Глава I Старый капитан


В школе Виллоуби происходило нечто необычное. Классные комнаты пустовали, над старой, увитой плющом школьной башней гордо развевался английский флаг. Издали доносились звуки оркестра, а вдоль большой лужайки, именуемой на школьном жаргоне «главной площадью», тянулся двойной ряд экипажей.

Воспитанники бегали на воле, одни во фланелевых куртках с бантами на рукавах, другие – в праздничных костюмах. Многие вели под руку своих сестер или кузин, присутствие которых придавало еще большее оживление праздничной картине. У старухи Гэллоп, продавщицы сластей и фруктов, не было отбою от покупателей.

Но из всех юных «вильбайцев», как издавна называли себя воспитанники школы Виллоуби, самый торжественный вид на сегодняшнем празднике был у маленького Кьюзака из отделения мистера Вельча. Он величаво выступал рука об руку со своим отцом.

Со дня своего поступления в Виллоуби мальчуган надоедал всем и каждому бесконечными рассказами о своем отце, капитане королевского флота, и теперь, когда у него наконец была возможность предъявить товарищам своего знаменитого родителя, он не помнил себя от гордости. Мальчик устремился вперед, точно маленький пароходик с большим линейным кораблем на буксире. Ему так не терпелось поскорее похвастаться своим отцом, что он даже забывал отвечать на его вопросы.

Капитан Кьюзак, кроткий, добродушный мужчина, покорно следовал за своим проводником. Ему было приятно видеть сына таким веселым и счастливым и сознавать, что причиной радости мальчика является он сам. Правда, отправляясь в Виллоуби, капитан не знал, что попадет на праздник. Он рассчитывал всего лишь повидать своего Гарри и посмотреть школу, в которой тот учится. Поэтому он был несколько удивлен, когда обнаружилось, что показывать будут его самого. Но моряку не хотелось огорчать сына, и он решил не подавать виду, что предпочел бы попасть в Виллоуби в менее шумный день.

Между тем Кьюзак-младший тащил отца мимо здания школы к главной площади, ни на минуту не замолкая.

– Вот это отделение мистера Вельча, наше отделение, – трещал он, указывая отцу на правое крыло длинного здания. – В середине – отделение мистера Паррета, а налево – директора. В саду на старых вязах про́пасть грачиных гнезд, только Падди не позволяет нам лазить за ними.

– Кто такой Падди? – спросил отец.

– Падди? Это директор Патрик, – ответил сын таким тоном, точно хотел сказать: «Неужели это не ясно?» – Ты увидишь его на площади – и его, и директоршу, и…

– А что написано над той дверью? – капитан указал на герб над подъездом.

– Не знаю. Какое-то латинское изречение… Однако, папа, нам надо спешить, а не то мы прозеваем «препятствия»!

– Что за «препятствия»?

Капитан так долго был в море, что успел отстать от новейшего школьного словаря.

– Это такая игра. Сегодня у нас два больших состязания: «препятствия» и «миля». А в обоих против нас – Раусон, член Лондонского клуба спортсменов. Он специально приехал, чтобы участвовать в наших играх. Но я буду болеть за Виндгама из выпускного класса: он отличился на мартовских бегах…

– Виндгам – воспитанник вашей школы?

– Да. Он у нас во всем первый. Сегодня его последнее торжество, потому что завтра он покидает школу… Ну что, братцы, начались «препятствия»?

Это обращение относилось к двум запыхавшимся мальчикам, которые попались им навстречу и остановились рядом.

– Кстати, это мой отец, он только что вернулся из плавания! – гордо объявил Кьюзак-младший.

Мальчики, одетые во фланелевые куртки и легкие башмаки (костюм для бега), застенчиво раскланялись с важным посетителем и застыли в замешательстве, не зная, бежать им дальше или подождать.

– Должно быть, и вы участвуете в играх? – ласково спросил капитан, оглядывая их костюмы.

Он не мог выбрать более удачной темы для разговора. Мальчики мгновенно оживились.

– Как же, мы участвуем в беге для младших классов, всего на сто ярдов1, – выпалил один из них. – Вы поспели как раз к последнему кругу! В первом круге победа осталась непонятно за кем – за мной или за Уоткинсом. Нас бежало трое: Уоткинс, Филберт и я. Филберту дали пять шагов вперед – и, по-моему, совершенно несправедливо. Правда, Тельсон? На мартовском беге он прибежал вторым после меня. Нас следовало поставить рядом. Но я все-таки перегнал его и прибежал вместе с Уоткинсом, а Тельсон прибежал вторым в своем круге!

– Я думал, что прибегу первым, но этот медведь Уэйс чуть не сбил меня с ног, и я отстал, – вставил Тельсон.

