– Ну, что скажешь? – пристально глядя в лицо Степану спросил Микита, – Хучь, ежели подумать, чего тут выбирать! Либо ты нас ведёшь, либо голову свою тут и сложишь. Что, поди ведь жить-то охота?
– Чего ты его спрошаешь! – прорычал Захар, – Прикажем и пойдёт! А не пойдёт, так его дело, на том свете свидимся!
Микита укоризненно посмотрел на Захара и покачал головой. Тот замолк, но злобного своего взгляда не погасил. Встал со скамьи, пнул ногой кованый сундук и откинув крышку стал рыться внутри. Степан глядел на это и думал, как же хорошо, что он догадался много раньше увезти из дому всё ценное, отдать деду Архипу и тётке Агафье на сохранение.
– Ладно, ты покуда поди-ко, Степан, баню нам справь. Сам видишь, устали мы, промёрзли да промокли. Одёжу бы поменять, подыщи, что есть годное, да и сам соберись. Не хочу грозить собрату, всё же мы с тобой одного поля, но тебе и вправду деваться некуда. Завтра с утра отправимся, а покудова – отдохнём, подкрепимся да выспимся. И не глупи, жизнь, она дороже.
Степан вышел на двор и осмотрелся. На улице только начало светать, рассвет забрезжил тонкой кромкой над горизонтом. Обернувшись, он увидал, что на крыльце стоит Захар с ружьём в руке и пристально за ним наблюдает. Пожав плечами, Степан подумал, что словно бы и вернулись к нему острожные-то времена, догнали его и здесь, да делать нечего, всё от него самого теперь только и зависит. Растворив двери старенькой баньки, он набрал охапку поленьев и стал растапливать печь.
– Что стоишь? – сказал он Захару, – Раз уж зовёте меня к себе в сотоварищи, так бери ведро да пойдём на колодец, пособляй воду носить! А в лакеи я к вам не набивался и не пойду, хватит с меня, в остроге сколь на услуженье был, еще и тут! А нет – так можешь меня тут пристрелить, на другое я не согласен!
Захар хмыкнул, но ружьё опустил, а когда за его спиной показался опирающийся на палку Микита, который что-то негромко ему сказал, так и вовсе скривился, но ослушаться не посмел. Взял вёдра и пошёл следом за Степаном к колодцу.
А Степан всё думал, куда же это девается вся Захаркина весёлость да добродушие! Ведь каков лицедей – на ярмарке так только и шутил, добряк-добряком, щипал за бока торговок да отпускал прибаутки, а вон, гляди-ка, какая личина являлась миру, когда был он, Захар, тут настоящий!
Когда баня была готова, Микита кивнул Степану и лишь мельком глянул на Захара, который с недовольным видом сидел на крыльце накинув на плечи зипун.
– Самому мне не управиться, – сказал Микита Степану, – Уважь гостя, напарь косточки. А Захар нас покудова покараулит.
Степан хотел было сказать, что такой «охране» он не верит, но смолчал. На самом деле, почему бы Захарке не приставить к двери бани поленце, да не убраться куда подальше одному… Хотя, может статься, думал Степан, замачивая в ушате веник, дело тут в награбленном богатстве. Не так глуп этот Микита-Кутерьма, чтобы такому как этот Захар, доложить, где запрятано добро… ведь не зря Микита упомянул, что даже товарища своего Лёньку прибил. Не за бабушку Марью, конечно, как он говорил Степану, а скорее всего потому, что тот знал то место, где вся добыча схоронена.
Может потому и растянулся теперь Микита так спокойно на устланном соломой полке́, вдыхая берёзовый парный дух.
