Стоило переночевать где-нибудь в гостинице и выехать утром, но я так торопился домой, что пренебрег безопасностью. Возможно, я просто боялся проснуться в чужом месте и в полном одиночестве.
Авто разрывало уплотняющуюся синеву воздуха. Мы сильно задержались, пока я спорил и доказывал, что могу сам контролировать процесс дома, и пока врач объяснял, какие препараты и как принимать. Кое-как мне удалось вырвать Шеина из щупалец больничного спрута, усадить на переднее сидение рядом и наконец-то втопить в сторону Москвы. Теперь-то он никуда не исчезнет, ведь правда?
Хотелось дотронуться до него, чтобы еще раз убедиться: теперь он со мной. Я боролся с желанием заблокировать двери, чтобы точно не убежал, но опасался напугать его. Помню, как он вздрагивал и начинал встревоженно озираться, когда я так делал раньше. Кажется, с тех пор прошло несколько лет, а не дней. Хотелось смотреть на него, не отрываясь, но единственное, что я мог себе позволить, это не включать музыку и слушать его дыхание. Иногда он протяжно вздыхал, упирался лбом в стекло и настороженно вглядывался в чистую кобальтовую синь пейзажа. Было что-то тоскливое в этом вздохе и в этом движении, и от этого начинало щемить внутри.
Правильно ли я поступил? Еще в кабинете врача я не сомневался, что это единственно верное решение, но что я знаю о лечении психических расстройств? Кем я себя возомнил? Смогу ли я хоть чем-то ему помочь, если станет плохо?
Мы съехали на однополосную дорогу и уперлись в зад еле тащившегося лесовоза. Драгоценные минуты, рисковавшие перерасти в часы, уходили. У меня появилась возможность повернуть голову. Под лихорадочно блестевшими глазами Шеина пролегли синие тени, кажется, даже нос заострился.
– Тебя продолжают беспокоить кошмары с погонями? – впервые за нашу поездку мой голос перекрыл рев мотора, вой ветра и, чуть слышные в этой главной музыкальной теме, неразмеренные вдохи и выдохи Елизара.
– Нет, – при ответе его губы едва дрогнули. Обветренные, нервно искусанные. Невыносимо. Невыносимо сильно хотелось прижаться к ним своими, еще со встречи на скамейке в больничном парке, но я держался.
– Когда прекратились? – всю дорогу он молчал, и меня это начало беспокоить.
– С тех пор как ты был там, – прошелестел едва слышный ответ.
Стекла покрылись мелкими пупырышками дождевых капель. В дожде всегда есть что-то интимное: очертания смягчаются, окружающий мир уходит на второй план. Потянуло примкнуть к обочине, забраться на заднее сидение и, обнявшись, слушать, как барабанят капли по крыше авто. Но и этого я не сделал.
За бортом заметно потеплело, мы ехали в шлейфе грязи из-под колес лесовоза. Дворники щелкали. В салоне стоял тяжелый запах спиртовой незамерзайки. Впереди замаячил поворот на какую-то деревню, и я им воспользовался, чтобы разминуться с неповоротливым грузовиком. Навигатор несколько раз занудно требовал развернуться, но все же перестроил маршрут.
Фонари в деревне отсутствовали, и на дорогу изредка падали бледные отсветы из окон. Пришлось ехать не торопясь, чтобы случайно не сбить какого-нибудь пьяного забулдыгу. Однако вместо качающейся посреди дороги растрепанной фигуры человека свет фар выхватил крупного мохнатого пса. Елизар вскрикнул. Я резко ударил по тормозам. Они взвизгнули, а пес остался равнодушен к происходящему. Весь в колтунах, он тяжело плелся по дороге и никуда не торопился. Грустным, полным упрека взглядом он проводил автомобиль и вскоре слился с чернотой ночи. А мы въехали на мост.
