– Предатель! – Норна не кричала, нет. Она шипела двенадцатью змеями и щёлкала челюстью так, словно ножницами резала мою нить жизни. – Ты понимаешь, что ты хочешь сделать?
– Спасти отца, заработать денег, получить свободу, – я пытался приводить разумные аргументы, но ничего не помогало. От физической расправы и отпевания на месте меня спасало только то, что мы всё ещё находились в палате и не хотели привлечь внимание медперсонала.
– Нет, ты хочешь уничтожить наш род! Нашу семью!
– Да при чём здесь уничтожение? – я вскинул руки, от чего по телу пробежали мурашки, а затем волна боли. – Мы все будем живы, сможем вылечить отца, а дальше я получу долю в компании Пинчей и буду спокойно заниматься своими делами.
– Сновидцы не сдаются! – всё-таки чуть выкрикнула сестра.
– Это говорит та, которая ушла из дома, бросив всех?
Норна замолчала, тяжело дыша. Кажется в таком состоянии я видел её в последний раз как раз тогда, когда она уходила, закинув рюкзак на плечи. Тогда она ещё не носила чёрный цвет.
– Родители так ничего и не сказали, да? – она вдруг успокоилась и села на пол прямо у двери.
– Они тяжело переживали твой уход, – сбитый с толку ответил я.
Норна беззвучно засмеялась, а её чёрные волосы заплясали на плечах. Даже в полумраке было видно, что она сняла свои чёрные линзы и смотрела на мир голубыми глазами, которые, как и я, унаследовала от отца.
– Я забываю, что ты был совсем маленький тогда. – Она покачала головой. – Я хотела занять место у машины, стать наследницей. У меня есть контакт с ней, мы доверяем друг другу. Подружка Буря.
Она замолчала, а я подошёл и сел рядом с ней.
– Я сказала об этом матери, та вспылила, позвала отца. Тот, как всегда, спокойно объяснил, что наследницей мне не стать. Это невозможно. Только мужчина может перенять машину, как мастер снов. – Она мягко улыбалась. – Зато он предложил быть дизайнером и я согласилась.
– Востребованная позиция, – покивал я.
Она закрыла глаза, тяжело вздохнула.
– Только вот первый же сон, что мы попробовали сделать, вышел кошмарным.
– Кошмаром?
– Почти, – она усмехнулась. – Мне удалось перенять основу тех снов, что делала мама и даже отец, в чём он вообще никогда не был спецом. Сначала казалось, что всё получится и выйдет круто. Но под моими руками сны вдруг начали плавиться, перерастать во что-то другое. Они словно норовили залезть тебе в голову и там остаться. Мама сказала, что это небезопасно.
– А дальше?
– А дальше я попробовала делать всю работу сама, без присмотра отца, и чуть не угробила Бурю и себя. Когда отец меня откачал, притащил домой, мама так наорала на него, что я вступилась за него. А она припечатала меня.
Она замолкла.
– Что это значит? Она ударила тебя?
– Нет, что ты. Это значит, что я лишилась своих сил. Словно из меня вырвали кусок души.
Я сполз по стенке вниз, лёг на пол. Так тело болело меньше – холодный линолеум остужал раны.
– Было очень больно. Мама так испугалась, начала меня баюкать, обнимать, – в её голосе звучали давно отболевшие слёзы. – Но я приняла решение, что пора уходить. Чтобы не провоцировать. Отец старался меня удержать, говорил, что поможет. Но я знала, что некоторые вещи лучше оставить так как есть.
– До сих пор так думаешь? – спросил я.
Она покачала головой.
– Если бы я осталась. Или хотя бы послушала отца, то сейчас могла бы ему помочь. – Я непонимающе посмотрел на неё. – Я же сказала, что мои сны – цепляются, вползают. У него проблема в том, что стандартные решения у него в голове не задерживаются. А если бы я могла…
Она замолчала, закусив губу, плотно зажмурила глаза, стараясь не выпустить наружу слёзы. Прошептав короткую молитву она успокоилась и продолжила тише:
– А теперь и ты говоришь, что хочешь продать машину. Это значит, что единственное, что его держит здесь – уйдёт. Он обожает свою работу. Работа – и есть его жизнь. Любого мастера снов.
– Но она уже признала меня.
