Казалось, Эсме вскинула голову прежде, чем открыла глаза. Ойкнула – отлежала руку и теперь почти ее не ощущала. Онемение быстро сменилось неприятным покалыванием, а страх, что ее поймали, озадаченностью.
Обладательницей низкого хрипловатого голоса и впрямь оказалась вулгрета. Вот только наряд на ней был простой и слишком уж отличался от черной брони стражей.
Не красота была главным достоинством псиц (по крайней мере, на взгляд многих людей – особенно изящных шанари и модников-хэссов). Сила. Вот и незнакомку, что склонилась над Эсме, трудно было назвать писаной красавицей. Крупноватая фигура с хорошо развитыми мышцами, широкие плечи, покрывшая тело темно-коричневая шерсть. Но морда псицы с прильнувшими к голове короткими ушами была доброй и по-своему симпатичной, а ярко-голубые глаза смотрели с участием.
– Так, – протянула вулгрета, – маленькая бродяжка!
Эсме вздохнула – когда тебя застали спящей в кустах, с подобным определением поспорить трудно. И все же…
– Не маленькая, – буркнула она, неуклюже пытаясь подняться с земли. – Мне уже шестнадцать.
Псица взяла Эсме за запястье и одним рывком подняла на ноги. Голова закружилась, перед глазами замелькали яркие образы. Как и прежде, они казались цветными хрусталиками из калейдоскопа, хоть пока и не складывались в единую картину.
«Только не это! – запаниковала Эсме. – Только не сейчас!»
Показалось, в прозрачном воздухе парка мелькнула эфемерная змейка, едва заметная на фоне неба. Эсме крепко зажмурилась. Когда она открыла глаза, дымка уже растаяла… если она когда-то существовала.
– Значит, не отрицаешь, что бродяжка? – Псица улыбнулась так искренне, что обижаться расхотелось.
– Улмари, – поправила она.
– И как тебя зовут, милая улмари? Я – Хема.
– Эсме.
Она тут же отругала себя за доверчивость – ну кто, находясь в бегах, говорит свое настоящее имя? Но вулгрете с ее добрыми глазами почему-то отчаянно не хотелось лгать.
За спиной псицы стоял роскошный мольберт из светлого дерева. Заметив взгляд Эсме, Хема неожиданно смутилась.
– Я рисую… иногда. Прихожу в парк или к озеру днем, когда никого нет.
– Здорово, – искренне восхитилась Эсме, в очередной раз пожалев, что не обладает никаким художественным талантом.
Морда Хемы просияла. Среди вулгретов творческие профессии не поощрялись, ведь люди-псы, прежде всего, славились выносливостью и недюжинной силой. Даже среди кузнецов (казалось бы, представителей мужской профессии) нередко попадались вулгреты. А вот о псицах-художницах прежде слышать Эсме не приходилось.
– А где ваши краски? – заинтересовалась она, взглянув по сторонам.
– Я предпочитаю лунные обычным, – улыбнулась Хема.
– Но сейчас же еще день…
Псица сняла с пояса бархатный мешочек. Развязав тесьму, выудила сверкающую лунную каплю – ярко-голубую, как ее глаза.
– Флиарен…
Эсме, словно завороженная, протянула руку. Почти коснулась кончиком пальца хрусталя, но, опомнившись, тут же его отдернула. Преследующие ее в Каере видения… Теперь она знала их источник.
– Ты знаешь о них? – удивилась Хема.
– Да, я…
Эсме прикусила язык, силясь понять, как ответить, не раскрывая правды о том, что она – послушница Храма Луны в Лунных Садах, и именно там она впервые флиарен и увидела.
– Мама моего друга – королевская советница.
Это, наверное, тоже не стоило говорить… Но словно не ална, вылетит – за крыло не ухватишь.
– Ах вот как…
– Так значит лунные капли есть и у стражей?
Это объясняло, отчего видения продолжались и вдали от флиарена в Зале молодой Луны. Вот только одни видения, которые являли ей лунные капли, были слабее и напоминали осколки, фрагменты, а другие утягивали ее с собой, в далекие дали – как тот океан, оказавшийся на месте Фаграса.
– Да, но не у всех. Не так давно король издал указ о том, чтобы снабдить горстью лунных камней отличившихся стражей. Так вот я, – с достоинством добавила Хема, – одна из них.
Эсме понимающе ахнула, вспоминая разговор Каталины с Анн-Софи. Так вот какой королевский указ вывел из себя старшую жрицу! Но ведь стражи – защитники городов, защитники всех жителей Подлунья… На месте короля она приняла бы такое же решение.
– И многие носят их с собой?
– Думаю, да, – пожала плечами псица. – Флиарены пригодились бы всем стражам, особенно тем, что несут службу днем – подчас магия эффективнее физической силы.
Эсме вдумчиво кивнула.
В отличие от людей, зверолюдям Подлунья не нужно было тратить времени на сбор магической росы. Тескерам с рождения доставались притягивающие магию лунные когти, вулгретам – лунные клыки.