Обычный мост через овраг, какие частенько встречаются в деревнях, с побитым дорожным покрытием и едва различимым ограждением по обе стороны. Я даже не сразу понял, что их скрыл туман, какой поднимается во влажную погоду в низинах. Туман сгущался, и вскоре мощные фары едва прорезали его плотную завесу дальше вытянутой руки. Он тут же просочился в салон, как только оконное стекло оказалось опущено. Потянуло дымком и сыростью. Казалось, туман можно было отрывать кусками, как сахарную вату. Я же по звуку надеялся понять, где еду. Вскоре мы пробирались наощупь, сбавив обороты почти до нуля. Меня занимал вопрос, удержат ли джип наверняка давно сгнившие рейки ограждения, если я собьюсь с дороги?
– Может, выйти и сигналить тебе, куда ехать? – подал голос Елизар.
– Нет, останься.
Не хватало еще, чтобы он вышел и навсегда утонул в тумане. Я с надеждой скользнул взглядом по экрану навигатора, дальше на лобовое стекло, но внутри царапнула тревога, я глянул на карту внимательнее и похолодел. Нас на карте не было. Даже если мы не двигались, то синяя точка должна была неповоротливым жуком прилипнуть к экрану. Что за черт? Воды нахватался?
Шипованные шины мерно скребли асфальт, пока я не услышал глухой хлопок. Этот звук я знал слишком хорошо. Только этого еще не хватало! Я тяжело вздохнул и выматерился, продолжая движение на ощупь. Сплошная засада!
Мы вырвались из белесой пелены так же внезапно, как в ней оказались. Продолжал накрапывать дождь, а небо, плотно затянутое тучами, теперь подпирали острые пики голых деревьев по обе стороны дороги. Я окончательно остановился. Выхватил из бардачка фонарик и принялся за осмотр. Искать прокол пришлось недолго, даже за такое короткое время заднее колесо уже спустило вполовину. Надеяться, что мы сумеем добраться до ближайшего круглосуточного автосервиса, не приходилось. За спиной хлопнула дверь, и я мгновенно вскинул голову, встретившись с обеспокоенным взглядом Елизара.
– Что случилось? Тебе помочь?
Я подавил желание сказать, чтобы он вернулся на свое место, и попросил посветить фонариком, пока буду менять колесо. Дождь усилился, и жидкий свет фонаря выхватывал косо летящие капли сквозь облачка пара от нашего дыхания. Откуда-то со стороны деревни тянуло гарью, и она оседала горечью на губах.
– Готово! – оповестил я, и свет тут же погас. Елизар зашуршал подошвами ботинок в сторону так и оставшейся раскрытой дверцы авто. Я затащил в багажник грязное колесо, жалея, что не припас на такой случай ни пакета, ни куска полиэтилена, кинул туда же инструменты и устало плюхнулся на водительское кресло. Поморщился с досады и замер, когда холодные пальцы коснулись заросшей щетиной щеки. Они мягко прошлись наискось, стирая брызнувшую во время возни с колесом грязь. Прикосновение быстро становилось невесомым, и я потянулся за ним следом. Хотелось подхватить его ладонь и прижать к губам, но и теперь я сдержался. Не посмел. Елизар казался неприкосновенным сокровищем, которое я украл, и теперь нужно было его поскорее спрятать, пока не заметили пропажи, пока не отобрали.
Шеин же быстро потерял ко мне интерес, откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Слегка разочарованно я повернул зажигание и продолжил путь по узкой дороге через лес.
Когда мы съехали на пустынную трассу, радость моя и здесь оказалась недолгой. По-прежнему это была однополоска со скрытыми в темноте ухабами и крутыми поворотами. Я устал. Глаза начали подводить, и я напряженно всматривался вперед, стараясь не сильно петлять. Впереди промелькнул свет по встречке и пропал, оповещая о приближении поворота. Вынырнул и ослепил. Сначала я не понял, почему так ярко, но вскоре увидел, что авто неслось не по соседней полосе. Оно летело прямо на нас. В лоб. Я посигналил. Без результата. Расстояние измерялось секундами, они щелкали быстрее, чем дворники, сметавшие капли со стекла, где сотнями, тысячами осколков отражались два ослепительно-белых глаза. Всего один ход туда и обратно, и я уже видел номер впереди. Водитель даже не подумал сворачивать. Ебать! Уснул он там? Нет ведь!