– А теперь должен победить один из нас, – продолжал первый мальчик, по фамилии Парсон, – нам дано пять шагов вперед против Уоткинса. Все остальные не опасны, так что победа будет или за мной, или за Тельсоном.

– Я готов поставить на тебя, дружище, – великодушно заявил Тельсон.

– Ну, не знаю. Ты бегаешь не хуже меня, – возразил Парсон.

– Все зависит от того, как я начну. Гулли отвратительно командует и всегда сбивает меня с толку. Не понимаю, почему бы не командовать Паррету!

И мальчики побежали дальше, тут же забыв о своем товарище и его отце, видимо вполне уверенные в том, что все эти флаги и банты красуются единственно в честь «бега для младших классов», в котором оба они участвуют.

Капитан Кьюзак с улыбкой проводил их взглядом и спросил сына:

– Гарри, кто эти мальчики?

– Они не из моего отделения, это «мартышки», – презрительно скривился Гарри.

– Я хотел бы посмотреть, как они будут бежать.

Но Кьюзак-младший вовсе не был намерен тратить время на такие пустяки, как бег учеников младших классов. Они уже дошли до главной площади, кишащей толпами воспитанников и гостей, поэтому мальчику было легко пропустить мимо ушей пожелание отца.

Главная площадь явно только что была свидетельницей какого-то важного события. Все общество толпилось за веревкой, натянутой на кольях вокруг лужайки. Воспитанники, учителя, гости – мужчины и дамы – смешались в одну пеструю толпу, так что даже юный Кьюзак, несмотря на всю свою ловкость, остановился в затруднении, не зная, куда и как провести отца.

В беседке играла музыка. Со стороны палаток слышалось дружное «ура!», а вокруг стоял такой оглушительный шум и смех, что бедный капитан перестал понимать, где находится. Ему хотелось засвидетельствовать свое почтение директору Патрику и его жене, а также наставнику отделения, в котором учится его сын. А еще он был бы не прочь посмотреть бег для младших классов. Но Кьюзак-старший понимал, что сегодня не он главный, и придется делать то, что скажет сын.

Между тем Гарри поминутно окликал в толпе своих знакомых и каждому объявлял, что к нему приехал отец. Но все вокруг были заняты, и представление ограничивалось тем, что вежливый капитан дружески кивал всей толпе, потому что при всем желании не мог различить, какие из окружающих его юных лиц принадлежат к друзьям сына.

Вдруг Гарри схватил одного из мальчиков за рукав:

– А, Пил, это ты! Я тебя искал. Вот мой отец.

– Как поживаете, капитан? – вежливо поклонился мальчик.

Он уже слышал от Гарри, что сегодня должен приехать его родитель, и заранее приготовил приветствие, чтобы встретить такого важного гостя, как капитан королевского флота.

Капитан улыбнулся и хотел уже вступить в беседу с другом своего Гарри, но это ему не удалось: оказалось, что Пил (его полная фамилия – Пилбери) очень спешит.

– Бегу домой за лентой, – объяснил он. – Я где-то потерял свой бант! Но еще успею вернуться к «миле».

– Разве «препятствия» уже кончились?

– Давно!.. Где же вы были? Знаете, кто взял приз?

– И кто же? – с нетерпением спросил Гарри.

– Виндгам! Не можешь себе представить, какое было торжество! После третьего препятствия в круге оставалось только пятеро: Виндгам, Блумфильд, Гейм, Типпер и Раусон. Гейм и Типпер не взяли четвертое препятствие и вышли из круга. Блумфильд перепрыгнул и очутился впереди, за ним Виндгам, а лондонский спортсмен ярдов на пять позади Виндгама. Лондонский-то себе на уме: он не спешил, потому что берег силы для пятого препятствия… Пятое все трое перепрыгнули почти разом, но Блумфильд споткнулся и упал. Если бы ты видел, Кьюзак, что было после этого! Лондонский, должно быть, воображал, что шутя возьмет приз. Как бы не так! Виндгам не отставал от него ни на шаг, а после шестого препятствия обогнал на целый ярд и добежал до финиша первым. Правда, здорово? Ну, однако, мне пора. Увидимся на «миле»!..

И Пилбери убежал.

Славная победа школы в «препятствиях» (то есть в беге с препятствиями) была столь же неожиданна, сколь и приятна для школьников: они побаивались приезжего спортсмена. Зато теперь они, видимо, надеялись, что и в «миле» победа будет на их стороне. Радостное возбуждение было написано на всех лицах.

