Она написала Чарли записочку следующего содержания: «Пожалуйста, прими меня. Дело неотложное». Китаец-слуга вернулся и сказал ей, что мистер Таунсэнд просит ее подождать. Она сильно волновалась. Когда она вошла в кабинет, Чарли сделал несколько шагов ей навстречу и вежливо поздоровался с ней, но как только слуга вышел и затворил за собой дверь, он отбросил церемонно-вежливое обращение и сказал ей:
– Знаешь, милая, не приходи ко мне, пожалуйста, в служебное время. Я страшно занят, и к тому же нам не следует давать повод к сплетням.
Она вскинула на него свои чудные глаза и постаралась улыбнуться, но губы не складывались в улыбку.
– Я бы не пришла без крайней необходимости.
Он улыбнулся и взял ее под руку.
– Хорошо, раз ты здесь, сядь и поговорим.
Кабинет, большая, довольно узкая, полупустая комната, с высоким потолком и крашеными стенами, был очень неуютен. Мебели не было почти никакой: только большой письменный стол, вертящийся стул для Таунсэнда и кожаное кресло для посетителей. Китти было как-то страшно в него сесть.
Он уселся на стол. В очках она его, до сих пор, никогда не видала, она не знала, что он носит очки. Заметив ее взгляд, он их снял.
– Они мне нужны только, когда я читаю, – сказал он.
Плакать опа теперь стала часто и легко; она не могла бы объяснить, почему она и теперь заплакала. Сознательно она не собиралась играть перед ним комедию, но ей инстинктивно хотелось возбудить в нем чувство симпатии к себе. Он с недоумением смотрел на нее.
– Что-нибудь неприятное случилось? Перестань плакать, дорогая.
Она вытащила носовой платок и старалась заглушить рыдания. Он позвонил и, когда слуга пришел, подойдя к двери, сказал ему:
– Если меня будут спрашивать, скажи, что меня нет.
– Хорошо, сэр.
Слуга затворил дверь. Чарли присел на ручку кресла и обнял ее плечи.
– Ну, расскажи мне все, дорогая.
– Вальтер хочет разводиться.
Китти почувствовала, что он выпрямился, и рука, лежавшая на ее плече, ослабла. Наступило минутное молчание. Таунсэнд встал и пересел на свой стул.
– Что ты собственно хочешь этим сказать?
Она с тревогой взглянула на него; его голос стал хриплым, и он густо покраснел.
– Я имела с ним разговор. Я прямо из дому пришла к тебе. Он говорит, что у него в руках все доказательства.
– Ты, конечно, себя не выдала? Ни в чем не призналась?
Сердце у нее упало.
– Нет, ответила она.
– Ты можешь утверждать это? – спросил он и испытующе взглянул на нее.
Он откинулся назад и пристально, рассеянным взором стал разглядывать карту Китая, висевшую перед ним на стене. Она с беспокойством следила за ним. Ее слегка ошеломило, что он принял ее сообщение совсем иначе, чем она того ожидала. Опа думала, что он ее обнимет и скажет, что он счастлив. Теперь их ничто не разлучит. Странные мужчины!
Она тихо заплакала, теперь уже не для того, чтобы его разжалобить; она не могла удержать слез.
– В недурную кашу мы попали, – наконец, сказал он. – Не надо терять голову. Слезы ничему не помогут.
В его голосе звучал оттенок раздражения, и она быстро осушила глаза.
– Это нс моя вина, Чарли. Что я могла сделать?
– Конечно, ничего. Нам просто чертовски не повезло. Я столько же виноват, как и ты. Теперь нам остается придумать, как выпутаться из этого положения. Я думаю, что ты так же мало желаешь развода, как и я.
Она едва удержала вздох отчаяния и испытующе посмотрела на него. По видимому, он совсем не думал о ней.
– Не могу придумать, какие собственно доказательства у него есть. Мне кажется, он даже не может доказать, что мы оба были тогда в комнате. В сущности, мы были очень осторожны. Хозяин антикварной лавки нас никогда бы не выдал. Даже если бы твой муж видел нас там, что же из того? Пошли вместе взглянуть, не найдется ли какой- нибудь интересной вещицы у китайца.
Он точно говорил сам с собой, не обращаясь к ней.
– Легко взводить обвинения, но чертовски трудно их доказать. Всякий юрист тебе это скажет. Наша система защиты – все отрицать, а если он будет грозить возбуждением дела, то послать его к черту и приготовиться к борьбе.
– Я не могу выступить перед судом, Чарли.
– Почему нет? Боюсь, что тебе придется это претерпеть. Не можем же мы не защищаться.
– Зачем нам защищаться?
– Что за вопрос? Ведь это дело касается не тебя одной, ведь я тут замешан. Я все-таки думаю, что тебе бояться нечего. Мы как-нибудь уговорим твоего мужа. Меня только беспокоит, что я не могу решить, как лучше за него взяться.
Вдруг, точно у него мелькнуло новое соображение, он обратился к ней с улыбкой на лице. Тон его, до этой минуты резкий, деловой, изменился. Он заговорил любезно, вкрадчиво.
– Мне жаль, что тебе так тяжело. Такая неприятность! – Он ласково взял ее руку. – В здоровую беду мы попали, но мы вылезем из нее. Не в… – он замолчал, и Китти показалось, что он чуть не проговорился, что ему не впервые выворачиваться из подобного положения. – Главное – сохранить присутствие духа. Ты знаешь, что я никогда от тебя не отступлюсь.