказал, что темно было. Да и перепугался до смерти.
– Ну хоть что-то могли запомнить? – с надеждой вскинулся Панкратов.
– Запомнил, – кивнул Перцов.
– Ну-ну, – обрадовался Панкратов. – Говорите.
– Дуло, что на меня наставили, запомнил. До смерти буду эту чёрную холодную дыру вспоминать.
– Тьфу ты! – сплюнул Николай.