В течение всего дня она думала о том, что говорил Чарли насчет Вальтера. В этот день они были приглашены на обед и, когда он вернулся из клуба, она одевалась. Он постучал к ней в дверь.
– Войдите.
Он не отворил дверей.
– Я иду одеваться. Скоро ты будешь готова?
– Через десять минут.
Он ничего больше не сказал и прошел к себе в комнату. Его голос звучал также неестественно, как и вчера. Она теперь вполне владела собой. Она оделась раньше, чем он, и, когда он спустился вниз, она уже сидела в автомобиле, поджидая его.
– Боюсь, что заставил тебя ждать, – сказал он.
– Эту неприятность я смогу перенести, – возразила она и сумела заставить себя улыбнуться.
По дороге она раза два заговаривала с ним, но он отвечал коротко и отрывисто. Она пожала плечами; все это начинало ее раздражать. Если он хочет дуться – пусть дуется, ей все равно. В полном молчании они доехали до места назначения. Это был большой, званый обед. Было слишком много народу и слишком много блюд за обедом. Китти, весело болтая с рядом сидящими, наблюдала за своим мужем. Его грустное лицо было слишком бледно.
– Ваш муж очень плохо выглядит. Я думал, что он хорошо переносит жару. Может быть, он переутомлен работой?
– Он всегда много работает.
– Вероятно, вы скоро уезжаете?
– Да, конечно. Я поеду, как в прошлом году, в Японию. Доктор говорит, что я должна уехать от жары, а то будет плохо.
Вальтер совсем на нее не смотрел и ни разу ей издали не улыбнулся, как делал это прежде, когда они обедали в обществе. Она заметила, что, садясь в автомобиль, он избегал ее взгляда; так же поступил он, когда они подъехали, и он с присущей ему вежливостью помог ей сойти. За столом, разговаривая с дамами, сидящими по обе стороны от него, он не улыбался, но смотрел на них упорным, неподвижным взглядом. Глаза его казались огромными и очень темными на его бледном лице. Выражение лица было неподвижное, суровое.
«Какой приятный собеседник!» с иронией подумала Китти.
Ей показалось очень забавным, что несчастные дамы стараются поддержать светский разговор с этой мрачной маской. Конечно, – он знал, в этом сомневаться было невозможно, и был взбешен. Но почему он ничего не сказал? Неужели потому, что, хотя он и сердится на нее, оскорблен ею, но так сильно ее любит, что боится, чтобы она его не бросила. Он все-таки был ее мужем, давал ей стол, квартиру и все необходимое. Пусть он не вмешивается в ее дела и предоставит ей делать, что она хочет; она будет с ним всегда мила и любезна. С другой стороны, его молчанье можно было приписать болезненной застенчивости. Чарли прав, скандала он перенести не сможет. Он избегал, насколько было возможно, случаев произносить речи публично. Он сам ей рассказал однажды, что, будучи вызван в суд в качестве свидетеля по делу, в котором он был назначен экспертом, он почти целую неделю перед этим не мог спать по ночам.
Возможно и так, что, по свойственному всем мужчинам тщеславию, Вальтер предпочитает не признавать случившегося, пока оно не сделалось известным. Или же, паче чаяния, Чарли был прав, когда предполагал, что тут действуют материальные соображения. Чарли пользуется огромной популярностью и вскоре будет колониальным секретарем. Он мог бы быть очень полезен Вальтеру, и, с другой стороны, мог бы сильно повредить ему, если бы Вальтер с ним поссорился.
Мужчины странные создания: никогда бы она не поверила, что Вальтер способен на такую низость, но как знать? Может быть, вся его важность есть только маска, под которой он скрывает подлую, мелочную натуру. Чем больше она об этом думала, тем вероятнее ей казалось, что Чарли прав. И она еще раз посмотрела на мужа, и в ее взгляде не было снисхождения.
Как-раз в этот момент дамы, сидевшие около него, разговаривали с другими своими соседями по столу, и он был предоставлен самому себе. Очевидно, забыв всех и все, он неподвижным взглядом смотрел вперед в пространство, и глаза его были полны бесконечной грустью. Этот взгляд глубоко поразил Китти.