В невероятно увлекательной книге «Лапы и хвост: все, что нужно знать о вулгретах и тескерах» говорилось, что псы и псицы используют особые чары, которые не подчиняются ни одному другому народу. К примеру, вой на Луну – благословение, дающее им небывалый прилив сил, или призыв полуночных собратьев – вызов причудливых существ, отдаленно похожих на вулгретов, но более косматых, диких и – о ужас – передвигающихся на четырех лапах. Эсме всегда мечтала увидеть магию вулгретов собственными глазами.
Она покусала губы, лихорадочно размышляя, но увы, ни к одной интересной мысли так и не пришла. Пока все, что у нее было – это странная реакция на лунную росу, запертую в зачарованном хрустальном коконе.
– И часто вы приходите сюда, чтобы порисовать?
– А у тебя всегда так много вопросов? – хрипло рассмеялась Хема.
– Всегда, – призналась Эсме.
– Любознательность – это хорошо. И да, малень… юная улмари, часто. Я – наемница, и моя работа… – Псица вздохнула, оборвав саму себя. – Не думай, я не жалуюсь, просто всем нам иногда нужно передохнуть. Очистить сознание, успокоить душу. Рисование для меня – способ отвлечься от городской суеты. Я прихожу сюда, когда не могу уснуть и когда чувствую, что вот-вот взорвусь от накипевших эмоций.
Эсме кивнула. Несмотря на немалую разницу в возрасте и принадлежность к разным народам, ей было близко то, о чем говорила Хема. Сколько раз она сбегала с приюта по ночам, забиралась на крышу самой высокой в Фаграсе башни и наблюдала за городом и за небом… Это было ее успокоением.
– Ну да ладно. – Печальные нотки исчезли из голоса Хемы, она лукаво прищурилась. – А теперь расскажи, почему ты днюешь на голой земле вместо уютной постели?
Эсме так хотелось рассказать псице обо всем! Виной тому доброта в глазах Хемы, ее мягкая улыбка и даже то, что она была художницей, а значит – творцом. А настоящие творцы плохими не могут быть по определению. В этом Эсме была абсолютно уверена Но… она не могла. И, не привыкшая лгать (умалчивания все же не в счет), рассказала псице полуправду. О том, что она – сирота, которая всегда мечтала стать истинной лунной скиталицей, но к вольной жизни подготовиться как следует не сумела.
Эсме умолчала лишь о Лунных садах и о побеге, и о том, как впитывала лунную росу сквозь хрусталь, а еще о странных видениях, которые порождали лунные капли. Выходит, многое о чем она умолчала.
– Вижу, – хмыкнула Хема. – А знаешь что? Дома я бываю редко, а за ним нужно следить. Я могу взять тебя к себе служанкой. На время, пока не освоишься в этой своей вольной жизни. А когда будешь готова отправиться в путь, будешь к ним готова. Может, тебе больше не придется дневать на голой земле.
Сердце взволнованно забилось, мысли снова завертелись в голове каруселью. Пусть Каера – не Фаграс, сердце Акфарона, но и тут можно было отыскать людей, способных помочь ей с новоявленным и весьма туманным даром. Без них Эсме никогда не понять странную силу, которую она совсем недавно обнаружила в себе.
– Я согласна, – быстро сказала она.
В храме ей приходилось и готовить, и убираться, и работать в саду – как с магией, так и без нее. Так что содержать одну башню в чистоте ей под силу.
Хема улыбнулась, бережно сворачивая высохший холст.
– Ну и славно! Пойдем, покажу тебе твой новый дом.
Мольберт она оставила в парке. Наверняка жители Каеры знали, кому он принадлежит, и не посмели бы его… позаимствовать.
Башня вулгреты – двухъярусная, с коротким шпилем и несколькими комнатами – была сложена из серого камня и выделялась на фоне остальных, более скромных и узких башенок. Внутри совсем немного мебели и вдоволь свободного пространства, что всегда, если верить «Лапам и хвосте», нравилось псам и псицам.
– У родителей было много щенят, – чуть смущенно сказала Хема. – Когда-то мы жили здесь одной большой стаей. Славные были времена. Потом родители умерли, а мои братья и сестры разъехались кто куда. Я осталась одна, со всеми этими пустыми комнатами. Мне бы хорошо жилось и в простой башенке, да не могу родной дом ни продать, ни бросить.
Эсме порывисто сжала лапу псицы. Хема благодарно рассмеялась сквозь пелену набежавших слез.
– Хочешь взглянуть на свою комнату?
Небольшая по сравнению с кельей в храме, где жили несколько человек, спальня показалась Эсме настоящими хоромами.
– Здо-о-рово, – не скрывая восторга, протянула она.
Плюхнулась на кровать, проверяя ее мягкость – кровати храма были твердыми, словно каменная плита. Хема только головой покачала.
Во время короткой экскурсии по башне Эсме приметила в комнате псицы открытую резную шкатулку с флиаренами внутри. Находясь рядом с Хемой, она постоянно слышала этот манящий зов, тихий, слабый шепот, но каким-то образом, быть может, и самой силой воли, удерживая лунную росу в границах хрустальных стен. Лежащий в шкатулке флиарен тоже начал шептать при ее приближении, и Эсме благоразумно держалась от него на расстоянии. Не хотела ни прослыть чудачкой, ни выдавать перед Хемой, почти незнакомкой, свои странные способности.
