Последующие дни ознаменовали собой унылое однообразие. Жара спала, и жители коттеджного поселка вкупе с многочисленным домашним персоналом смогли вздохнуть спокойно. Пустовавшие в летний период дома снова обрели жильцов, вернувшихся с летних вилл на Лазурном берегу. Прилетела из Америки мама Владика, да и мало того, что прилетела; с собой она прихватила очередного улыбчивого массажиста – юношу с невероятно ласковыми глазами и гладкой бронзовой кожей, глядя на которую Кошелев – младший начинал испытывать муки зависти.
Шквал праведного негодования он обрушивал на Сашу. Телефон Браницкого разрывался от бесконечного потока сообщений со снимками, где в разных ракурсах был запечатлен лощеный калифорниец Стефан.
Саша кривился, ругался, блокировал друга, но никак не мог прекратить эти нетрадиционные излияния. При этом он все больше укреплялся в своих подозрениях, что Кошелев на самом деле не тот, за кого себя выдает. Недаром Владик предложил им обоим не встречаться ни с кем до сентября. В течение лета они либо проводили время в компании веселых девушек из эскорта, либо подцепляли сразу по несколько в ночных клубах, расставаясь с ними под утро.
По словам закадычного друга, летнее время вообще не предназначалось для каких либо официальных отношений.
– Когда нам еще развлекаться, кроме как не летом? – втолковывал он Браницкому, – родители уезжают, и нам открываются все пути и возможности.
– Жизнь – кайф, – отвечал Саша, вдыхая полной грудью витиеватую дорожку белого порошка. – Ах-ха-ха, только мне лень все.
– Давай убьем Стефана, – предлагал Владик, – бесит он меня.
– Пффф, лень, – мычал Саша, глупо улыбаясь.
Такие разговоры случались почти каждый раз, когда друзья встречались для того, чтобы с помощью кокаина разбавить серость и заурядность августовских дней. Скука одолевала их, и даже неизменные увеселительные заведения, пороги которых они обивали с пятнадцатилетнего возраста, приелись парням.
– В Америку бы, – тоскливо повторял Саша, – вот там нормальная жизнь.
Кошелев раздраженно отворачивался и начинал бубнить о том, что Браницкий не устает повторять эту мантру уже добрые полгода:
– Возьми и слетай! Нашел проблему, ишак.
– Ага, отец спит и видит, чтобы я наврал ему и забросил подготовку к универу. Я же ему сказал, что никуда не поеду в этом месяце, потому что буду читать это говно.
– А я из солидарности с тобой остался и тоже никуда не поехал. Помню-помню, – ухмыляется Владик, – зато зимой будет жара!
Браницкий воодушевленно кивнул и продолжил ловить волны кайфа.
Его родители опять были в заграничных поездках. Отец находился на каком-то очень важном форуме в Японии, а дальше ему предстоял долгий вояж по стране Восходящего солнца. Мать на днях уехала к подруге, в Лондон. Предполагалось, что Григорий Константинович окажется в Москве минимум через месяц, да и то проездом. А Татьяна Сергеевна намеревалась отправиться из Лондона в Мадрид, а затем в Нью-Йорк, оттуда в Майами, ну а потом уже в Москву, которую она не особо любила за безвкусную архитектуру и огромное количество приезжих.
Таким образом, большую часть времени Саша был предоставлен самому себе, чем поначалу охотно пользовался. На пару с таким же неприкаянным Владиком, он на момент минувшего совершеннолетия, сумел испробовать практически все легальные и нелегальные способы получения удовольствия от жизни. Список запретных радостей мог бы оказаться поистине огромным, возникни у него желание перечислить все те вещи, которые он умудрился сотворить за столь короткий по земным меркам временной отрезок.
Плотские утехи, наркотические и психотропные вещества различной степени тяжести, ночные гонки и прочие формы досуга уже осточертели ему. Элитные клубы тоже не вызывали бурных эмоций. « Ну, каждый раз одно и то же, по кругу – надоело», – с раздражением признался он сам себе и приступил к поиску других путей, ведущих к острому наслаждению.
Впервые сбив случайного прохожего, Саша сумел ощутить долгожданный прилив адреналина. Тогда везучий дедушка сумел выжить и даже получил солидную прибавку к пенсии, взамен, разумеется, пообещал блюсти строгий статус секретности. Затем на «гелике» Кошелева, они протаранили убогое такси. Водитель-узбек тоже особо не пострадал, но оказался больно наглым и острым на словесные оскорбления. Когда парням надоела его нудная тарабарщина, смысл которой можно было лишь угадать, они поступили так, как полагается в подобной ситуации. Владик сделал короткий звонок, назвав лишь адрес; и через час не было ни узбека, ни его побитой «Лады».
Иными словами, любой вопрос всегда решался в кратчайшие сроки и не требовал даже сотой доли напряжения. Поэтому Саша никогда не вынуждал себя размышлять о том, что сделал бы он сам, при отсутствии целого штата безликих помощников. Скорее Браницкий воспринимал подобный жизненный распорядок, как врожденную данность, существовать отдельно от которой он никак не мог.
Так и складывалось начало жизненного пути молодого Александра Браницкого. Легко и непринужденно он шел по хорошо утрамбованной чистой дороге, разве что не устланной красным ковром и не усыпанной лепестками ароматных роз. Уверенными шагами он приближался к гарантированно светлому и сытому будущему. По крайней мере, так думал он, не предполагая, что ни крепкий родительский тыл, ни банковские счета с множеством нулей, ни дружба с первыми лицами государства не помогут избежать той малой доли вероятности, когда все это бессильно перед лицом чего-то более могущественного.
Возможно, читатель заинтересуется, какая же уникальная особенность могла наличествовать в биографии Саши. Что выделяло его из пестрой, золотой, но такой одинаковой толпы детей миллионеров? Какая неизвестная ему самому, но безумно значимая деталь красной нитью проходила через всю его жизнь? За все минувшие годы, ни разу не заявив о себе, она медленно, но настойчиво продолжала следовать за ним. Долго оставаясь в тени, тонкая линия постепенно подбиралась все ближе и ближе. Она ждала наступления подходящего для неё часа, чтобы в один миг расставить все на свои места. Навсегда изменив мир, к которому он привык.