Дальше надеяться было не на что. Навстречу ехал безумец. Возможно, он таким нехитрым образом собирался свести счеты с жизнью, однако в мои планы это не входило. Не раздумывая больше ни секунды, одним точным движением я сделал то, что собирался сделать всю дорогу – заблокировал двери. Другим – крутанул руль. Второй раз за вечер завизжали тормозные колодки. Раздраженно трынкнула ABS, и наш джип пошел юзом по прикатанной снежной дороге. Мы едва не перевернулись, исполняя залихватский пируэт. Меня вжало в стекло, ремень безопасности резко сдавил грудь, нас хорошенько тряхнуло и все замерло. Безумец пронесся мимо, даже не сбавив хода. Вскоре кроме стука капель по крыше ничего не было слышно. Я заглушил мотор. Тишину разбавлял какой-то посторонний звук. Я с опаской глянул на Елизара.
– Цел?
Он смотрел перед собой. Его зубы непроизвольно клацали. Он не ответил. Я набрал ДПС, сообщил координаты и осторожно отстегнул его ремень безопасности. Ощупал со стороны двери его руку, плечо, щеку, висок. Сгреб в охапку.
– Прости, – выдохнул я в его затылок, радуясь, что все целы, и проклиная себя за эту ночную поездку. Он ничего не ответил, только продолжил дробно клацать зубами, одеревеневший, неподвижный, иногда встряхиваемый нервным ознобом. А может, он замерз, пока мы возились под дождем. А у меня даже термоса с чаем не было. Мы так и сидели в тревожной темноте, иногда нарушаемой светом фар и ревом проезжающих мимо автомобилей. Я старался согреть его. Растирал ледяные ладони, прижимал к себе, укрывал своей курткой.
Пришлось оторваться от него, когда позади послышался шорох шин и пыхтение остановившегося автомобиля. Пока я разговаривал с сотрудником ДПС, показывал запись столкновения на камере с лобового стекла и заполнял протокол, украдкой поглядывал на переднее сидение, на осунувшийся силуэт Шеина. В его руке что-то поблескивало, и когда я разглядел в этом предмете свой охотничий ножик из бардачка, внутри екнуло от страха. Я прервал беседу, подошел, заглянул в салон, но Шеин даже позу не поменял. Он продолжал таращиться невидящим взглядом в темноту леса. Показалось? Вскоре все бумаги были подписаны, мое авто вытянули из кювета, и все разъехались.
Мы добрались до первого же придорожного мотеля, бросили джип на парковке, и сонная девушка за стойкой выдала нам простой ключ с цифрой на брелоке. На автомате я повернул ключ изнутри, пока Елизар, не снимая ботинок, привалился обессиленно к двери. Я потянулся к нему, чтобы помочь раздеться, но забыл обо всем и снова прижал его к себе. В нос мне ударила смесь запахов, исходившая от его кожи: резкий уксусный запах страха, морозный след влажного воздуха, едва уловимый аромат гари из печных труб, почти выветрившаяся больничная дезинфекция, но все это перебивал его собственный запах. Так в воздухе разливается теплый и пряный аромат свежезаваренного молочного улуна и тут же исчезает, стоит приблизить чашку ко рту. Что-то тяжелое навалилось на затылок, в глазах потемнело, виски загудели. Я все же осторожно коснулся его губ, не рассчитывая на то, что они окажутся податливыми. Но не ощутив сопротивления, долго не мог заставить себя оторваться от них, хоть он и отвечал на мои голодные поцелуи вяло и неохотно, будто сквозь сон, тяжело оседая в моих руках. Наконец я отпустил его, и Елизар протяжно вздохнул. Я стянул с него пальто, аккуратно повесил на крючок вешалки, расшнуровал ботинки, пока он держался за мою спину, касаясь едва ощутимо. Когда же я разогнулся, он уже, пошатываясь, прошел в комнату и рухнул в кровать. Уснул не раздеваясь. Я устроился рядом, уткнулся в его затылок и мгновенно сам провалился в сон.