Гарри внезапно сообразил, что, если он хочет показать отцу «милю», то есть забег на дистанцию в милю2, ему следует поторопиться, чтобы занять место у веревки. И мальчик потащил отца на другой конец лужайки, к столбу, обозначающему финиш, где толпа была немного пореже. Гарри, вовсю работая локтями, протиснулся к самой веревке. Отсюда им с отцом был виден почти весь круг.

До начала «мили» оставалось полчаса, и Гарри продолжал раскланиваться на все стороны и представлять своего отца публике.

Круг еще не был очищен для бега, и перед обоими Кьюзаками мелькала смешанная толпа гостей и школьников. Среди последних они узнали неразлучных Тельсона и Парсона, беспокойно оглядывающихся, очевидно, в поисках места.

– Ну что, кто из вас взял приз? – весело окликнул их капитан.

Сконфуженные лица мальчиков были весьма красноречивым ответом на его вопрос.

– Приз взял Уоткинс, – вздохнул Парсон. – У меня перед самой целью развязался башмак, и я упал.

– А мне Уоткинс подстроил каверзу! – пожаловался Тельсон. – Мы бежали рядом, и он задел меня плечом, как будто нечаянно. Я сбился с ноги и отстал.

– Дело в том, – подхватил Парсон, пролезая под веревку (к великому негодованию других мальчуганов), – дело в том, что Уоткинса не следовало допускать бегать с маленькими. Ему же, наверное, больше тринадцати лет. Правда, Тельсон?

– Конечно, больше, – кивнул Тельсон, также успевший протиснуться в первый ряд. – К тому же он в «чистилище», а этот бег – только для младших классов!

– Что такое «чистилище»? – поинтересовался капитан у сына.

– Право, не знаю, как это объяснить, – буркнул Гарри не слишком любезно, ему было досадно, что Тельсон и Парсон заняли лучшие места. – «Чистилище» – это… Ну, словом, «чистилище»!

– «Чистилищем» школьники называют средние классы, – пояснил Кьюзаку-старшему стоящий с ним рядом незнакомый мужчина.

– Вот так название! – расхохотался капитан.

Он завязал оживленный разговор с соседом. Оба мужчины так увлеклись воспоминаниями о собственном детстве и о старых школьных порядках, что не заметили, как пролетело время до начала бега.

Участникам соревнования предстояло обежать круг три раза. Всего их было четверо, причем трое уже отличились в беге с препятствиями. Высокий красивый юноша в красной полосатой куртке, занимающий позицию с внутренней стороны круга, – Виндгам. Рядом с ним – Эшли, в такой же полосатой форменной куртке. Между Эшли и другим воспитанником, Блумфильдом, готовился к старту Раусон – опытный лондонский спортсмен, которого так боялись вильбайцы. Его мужественное, обросшее бакенбардами лицо резко контрастировало с юными, почти детскими лицами соперников.

– Настал черед Эшли постоять за школу: он со свежими силами! – важно заметил Тельсон.

И действительно, сразу было видно, что Эшли в хорошей форме: не успели подать знак к старту, как он стремительно бросился вперед. Но это была всего лишь хитрая тактика, чтобы сбить с толку и утомить лондонца. И она возымела свое действие! Раусон, испугавшись смелого броска Эшли, тоже пустился со всех ног, стараясь не отстать.

Блумфильд и Виндгам особенно не спешили, к концу первого круга они отстали от лидеров ярдов на пятнадцать. Лондонец, видимо, никак не мог решить, держаться ему рядом с Эшли или поберечь силы для следующих кругов. Если немного замедлить бег, то, чего доброго, Эшли добежит до финиша первым. Если же держаться наравне с Эшли, то хватит ли потом сил на последний круг, когда задние начнут «припускать»?

Видимо, Раусон все-таки склонился к последнему, потому что продолжал бежать рядом с Эшли.

Из толпы раздались громкие крики поощрения, и громче всего – с того места, где стояли Парсон с Тельсоном.

– Молодец, Эшли! Держись! Не сдавайся!.. Лондонец запыхался!.. Припусти, Виндгам!.. Так, так, молодец! Ура! За школу!..

Состязающиеся пробежали мимо. Начался второй круг. К его концу Эшли начал выказывать признаки усталости, а Блумфильд ускорился.

– Эге! Кажется, не Эшли, а Блумфильд вывезет школу! – заметил Тельсон.

– Лондонец все еще впереди… Ничего! Блумфильд бежит, точно рысак!.. Эшли, голубчик, продержись еще чуточку! – подпрыгивал от нетерпения Парсон.

Но Эшли отставал все больше и больше и наконец сошел с круга, с честью выполнив черную работу на общую пользу.