Я сказал это тихо, спокойно и уверенно. Не для того, чтобы спорить. А потому что это факт. А факты нужно знать.
Норна покачала головой:
– Обычно, чтобы подружиться с машиной, нужно проводить с ней рядом много времени, пропитаться её аурой. Она должна привыкнуть к твоим касаниям и тогда, только тогда, она начинает тебе помогать, отвечать на запросы. Да, можно просто использовать её как печатный станок и производить сны по старым лекалам, что делают на фабрике твоего друга. Но это не то, ради чего существуют мастера снов.
– А ради чего мы существуем? – спросил я, глядя перед собой.
– Мы? – Я не ответил ей. – Мастера существуют, чтобы сдерживать хаос, демонов из Царства-за-снами. Улыбайся-улыбайся, они существуют, пусть давно и не доползали до людей. Знаешь почему нельзя делать одни и те же сны?
– Удиви.
– Потому что хаос непостоянен. Он меняется. Можно заткнуть все дыры, но потом мрак изогнётся и найдёт новый путь к душам людей. Обойдёт все старые укрепления.
– Видимо после потери дара ты много времени провела у храмовников. – Я приподнял голову. – Сны – это хорошо и важно. Но здоровому человеку они не обязательны. Проверено.
– Дурак ты. – Норна снова была спокойной и даже флегматичной. – Без снов ты сойдёшь с ума, рано или поздно. А безумный мастер снов – это кошмар, причём не тот, что делает тётя Валенсия. Говорят в древности несколько мастеров не слушали Морфея, спали без снов. А потом через них и их машины в мир проникло зло. Эпидемии унесли жизни тысяч. Люди сами сжигали города, в которых жили, а затем впадали в отчаяние. Остальным мастерам пришлось уничтожить и этих мастеров, и их машины.
– Понятно, – лишь ответил я. Что ещё здесь добавишь?
Мы посидели ещё немного, после чего я кряхтя стал подниматься.
– Пойду домой. Завтра ещё заказы отправлять. Нужно успеть поспать.
– Когда у тебя сделка? – спросила Норна.
– Да каждый день что-то заказывают, – сделал вид, что не понял вопрос.
– Значит ещё не решил. – Сестра кивнула. – Тогда позволь с ней попрощаться. И нет, я никому не скажу. Даже маме. Она мечтала от неё избавиться с тех пор, как я начала работать со снами. Чтобы уберечь.
– Но ведь это же не Буря, а она лишила тебя дара. Кстати, как ей это удалось? – обратил внимание я на эту странность.
Норна пожала плечами:
– Она до сих пор не знает и не понимает. В тех историях, которые рассказывают храмовники, о таких случаях упоминается раз пять, не больше. Обычно как какой-то ритуал луны или созвездий. В общем, старая муть. Зато вот про дар чувствовать готовые сны, определять, есть ли в них жизнь – прям постоянно. Как-то же надо было убедиться, что товар доехал до места ликвидный. Так что ты лучше подумай о том, как ты сам этому научился. Может сможешь и нас обучить – хороший навык.
Я задумался, накидывая на плечи пиджак. Это явно связано с тем виденьем, мухами и машиной. Но как я научился?
– Да я просто почувствовал. Как пульс, биение сердца.
– Как и описывается в старых текстах. – Кивнула сестра, подходя к креслу и снимая кроссовки. – Только вот этим навыком не владеют как минимум сто лет, а то и больше. Исследователи говорят, что это связано с логистикой и количеством людей – быстро используются сны, быстры приходят новые и толку от этого навыка нет. Атрофировался.
– Тогда зачем он мне вернулся? – спросил я риторически.
– Может, чтобы не продавал машину? – предположила сестра.
– А может, чтобы распродать неликвид, чтобы хоть как-то свести концы с концами?
– Почему бы не быть двойной пользе?
– Точно не расскажешь про сделку? – серьёзно уточнил я.
– Не расскажу. Хотя повторюсь – мама считает, что давно пора от неё избавиться. Их же род как-то существовал и без машины.
– Разумно, – задумчиво ответил я и подошёл к отцу. – Пока, пап. Пойду. Береги себя.
Я коснулся его темечка ладонью, почувствовал чуть горячую кожу под волосами. И пульс. Только не сердца или сосудов. А тот самый. Пульс машины.
