Браницкий испытывал ненавистное ощущение всепоглощающей скуки; день не задался с самого начала. Утро, наступившее непозволительно рано, ознаменовалось звонком отца, который душным и слегка картавым голосом сообщил в трубку, что намерен приехать не позднее, чем через три дня.
Григорий Константинович выразил, интерес к тому, насколько усердно Александр готовится к предстоящей учебе. По его словам, крайне нежелательно было бы обнаружить, что сын так ни разу и не появился ни на одном из частных занятий у профессора Львова. За уроки преподавателя была внесена солидная сумма, сопоставимая разве что с двухмесячным окладом банковского менеджера. Тем более что за Сашу оплата была внесена в большем размере по настоянию самого профессора, поскольку учеников он брал только при условии прохождения базового тестирования. Браницкий же не сумел набрать нужное количество баллов, поэтому, дабы замять немного щекотливый вопрос, была обговорена дополнительная сумма, за которую светило науки согласился преподавать и ему.
Саша в свою очередь, поступил излюбленным и хорошо проверенным способом, попросту проигнорировав возложенные на него обязательства, решив не ходить на скучные лекции. Теперь его не отпускало чувство легкого беспокойства; сильно ли разозлится отец, узнав об этом. Однако же оно быстро притупилось и становилось все менее значимым, по мере того, как золотая стрелка на циферблате его часов постепенно двигалась вверх, приближаясь к цифре 11.
За это время, он успел насладиться монотонной видеоигрой, посмотрел жаркий веб-танец чернокожей девушки и даже отковырял кусочек настенной лепнины. Далее он планировал поехать в один из любимых ресторанов, где намечалась встреча с Кошелевым и очередной грудастой звездой Instagram, имя которой он не знал. Но замыслы его заметно омрачились, когда Владик проныл в трубку, что отравился диетическим коктейлем и сегодня присутствовать никак не сможет. Следовательно, обещавшее быть веселым мероприятие отменялось, и Саша был вынужден остаться дома.
– Чертова гроза, – бурчал он, досадливо вглядываясь в темноту густых облаков, – почему ее нельзя выключить, даже не погуляешь, сиди теперь тут сычом, хотя и то лень.
Браницкий прижался лбом к запотевшему стеклу и меланхолично наблюдал, как ветер гнет поредевшие сиреневые кусты и безжалостно кромсает поникшие розовые бутоны. Вода в фонтане подернулась легкой рябью и нагнетаемая мелкими дождевыми каплями постепенно перевалила за края мраморного бортика. Перед лицом Саши струились тонкие ручейки, стекавшие вниз по окну, от чего изображение становилось размытым и призрачным.
Спиной он чувствовал приятное дуновение теплого кондиционера, под босыми ступнями стелился мягкий ковер, и все его тело пребывало в состоянии комфорта и покоя.
– Только идиот мог бы оказаться на улице в такую погоду, – хмыкнул он, забывая о том, что сам рвался туда совсем недавно, – умный я, очень умный!
Его безмятежный взгляд продолжал скользить по тонким очертаниям далекой ограды, за которой виднелась голубоватая дымка хвойного леса. Неожиданно он заприметил неоново-рыжее пятно, резко выделявшееся на фоне холодных зарослей. Прищурившись, Саша обнаружил второй менее заметный объект сероватого цвета; определенно, они довольно быстро двигались по направлению к участку Браницких.
– Вот и идиоты проявились, – Саша с интересом прильнул к стеклу еще плотнее, – грибы дороже здравого смысла.
Вскоре, силуэты перестали казаться неясными и по мере приближения явили собой двух существ мужского и женского пола. Внешний вид их заставил Сашу сначала скривиться по своему обыкновению, а затем уже глупо захихикать:
– Даже быдло одевается лучше. Влад бы точно оценил, интересно только, что они здесь забыли?
