Из панорамного окна башни открывался прекрасный вид на Москву-реку, одетую в гранитную набережную. Синевато-бутылочный цвет окон придавал нереальность происходящему, словно все присутствующие перенеслись на границу между обычным и потусторонним мирами. На набережной под навесом были установлены скамьи – для первых лиц государства и волхвов, за ними теснились чиновники рангом помельче. Благодаря биноклям, можно было разглядеть светлый костюм великого князя, белоснежные одеяния верховного волхва и ярко-красные – остальных служителей богов.
На высоком постаменте, одетая в длинную, до пят рубаху, стояла девушка. Ее темные волосы были уложены венком вокруг головы, в них помощницы вплели разноцветные ленты. Шея девушки согнулась под тяжестью многочисленных бус, запястья украшали массивные золотые браслеты.
Сквозь стекло не доносилось ни звука, но можно было наблюдать, как зрители на трибунах слаженно хлопают в ладоши, как приглашенные танцоры высоко подпрыгивают и извиваются, подобно змеям. Кто-то в помещении тоже стал отбивать знакомый такт, и вскоре вся огромная башня Империя в Москва-Сити загудела, точно пчелиный рой.
Зрителей на улице и в здании охватило нервное нетерпение, ритм танца ускорился, хлопки раздавались все чаще.
«Сиди, сиди, Ящерце, – запел кто-то срывающимся голосом старинную песню:
Во гороховом венце.
Поймай себе жёнку,
Как перепёлку.
Как поймаешь, обдерёшь,
Себе кожух ты пошьёшь.
Завтра спозаранку
Выкопаем ямку…»
Песню подхватили все присутствующие. Они повторяли ее раз за разом, и словно в ответ на их молитвы вода вскипела и расступилась. Все замерли. В наступившей тишине раздавалось нервное постукивание – кто-то отбивал ритм пальцами по стеклу, не в силах остановиться. Затем воды сомкнулись, выплескивая на поверхность огромное существо, и посреди Москвы-реки показался чешуйчатый бок Ящера1, он блестел в свете восходящего на небе Хорса2. Кто-то из зрителей охнул и отпрянул прочь, но большинство приникло к окнам – наконец-то, бог снизошел до своей паствы.