Постелив Эсме в ее новой комнате, псица строго наказала:
– Ложись и высыпайся. Будить тебя не буду. Проснешься, умоешься, уберешь дом. Считай это своим первым заданием.
Улыбнувшись, Эсме устроилась на удобной, мягкой постели. Опустила веки, слушая звук удаляющихся шагов. Быстро уснуть, однако, не удалось. Возбуждение, вызванное резкими, хоть и приятными переменами в жизни, кипело в крови. Она прокручивала в голове последние события и гадала, каково Таисии в приюте после ее побега. Вспоминает ли она о подруге? Надеется ли, что Эсме вернется? А Кассиан?
Она не знала, сколько времени пролежала, погруженная в свои мысли. За приоткрытой дверью комнаты послышалась возня. Входная дверь хлопнула, впуская тишину в башню.
Для верности Эсме выждала несколько минут и только потом вскочила с кровати. Пусть и знала, что дом пуст, но к комнате Хемы на втором ярусе башни приблизилась осторожно, едва ли не крадучись. Любопытство гнало вперед, как бы Эсме ни говорила самой себе, что поступает некрасиво по отношению к той, кто ее приютил. Но ведь она не замышляла ничего дурного! Лишь хотела попытаться разобраться в себе и в тех странностях, что с ней происходят.
Дверь, находящаяся за винтовой лестницей, беззвучно отворилась, и Эсме проскользнула внутрь. Кровать Хемы была аккуратно застелена, повсюду царил идеальный порядок. Стоило только перешагнуть порог, лунные капли, которые томились под крышкой резной шкатулки, зашептали, словно маня. И чем ближе подходила Эсме, тем отчетливее слышала зовущий голос.
Холодок пробежал по телу, охватившее тело напряжение заставило споткнуться на ровном месте.
На этот раз шкатулка оказалась заперта магической печатью. Доверие доверием, а осторожность никогда не бывает лишней. Впрочем, Эсме догадывалась, что печать ей помехой не станет. Протянув руку, она коснулась гладкой поверхности и задержала дыхание. Голубая змейка лунной росы, пронизанная сверкающими серебристыми прожилками, потянулась из щели шкатулки. Оплела руку от запястья до самого локтя и коснулась губ.
И снова Эсме подхватила бешеная карусель видений. Чужие пейзажи, чужие лица… Усилием воли она заставила себя сосредоточиться на чем-то одном. И… получилось.
В видении не было человека – лишь пальцы, нежно касающиеся портрета на бумаге, который изображал волоокую мелвайну с черной копной волос. Но на этот раз вместе с магией флиарена в сознание Эсме проник голос – мужской, хриплый. Голос, в котором звучало отчаяние и боль.
«Эрдана…»
Она лихорадочно пыталась вспомнить, похожа ли незнакомка с фото на какую-то из женщин, что привиделись ей прежде.
Видение ускользнуло, как сон с приходом заката. Эсме упрямо коснулась шкатулки, втягивая в себя лунную энергию. Башня Хемы исчезла в одно мгновение, сменившись густорастущим лесом. Сминая возникающие на пути ветки, что хлестали его по телу, сквозь чащу мчался ягуар.
В голове Эсме зазвучал испуганный женский голос: «Беги, Тар! Они догоняют, беги!»
Тескер обернулся. В глазах его плескался страх.
Видение резко оборвалось. Эсме растерянно закрыла ладонями лицо и потрясла головой.
Конечно, она знала о провидицах и провидцах, но их не было среди шанари. А еще ей никогда не доводилось слышать о волшебниках, которые, напитываясь лунной силой, в награду получают россыпь странных видений. Да и те образы, которые она пропускала через себя – лишь клочки истинных видений. Разрозненные, бессвязные фрагменты.
Отняв руки от лица, Эсме увидела в окне силуэт, замерший на противоположной от башни стороне улицы. На мгновение показалось, что она видит женскую фигуру. Но как она только ни пыталась сфокусировать взгляд, видела лишь тень. Чернильно-призрачное облако с размытыми очертаниями не приближалось, не пыталось проникнуть сквозь окно, а держалось на расстоянии – то ли просто наблюдая за ней, то ли чего-то выжидая. Преломленный и усиленный фонарем лунный свет мягко стекал по сотканной из темноты фигуре.
Пальцы Эсме задрожали, но взгляда она не отвела. Будто вспугнутая им, слишком прямым, пламенеющим, тень исчезла. Поняла ли она, что за возмущением Эсме прятала страх? Прикрывала его дерзостью, вызовом, словно скромное послушничье платье – сотканной из лунного света вуалью.
Эсме бросилась к выходу из комнаты, желая оказаться как можно дальше и от лунных камней, и от тени, пусть даже растворившейся в иных тенях, куда более невинных. С облегчением переступила порог, и шепчущие голоса, взывающие к ней из шкатулки, расстроено смолкли.