Как оказалось, парочка, направлялась не иначе как к массивным викторианским воротам, преграждавшим путь к территории Браницкого.
– Вы что, серьезно? – Саша аж подавился воздухом от осознания нелепости сложившейся ситуации. – Кто пропустил их сюда?
В голове Браницкого возникло намерение разузнать, с какой стати у его порога смеют ошиваться личности нереспектабельного вида. Тем более, те уже подошли к воротам и выжидающе замерли, не обращая внимания ни на дождь, ни на пробиравший до костей ветряной шквал.
«Они уверены, что им сейчас откроют? Вот так новости!» Ему даже показалось, что женщина в оранжевой куртке смотрит прямо на него. Ощущение чужого пристального взгляда заставило его испытать неприятное покалывание где-то в грудине. Он торопливо отстранился от окна и направился прочь из комнаты, и, спустившись вниз по лестнице, крикнул горничной.
– Марин! Ты знаешь, кто там стоит у ворот?
Тихий ответ, прозвучавший из недр кладовой, оказался отрицательным.
– Нет, это ну это, определенно, обещает быть интересным, если даже персонал не в курсе, то прийти они могли только ко мне. Но такое ведь невозможно – это абсурд!
Браницкий достал из кармана телефон и набрал внутренний номер охранной компании, осуществлявшей надзор за его территорией. Диспетчер вялым голосом пробурчал, что никакие посторонние лица в районе наблюдаемой зоны не были зафиксированы на камеру. В ответ на это Саша резонно заметил, что вышеупомянутые лица все же стоят практически у него под окнами, и он понятия не имеет, как такое могло получиться.
– Нет, можете не вылезать из своего подвала, я сам разберусь, – сердито сказал он и бросил трубку.
После чего ему пришлось совершить еще один звонок, на этот раз небезызвестному дяде Юре, который в тот момент мирно посапывал в недрах домика для прислуги.
– Приведи их ко мне, – приказал он. – Я жду!
Совсем скоро незваные гости уже топтались в главном холле. Дядя Юра с непроницаемым выражением лица прикрыл входную дверь за ними и молча остался стоять, буравя парочку подозрительным взглядом.
Засунув руки в карманы штанов, Саша с надменным видом замер на верхних ступенях мраморной лестницы. Не торопясь спуститься, он скучающе рассматривал визитеров, отмечая все больше и больше непонятных деталей.
Мужчина казался значительно старше своей юной спутницы; в его спутанных волосах отчетливо проступала седина, а под глазами залегли глубокие морщины. Он сильно сутулился, что умаляло его и так небольшой рост. Возможно, он и не был стар, однако угрюмое выражение на остром смуглом лице было присуще лишь людям, чья молодость давно минула, а зрелость готовилась уступить пожилому возрасту.
Его мутные глаза вяло скользили по роскошному убранству помещения, даже не останавливаясь на Саше, что не могло не разозлить вышеупомянутого. Девушка же не была красавицей и не имела особо выразительных черт, в отличие от старика. Русая, неказистая простушка, казалась незаметной настолько, что Сашу заинтересовала в большей степени куртка, чем та, на ком она была надета. Она беспокойно теребила край синего платья и упорно смотрела прямо в глаза Саше, с какой-то отчаянной уверенностью, пытаясь поймать его взгляд. Браницкого же это не заинтересовало, и он не стал смотреть на нее столь же пристально.
Создавалось ощущение, что эти двое, если уж и пришли именно по какому-то делу, то непременно утратили интерес, едва оказавшись на пороге. Молчание затягивалось, и ни одна сторона так и не сделала шага навстречу.
Было слышно, как старик хрипло дышит и недовольно топчется на месте, чавкая мокрыми ботинками по сверкающему полу, всеми силами демонстрируя свое недовольство, однако упрямо не произносит ни слова.
Саша не выдержал и, придушив в себе чувство гордости, выдавил:
– Юра, отправь Марину за чаем.