Спокойный, но иногда прерывающийся.
– Что случилось? – подскочила Норна, когда увидела, как я сжимаю кулак и хмурюсь.
Жестом руки останавливаю её. Прислушаться, прочувствовать. Вот эта линия. Музыкальная ритм-секция живого существа. Еле слышная, затаившаяся в дальнем уголке черепа. Пам-пам-пара-пам.
– Эм, можно тебя попросить, э-э-э, – неуверенно начал я, посмотрев одним глазом на сестру.
– Что? —чуть испуганно ответила Норна. – Что с твоими глазами?
– А что с ними? – я на всякий случай их закрыл.
– Они словно светятся… так, ладно. Что сделать?
– Дай свою голову. – я протянул к ней руку с открытой ладонью.
– ЧТО?
– Потрогать! – дополнил я.
– Ну ладно. Не пугай.
Она подошла совсем близко и я свободной рукой коснулся её головы. Сначала я ничего не почувствовал, только то, как болит голова у меня самого. Коленки подкашивались и я вдруг понял, как же сегодня устал.
Но потом я вдруг услышал. Хотя это громкое слово, в прямом смысле. Я почувствовал лёгкую вибрацию, но не ритм-секции, как у отца, а волну, что идёт по полу, когда в соседнем зале играет симфонический оркестр.
– Оркестр жизни, – прошептал я и усмехнулся собственной пафосности. – Метафоры, блин.
– Ты о чём? – голос Норны зазвучал угрожающе, но я уже отпустил её голову. Пара волосков прилипли к пальцам.
– Так, по работе. – Я мотнул подбородком, стараясь не расплескать боль в своём черепе. – Отец жив.
– Да ладно, а мы не знали, что ты? – она прервала себя, когда я аккуратно сдавил голову отца двумя руками. – Спешишь с наследством?
– По закону я уже наследник. Мне пояснили, прости. Да что же с тобой? – я пытался нащупать хоть какие-то другие звуки и мотивы внутри головы отца, но ничего не выходило.
Наконец я отстал и открыл глаза.
– Не, показалось, – сказала Норма и показала на меня пальцем. – Глаза нормальные. Красные, но обычные.
Я обошёл кровать, подошёл к тумбочке и изучил содержимое ловца снов. Три коробочки, стандартные лекарские сны, даже «Шалфей» один. Все закрыты. Я взял первый сон, почувствовал ритм. Он показался мне странным, будто болезненным. Взял второй – чуть лучше, но всё равно как будто сбоит. «Шалфей» оказался самым сильным, но в то же время его пульс наиболее неровным: он то ускорялся, то затихал.
– Что-то не так. Почему эти сны так плохо себя чувствуют? – прошептал я.
– В смысле?
– Пульс. У отца и то он лучше, чем у этих снов.
Я посмотрел даты изготовления – не больше месяца. Новые. А уже такие проблемы. Я продаю сны пятнадцати и более летней давности и они работают сильнее.
– Кажется я понял, почему отец не поправляется, – я вышел из палаты и позвал медсестру.
Дежурная недовольно спросила, что мне нужно и я попросил её принести новый сон, желательно «Шалфей». Она пробурчала, что сейчас ночь и все спят, но видимо в платных палатах не принято отказывать. Через пять минут она принесла новую коробочку – сон оказался в гораздо лучшем состоянии и пульсировал сильно и ровно.
Я поставил его на ловца снов, активировал. Отошёл назад и сел на второе кресло, спрятанное в углу. Стал наблюдать. Шла минута за минутой, но ничего не происходило. Иногда я касался сна, головы отца, прислушивался к пульсу обоих. Ничего не менялось.
– Всё-таки я ошибся, – покачал я головой, признавая поражение, сжимая темечко отца до боли в пальцах. – Видимо отец действительно сильно болен.
– А ты что думал? – Норна задумчиво смотрела на меня, словно впервые увидела.
– Да так, слишком много совпадений, решил что…
Руку ударило током и затем раздался резкий вздох. Сипение. Судорога.
– Папа! – Норна подскочила к кровати, взяла отца за щёки. – Папа! Что с тобой? Ты слышишь нас?
Он продолжал сипеть, чуть изогнув спину, словно его пронзила острая боль. Я вернул одну руку ему на темечко, а второй сжал плечо. Закрыв глаза, я пытался услышать то, что хотел. Но мне помешал участившийся писк аппаратуры и топот ног за дверью.