– Ты, Степан, не думай худого, я ведь от сердца тебя в сотоварищи зову и не лукавлю, – говорил Микита с придыханием, – Мы, острожники, вместе должны держаться, али ты сам того не понял? Что, хорошо ли, по-доброму ли на тебя народ глядит, узнав, откудова ты? Верят тебе, привечают в доме гостем дорогим? Нет! Все от тебя только худого ждут! И никто тебе не поможет, окромя таких же, как и ты сам! Вот и я это понял, когда в мир-то попал. Никому я не нужен, так вот упадёшь, а как увидят, что ты острожник, каторжанин, так и бросят тебя подыхать в канаве, как собаку. Ты думаешь, от чего Захарка такой злой? Не злой он, а людями обиженный, вот что! Потому я и зову тебя с нами! Человеком станешь, а для этого что только и нужно – деньги да богатство, по им теперь люди душу человеческую меряют, хороша она или плоха!
Степан молчал, охаживая Микиту веником. Хотел было сказать ему, что недолго тому осталось по белу свету на двух-то ногах ходить. А ежели не попадёт к лекарю, так и вовсе ждёт его в скорости жестокая смерть… Рана на ноге была плоха, очень плоха…
– Тебе надо к лекарю, вот что, а не про болота думать, – пробурчал Степан, – Помрёшь ты, понимаешь нет? Я видал такие раны, бабушка и лечить не бралась, нет на такой недуг травок-корешков, надо в город.
– Ты вовсе дурак?! – яростным шёпотом ответил Микита, поглядывая на дверь, – Ты это при Захарке не вздумай больше говорить! Он ежели только заподозрит, что я… Ни мне, ни тебе живу не быть! Молчи лучше, да соглашайся, что прошу – делай! Я обещанного назад не заберу! Вот перейдём через болота, там и к лекарю, за деньги меня всяк примет! И тебя отблагодарю щедро!
– Дозволь хоть лошадь к сродникам отвести, в Липовку, ведь недалече, – попросил Степан, – Не оставлять же тут. По болоту она не пройдёт, а тут оставить… на голодную смерть, душа не позволит. Дозволь, не сбегу я никуда, с вами пойду!
– Ладно, поглядим, – ответил Микита, – Давай парку, сам парься, а я покуда полежу.
Микита закрыл глаза, лицо его было бледно, а дыхание тяжко, и Степан подумал, что смерть идёт за ним скорее чем тот думает. Уже стоит за плечом и усмехается тому, слыша, какие резоны у Микиты на будущее…
После в баню пошёл Захар, но двери не запер, и всё поглядывал, сидит ли укутанный в зипун Микита на крыльце, караулит ли его самого. Быстро омылся, париться не стал, да и выскочил обратно, с опаской поглядывая на раздувающего самовар Степана.
– Захар, ты опосля проводи товарища нашего, ему надобно лошадь в Липовку свести. Не пропадать же животине, раз он надумал с нами идти! Вот и товарищ наш новый, верный! А, Захар?
– Вот ещё! Делать мне нечего! – пробурчал Захар и с опаской покосился на Микиту, у которого поперёк колен лежало ружьё, а второе, которое они нашли в избе и ранее принадлежащее хозяину дома Ивану Михеевичу, стояло рядом у перил, – Думаш, я что ли не устал, отдохнуть не хочу, гонишь меня опять!
– Ладно, ты поспи, отдохни покудова, время-то ещё ранее, – примирительно сказал Микита, – А опосля и сходишь, тогда и я посплю. Нам тут засиживаться нельзя, того и гляди кто-нибудь да нагрянет проведать выселок…
– Самовар вскипит, траву тебе сварю, полегчает маненько, – сказал Степан, – Бабушка Марья её варила, сама и собирала-готовила.
Он стал перебирать в сенях душистые пучки, развешанные на стене, и слышал, как Микита тихо-тихо разговаривает с Захаром, стараясь, чтобы Степан их речей не услышал.
– Ты, Захар, не горячись. Умерь характер свой, пораскинь умом-то сперва, а уж потом ножиком маши. Мы и так всех робят положили, растеряли, только двое с тобой и осталися…
– Дак это и хорошо, – буркнул в ответ Захар, – Добычу делить проще – поровну разделим, да и разойдёмся в разные стороны. Мир вона какой большой, а когда деньги есть – ступай куда хош, и никто тебя не хватится!