Теперь все взгляды с тревогой обратились на троих оставшихся бегунов. Лондонец все еще возглавлял гонку, и расстояние между ним и Блумфильдом почти не уменьшалось, а между тем до финиша оставалось не более четверти мили. В толпе воцарилось зловещее молчание. Вильбайцы упали духом…

Но вдруг раздался единодушный радостный крик: Блумфильд и Виндгам начали нагонять лондонца. Крик перешел в такой неистовый рев, что перепуганные грачи вылетели из гнезд и закружились в воздухе.

Главная площадь Виллоуби еще никогда не видела такого великолепного бега. Шаг за шагом вильбайцы сокращали расстояние, отделяющее их от соперника. Раусон, видя опасность, тоже прибавил ходу. Несколько секунд неопределенности – и наконец лондонец стал сдавать позиции.

– Смотрите! Смотрите! Наши сейчас его догонят! – закричал Тельсон.

– Великолепно! Виллоуби! Ура! Поравнялись!.. Виндгам впереди! Оба впереди! Молодцы наши!..

Виндгам достиг финиша первым, за ним пришел Блумфильд, а последним – Раусон, окончательно посрамленный.

Веревка полетела на землю, и толпа зрителей бросилась к победителям. Все спешили поздравить героев дня, подхватить их на плечи и торжественно пронести по площади под восторженные крики и аплодисменты.

Так закончились майские бега 18… года. В тот день не было в Виллоуби ни одного мальчика, чье сердце не переполняла бы гордость за победу школы.

* * *

Виллоуби недаром славилась на всю округу своим искусством во всех спортивных играх и насчитывала в списке своих питомцев множество отличных бегунов, гребцов и игроков в крикет. Но чтобы школа смогла победить даже лондонского спортсмена, да еще два раза подряд, – на это могли надеяться разве только самые смелые, да и те были очень удивлены, когда их ожидания оправдались.

События этого достопамятного дня менее всех взволновали, наверное, самого героя дня. Виндгам – «старый капитан», как его теперь называли, потому что сегодняшний день был для него последним в школе, – отличался большой скромностью и сдержанностью. Он ненавидел всякие чествования и потому тотчас же по окончании бега скрылся в своей комнате, где необычно долго провозился с умыванием.

Толпа вильбайцев упорно ломилась в дверь, требуя, чтобы Виндгам вышел принять поздравления. Но он преспокойно продолжал заниматься своим туалетом. Тогда, видя, что здесь они ничего не добьются, школьники отправились чествовать Блумфильда, который, как всем было известно, относился к своим лаврам не столь равнодушно.

Впрочем, и «старому капитану» не удалось полностью избежать предназначавшихся ему почестей. Виндгам не мог не выйти к парадному обеду, всегда проходившему в этот день в большом школьном зале. Когда по окончании обеда директор, согласно обычаю, предложил тост за здоровье бывшего главного капитана школы, который, по его словам, был у них не только лучшим «классиком», но и первым во всех спортивных играх, то, право, можно было подумать, что старая крыша Виллоуби провалится от грома рукоплесканий.

Виндгам охотно отказался бы от обязанности отвечать на речь директора, если бы это было в его власти. Но школа скорее согласилась бы пожертвовать целой неделей каникул, чем остаться без речи в столь торжественном случае, как этот.

Когда «старый капитан» встал, оглушительные крики «Браво!» долго не давали ему заговорить. Неизвестно, сколько времени простоял бы Виндгам таким образом, если бы классные капитаны не приняли должные меры для водворения тишины.

Тогда Виндгам сказал следующее:

– Я очень благодарен нашему директору за ту доброту, с какой он отозвался обо мне. Конечно, все вы отлично знаете, что школа ничего не теряет с моим уходом. (Послышались крики: «Нет, нет, многое теряет!») Для такой школы, как наша, один человек ничего не значит, и те, кто сказал «нет», сказали это, не подумав.

Тут аплодисменты совершенно заглушили голос оратора. Те, кто кричал «нет», почувствовали себя пристыженными.

– Годы, которые я провел здесь, всегда будут лучшими годами моей жизни, – продолжал Виндгам. – Я горжусь тем, что был вашим капитаном. Я не гордился бы этим, если бы не считал, что наша школа – очень хорошая школа. А хороша она, как мне кажется, тем, что вильбайцы всегда ставили интересы школы выше своих собственных. До тех пор, пока так и будет, школа останется на прежней высоте. Благодарю вас, мистер Патрик, и вас, джентльмены!

Таковы были прощальные слова главного капитана школы Виллоуби.

На следующий день он уехал, и только гораздо позже вильбайцы поняли, как много они потеряли с его отъездом.

Почему они это поняли и как им впоследствии пришлось не раз припомнить прощальные слова своего «старого капитана», будет рассказано в следующих главах нашего повествования.

Загрузка...