– Отойдите! – приказала медсестра. Она оттолкнула меня, проверила датчики. Подбежала к двери, крикнула напарнице: – Вызывай дежурного! Срочно!
Вернувшись назад она приказала:
– Покиньте палату! Быстро!
– Что с ним? – громко спросила Норна. Она уже вскочила в кроссовки и будто приготовилась бежать вслед.
Медсестра сняла с тормоза и покатила кровать прочь. На выходе её встретила напарница и они вдвоём покатили её по коридору.
– Ждите! – крикнули они нам и скрылись за широкой дверью с надписью «Операционное отделение».
– У них даже отдельный вход есть без необходимости кататься на лифте, – невпопад позавидовал я местному сервису. Нашёл, блин, время.
Сестра схватила меня за плечи, повернула к себе, посмотрела снизу вверх прямо в глаза:
– Что ты натворил?
– Надеюсь, дал отцу шанс. Точнее, второй.
Мы не находили себе места, но я запретил звонить сёстрам и тем более маме. Норна дважды покушалась нарушить запрет, но я отобрал телефон, демонстративно его выключил и отдал назад.
– Ему будет лучше. Поверь.
Она не верила, морщилась, иногда ругалась, но пытаться позвонить перестала. Лишь ходила кругами, иногда останавливалась, чтобы глядеть в стену и беззвучно шевелить губами, видимо молилась. Или думала. Никогда бы не подумал, что она похожа на маму. Но вот здесь и сейчас она вела себя именно так.
Мы промаялись два часа. Моё тело выло и требовало уважительного отношения к себе. Глаза стали видеть хуже, а голова трещала, словно в неё засыпали горох и теперь он там катается, раздражая всю внутреннюю поверхность головы. Синяки на руках и ногах щипались и чесались, а лицо горело адским огнём.
В какой-то момент от жары и усталости я стёр часть тонального крема с лица и Норна издала звук, похожий на всхлип:
– Ты похож на восставшего мертвеца.
– Ну, ты же сама говорила, что Сновидцы не сдаются, – пошутил я.
Норна нервно заржала и на неё начали шикать медсёстры, что пришли на замену ушедшим.
Ещё через час мы дождались. Отца на каталке отвезли обратно в палату, а к нам подошёл оперирующий дримолог. Он аккуратно снял шапочку, поджал ручки. Норна зло посмотрела на меня. Я проигнорировал её, ожидая слов доктора.
– Состояние вашего отца резко обострилось. Пришлось вмешаться. Сердце, – он пожал плечами. – Не обширный, но всё-таки инфаркт. Кардиологи провели срочную операцию, поставили стент. Повреждения минимальны, но в его состоянии любая такая нагрузка – опасна.
Он переминался, словно думая о том, как сказать дальше:
– Мы попросим вас больше ничего не делать по-своему. Программа вашего отца согласована консилиумом, все процедуры записываются. Тем более ему в понедельник на операцию. Но теперь – вряд ли, придётся ждать, пока сердце придёт в себя. – Он ещё раз сжал свою шапочку и чуть увереннее добавил: – И всё же: если вы ещё раз вмешаетесь в лечебный процесс, больница будет вынуждена сократить посещения.
Он развернулся и ушёл. Стоило ему скрыться за дверьми, как Норна налетела на меня, снова шипя, как двенадцать змей:
– Ты думай, что делаешь! Если нам закроют посещения, мать тебя не простит, будь ты хоть пять раз наследником.
– Пойдём, посмотрим, – ответил я и поплёлся в палату. Норна бурча потянулась за мной.
Внутри на кресле в углу, где я ожидал эффекта от сна, сидела медсестра и зло поглядывала на нас. Ну да, теперь ей не поспать на посту, придётся смотреть за нами-нарушителями спокойствия.
Я не стал никого провоцировать, медленно подошёл к папе с другой стороны, положил руку на голову. Погладил по волосам. Вежливо попрощался с медсестрой, пошёл на выход. Проходя мимо Норны подмигнул и прошептал:
– Всё прошло хорошо.
Теперь в голове отца пульсировала не только ритм секция, но и что-то ещё. Новый инструмент в его симфонии жизни.