– Хорошо-то оно хорошо, да только ведь сам пойми, – продолжал свой тихий уговор Микита, – У меня нога поранена, а нам через болоты пробраться надобно, там, по ту сторону топей, нас и искать никто не станет! А ещё и поклажу с собой нести, тоже дело нелёгкое! Али ты один собрался по болоту тяжесть-то тащить, там ведь скока… сам помнишь! Так что помощник нам не помешает, особливо который тропу через болоты знает. А там… а там поглядим, чего дальше делать с им.
Последние его слова были сказаны совсем тихо, и Степан их почти не расслышал, только догадался, какая участь ему уготована новыми его «сотоварищами», которые хуже волков. Но виду он решил не подавать до поры до времени, зная, что осудят они его по себе, сами бы за посуленное богатство на это пошли, и от Степана ждут того же.
Поэтому, когда после бани сели пить чай, он достал завёрнутый в тряпицу каравай и спросил:
– А что, денег-то сколь ты мне дашь, друг Микита, коли я вас с болот выведу? На дом хватит ли? И чтоб скотину справить, подворье?
– Не боись, на два дома хватит, – хохотнул в ответ Захар, к которому чудесным образом вновь вернулась его весёлость, – И скотину купишь, важным человеком станешь! Только выведи, чтоб дозоры миновать и спокойно добраться.
– Тогда ладно, – кивнул Степан, – Мне и самому на выселке то надоело сидеть, почитай – тот же острог, только что один я тут. В город охота, а тут только вон волки и ходют. Ты, Захар, соберись тогда, до Липовки сходим, лошадку я оставлю сродникам, надо бы лучше в Богородское, но туда далече. Лошадка хорошая, справная, жалко оставлять на погибель.
Степан запряг Рыжуху в лёгкую повозку Марьи Тимофеевны и под присмотром Захара, который так и сидел на крыльце, укладывал в неё оставшийся инструмент, да ещё кой-чего из добра, понимая, что может такое статься, не вернётся он сюда.
После отвара, который Степан приготовил Миките, тому стало немного легче, он стоял у перил и о чём-то тихо говорил Захару, а тот согласно кивал головой.
Солнце уже обогрело землю, когда Степан шёл рядом с телегой, держа в руках поводья, а Захар лежал в повозке и глядел в плывущие мимо облака.
– А ты вот скажи мне, Степан, ты на меня поди серчаешь, за то самое то… ну, когда я тебя с Прошкой на болоте едва не уходил…
– Жизнь такая, всякое в ней бывает, – ответил Степан.
– А ты тогда сразу бы согласился к нам в товарищи пойти, мы б тебя приветили, и пальцем бы никто не тронул. А ты, сам начал артачиться! Микита тебе правду говорит, человек он щедрый, коли поможешь – отплатит по совести!
– Так вы меня тогда и не так чтобы звали, – пожал плечами Степан, – Даже и не выспросили, может у меня дела какие были, я бы их справил и к вам! Сами поспешили человека на тот свет спровадить!
– Тоже верно! – усмехнулся Захар, – А я вот и рад, что ты сподобился выбраться! Ты мне тогда приглянулся, жалко тебя было, да Микиту не ослушаесся! Но ты это… в Липовку я тебя не могу пустить, пойми… А ну как надумаешь к уряднику али в управу донести?! Пусти телегу от околицы, лошадь сама к людям придёт, а мы обратно вернёмся. Нам поспешать надобно, потому как время не терпит! Да и тебя хватиться могут, а мне не хочется тебя снова на тот свет управлять! Что, согласен?
А Степан и сам не хотел в деревню идти, чтобы этому душегубцу не указать, которая изба Агафьи Тимофеевны. Да и как тут возразишь и ослушаешься, когда сидит «товарищ» твой на телеге с ружьём в руках да на тебя глядит.