***
На лицо падали холодные капли и прокладывали извилистый путь по щекам к горлу, затекали в уши. Что-то придавило меня, тяжелое и горячее. В шею воткнулась острая металлическая кромка. В памяти всплыла вчерашняя сумасшедшая гонка по встречке, уши снова резанул визг колес, а нос защекотала гарь воспламенившейся резины. Я судорожно вдохнул и нехотя разлепил веки, ожидая увидеть, как лежу под дождем, придавленный останками авто. Столкнулся с изучающим взглядом. С нависшей надо мной челки капала вода. Алмазной крошкой едва заметные капельки застряли в изогнутых ресницах. Глаза цвета крепкого чая напряженно вглядывались в мое лицо. Одной рукой Шеин давил мне на ключицу, второй сжимал острый предмет, щипавший лезвием кожу под подбородком. Я замер. Мы молча смотрели друг на друга. Шеин показался незнакомцем, впервые меня увидевшим. Это он придавил меня к кровати. Он успел принять душ, обмотал полотенцем бедра, которыми теперь прижимался ко мне. Его тяжелое тепло перетекло в меня и запульсировало в точке соприкосновения.
– Мой охотничий нож не игрушка, – едва выдавил я охрипшим голосом.
Мои опасения не оправдались, мы не разбились в аварии, а лежали в кровати придорожного мотеля, это радовало. Шеин вел себя странно, это заставляло зажатую лезвием жилку биться тревожно.
– Боишься умереть? – на мгновение глаза Елизара стали шире, но тут же сузились в хитром прищуре. Жар мгновенно опалил все тело, а затылок покрылся испариной.
– Не боюсь, – прозвучало по-мальчишечьи как-то, вдобавок я упрямо выпятил губу, как делал в последний раз в школе, наверно.
Его лицо отвернулось, рукоятка ножа глухо брякнула о деревянную поверхность тумбочки. На висок и гладкую щеку налипла мокрая прядь. Я потянулся к ней, но мой визави успел подхватить руку и прижать ее к кровати. Вторая рука с ключицы скользнула к горлу, слегка сдавив, задрала подбородок кверху. Изучающий взгляд приближался, пока я не закрыл глаза, уже с трудом разбирая очертания. Он подцепил упрямую губу, потянул, ощупал кончиком языка мой язык. Невольно я дернулся от воспоминания: пыльный пол, пустая палата, лунный свет, запутавшийся в неровно обрезанных волосах. Его пальцы плотнее сжали горло, поцелуй стал грубее. Рукой, все это время остававшейся свободной, я уперся в почти касавшуюся меня грудь. Горячая. Влажная. Дразнящая запахом его тела. Я прижал ладонь сильнее. В нее бешено стучалось сердце. Мы оба замерли. Это не мог быть Елизар. С трудом втянул воздух с горчинкой и оттолкнул. Сомнений, кто на мне сидит, не осталось.
– Лиз, слезь с меня.
– А ты постарел, – недовольно ответила Лиска и нехотя покинула насиженное место, напоследок мазнув по моей еще влажной губе окровавленным пальцем. Порез на шее засаднил. Я осторожно коснулся его липнущими к коже подушечками пальцев. Жжется.
– Говорил же, не игрушка, – попытался я воззвать к Лискиной совести, но она уже ехидно осматривала себя ниже пояса. Первое, что мне бросилось в глаза, это оттопыренное горкой полотенце, и я поспешил прикрыть их ладонью. Но Лиску занимало не это, и она тут же выдала ход своих мыслей:
– Радует, что хотя бы ноги брить не придется! Похоже, тебе и так нравится, – фыркнула она и кинула в лицо мокрое полотенце.