Хороший секс, как большие деньги, многое решает в нашей жизни. В отношениях с людьми, которые нам нравятся – почти всё.
После прогулки, после того как Вадим поспал у реки, обнимая меня и даже на миг не желая расстаться, мы вернулись домой.
На всём пути назад, и в конюшнях, и после мне от Вадима доставались особые взгляды. Такие не купишь за деньги, их не сыграть даже очень хорошим актёрам. Вадим смотрел на меня с таким восторгом и обожанием, которые никто не смог бы подделать или повторить.
Он то и дело касался моей руки, заглядывался на меня, откидывал волосы назад, смеялся. Улыбка не сходила с его лица. Его тянуло поболтать, и он не затыкался, говорил всё, что приходит в голову, и не требовал от меня ничего. Ему хватало того, что я рядом, что слушаю его, пусть и молчу.
Мне нравилось в нём всё. Но больше всего то, что каждое мгновение он по-настоящему жил.
Он наслаждался любовью, прогулкой, едой. Он так заразительно смеялся, так восхищался всем, что его окружает, так вкусно и соблазнительно ел и пил, что я, будто сбросив десяток прожитых лет и воз проблем, забыв обо всём, смотрел лишь на него. Рядом с ним прошлое и проблемы отодвигались далеко-далеко. Не исчезали, но сейчас я не мог о них думать, что-то планировать.
Меня так сильно тянуло к нему. И я понимал на все сто, что не хочу видеть рядом с собой никого, кроме него.
Он не старался мне нравиться, но нравился как никто. И это уже не пугало.
Марина позвонила вечером, долго рассказывала об отдыхе, экскурсиях, подружках, парнях, покупках – а я смотрел на лежащего рядом Вадима и временами терял нить разговора. Вадим дремал, улыбаясь даже во сне, а я всё реже говорил Марине своё тихое «да». И в какой-то миг она поняла, что я не один.
– Па, ты меня совершенно не слушаешь, – возмутилась она, а затем прямо спросила: – Ты с кем-то сейчас? Я не вовремя позвонила?
Я встал с кровати и вышел из спальни, прикрыв дверь за собой. Вадим, кажется, не проснулся.
– Не глупи. Я всегда жду твоих звонков, мне важны твои новости, твоё настроение.
Она негромко рассмеялась, но напряжение скрыть не смогла. Папина дочка, она категорически не желала появления в доме мачехи. Боролась со всеми женщинами, которые у меня появлялись. Я думал, с годами она это перерастёт, но время шло, а ситуация только усугублялась. В итоге я перестал кого-то сюда приводить. Обычно снимал или покупал своим партнёршам квартиры.
Моя постель уже давно казалась слишком большой для одного человека, её уже вечность никто не грел. Вадим и тут стал исключением. С ним я вспомнил, какое это удовольствие – засыпать рядом с тем, с кем хочешь проснуться.
– Папа, она особенная для тебя?
– Не глупи, Маришка. У тебя отдых, и у меня отдых. Не больше, но и не меньше.
– А я её знаю? – Упрямая, как бульдог, если уже дочка цеплялась за тему, то не отпускала.
Я оглянулся на прикрытую дверь. Но нет, за ней стояла тишина, мне показалось.
– Нет, ты не знаешь её.
– Но хочу узнать. Ты ведь сейчас дома, сам сказал. А домой ты почти никого не приводишь. Раз привёл, значит, она особенная для тебя… – Марина шумно вздохнула. – У вас далеко зашло? Ты сделал ей предложение?
– Хочешь знать, подарил ли я кому-то обручальное кольцо или подарю в будущем?
Я представил эту сцену и невольно улыбнулся, слушая взволнованные предположения Марины, одно другого страшней – на взгляд любящей дочери.
– Успокойся, малышка. Никакой свадьбы не будет. Это исключено.
Марина помолчала.
– Па, ты уверен?
– Уверен. В первую очередь потому, что так взволновавший тебя предполагаемый брак вне закона.
– А-а… Она замужем, да? – Марина вздохнула. – Ты только не думай, что я не желаю тебе счастья, папочка. Но временами ты такой наивный бываешь. А я не хочу, чтобы какая-то хитрожопая сучка превратила тебя в свой кошелёк.
– Кто-кто? – переспросил я.
Маринка, уверен, даже не покраснела.
– Если бы они правда любили тебя, я бы полслова против не сказала. Они всегда с такими голодными глазами, им только деньги нужны, а не ты или я.
Больше я не улыбался.
– Что-то случилось? – Я взглянул на наручные часы, которые так и не снял, час назад забравшись на постель – на минуточку, по словам Вадима. – Тебя кто-то обидел?
Маринка фыркнула.
– Павловых никто не может обидеть. Мы сами кого угодно обидим, догоним и ещё раз обидим. Чтобы запомнили нас навсегда.
Я порылся в памяти, сравнил сегодняшний её рассказ об отдыхе и предыдущие, и, похоже, обнаружил обидчика.
– А что там с Виталием? Сегодня ты ничего о нём не рассказывала.
– С ним – ничего, па, – отрезала Маринка, и стало ясно, что о Виталии рассказов больше не будет.
– Мне очень жаль.
– А мне нет. Ненавижу, когда в мой кошелёк заглядывают с большим азартом, чем в вырез платья или глаза. – Прежде чем я спросил про то, кто это на её грудь посмел пялиться, она твёрдо сказала: – С ним тема на все сто закрыта. Я его нечестность заметила, значит, я молодец.
– Ты молодец. – Я кивнул, хотя дочка никак не могла меня видеть. – Не позволяй никому дурить себе голову. Выбирай только того, кто будет смотреть тебе в глаза. Выбирай во всём равного.
– И ты, папочка. Обещай, что никому не позволишь водить себя за нос.
Что на это можно ответить – только дать слово быть особо внимательным.
Когда я вернулся в спальню, Вадим уже не спал. Он стоял у кровати без футболки и обуви, расстёгивал ремень брюк.
– Я ведь здесь остаюсь? – спросил чуть неуверенно. Значит, слышал мой разговор – скорей всего, не весь, но что-то не слишком приятное для себя явно расслышал.
– Остаёшься, конечно.
Я медленно подошёл к нему.
Щёки Вадима начали розоветь. Он опустил взгляд, притворяясь очень увлечённым расстёгиванием одежды. Думаю, так долго он в жизни не раздевался.
– Посмотри мне в глаза, – сказал я.
Он опустил веки, и тень от густых ресниц ещё сильней подчеркнула его красоту.
Я ждал, не торопя. Наблюдал за эмоциями, такими яркими на его подвижном лице. Вадима любой бы прочитал, как открытую книгу. В волнении он закусил губу, и я захотел его поцеловать, не дожидаясь ответа, не задавая вопросов.
Он беден, голоден, гол, жил в трущобах. Он откровенно признался в том, что ему нравятся мои деньги, что его восхищают мои возможности и моя жизнь. Но ему во мне нравилось не только это. Я точно знал, много раз видел в нём большее – кончающем, задыхающемся от восторга, смеющемся, лепечущем ерунду и произносящем моё имя с нескрываемым уважением.
Вадим вскинул голову и посмотрел мне в лицо. Его глаза сильно блестели, и в них читались настолько яркие чувства – я будто смотрел на солнце, и оно слепило меня.