Не заметно пролетели тёплые денёчки, а за ними с непродолжительным бабьим летом дождливая осень. Зима привычно вступила в свои права. Первые трескучие морозы, опережая календарь, случились во второй декаде ноября, что в те времена стояло обычным по времени.
– Внучёк, почтальонка Клава наказывала, что в Сысоихе в воскресеньё вечорка намечена. Зазнобушка твоя привет передавала. Ждёт. Чуть ведь не забыла старая, – бабушка Евстолья, отвернув полог, порадовала Сергея с печи,
– Кажись у Дороничевых в избе. Девку-то нахвалила. Сама собой тодильна и семья настояшшая роботная. Через годик-два не налюбитёсь, так и сосватаём. При тебе будёт, не пошто и бегать куды. Первенцу своему дом поставим на загляденьё. Дед уж не поскупитцо. Любит тебя.
Как и всегда, скликнулись с другом. В нетерпении, дождался выходного. Ближе к вечеру, примостившись вдвоём, на выпрошенной у деда лошадке, семенили к ставшей чуть не родной деревеньке.
– Ну, Серёжка, подкатим на вороной все девки наши. В кои веки ещё кто на вечорку с эдаким выпендрёжом заявлевсё.
– Мне – то одна нужна, из остальных любую, кто и поглядитсо выбирай.
– Да уж куды там. С Кузьминского с посиделок Варьку до Дресвянки проводил, моя зазнобушка на следующий день уж знала. Месяц не целовывав.
– Широко ты Саня ходишь. Меня в те края пирогом не заманить. Не Любаша, так дале Починка по гулянкам бы не хаживал.
– Не зря Маринка, как чего накуралесю, грозится к ворожее Нюре добежать, чтоб та ход мне поубавила.
За разговорами да по молодости лет, не смотря на крепчающий к вечеру мороз, время в пути пролетело минуты не упомнить. Из ноздрей коня, будто былинного змея Горыныча огонь, струился пар. В сапогах не в валенках ноги давали о себе знать. По очереди, чтоб согреться, соскочив с коня, бежали вперёд лошадки вскачь.
– Если у Дороничевых, так вправо поворачивай: в-о-о-н на взгорке их изба, – указал путь всезнающий Санёк,
– Вишь у ворот парни стоят, нас, поди, дожидаются. Забор-от вроде цельный стоит. Кольё на месте. Если гирки по карманам токо припрятали.
– Не боись, Саня. У Любаши братовья сказали, если пальцем нас, кто тронёт, всю вечёрку разнесём. Мужики они серьёзные, вряд ли кто посмиёт и встанёт поперёк.
Не успели слезть с коня, а Любаша была уж рядом, словно в сенях ждала. Вся сияющая от долгожданной встречи. В платье, с наброшенной на плечи шалью.
– Думала Никольских морозов зареченскиё испугались. Не надеялась увидеть вас. Лошадь, как показалась, и успокоилась. С той стороны боле так и не кому.
– Клавдий, – окликнула младшего брата, – уведи-ко коня. Пусть у нас постоит.
– Иди в дом простынёшь. С ребятами поздороваёмся, и следом подойдём, – чуть дотронулся до её руки и холод разом обернулся в жар, разливаясь стремительно по телу. Эх, скорей бы лето, побыть наедине и коль она позволит, что есть сил прижать любимую к себе.
Вместительная изба казалась, от набившейся молодёжи, не так и велика. Стоял весёлый гомон. Шутки общие и в группах по сторонам отзывались смехом.
Наконец негромкая гармонь коротким перебором приглушила шумный фон, призывая к привычному порядку на вечёрках. Молодёжь рассыпалась, стараясь, каждый занять для себя удобные места. Девчатам, не всем хватило, где присесть. Нашли приют, словно курочки на насесте, на коленях у парней.
– Вечером частушки с подружками сочиняли. В полночь разошлись,
Серёжка с Любашей примостились в уголочке невдалеке от выхода. Всех было видно, а они не на виду.
А вот и первая пара парней вышла отплясать Буравчик. Усердно топоча, пропели частушки, остановившись перед имеющими особую симпатию девчатами, пригласили в круг. Короткий перепляс.
Милый счастье потереёшь
Меня в замуж не возьмёшь.
Я один денёк помаюсь.
Ты на веки пропадёшь.
Усадили первых барышень на скамью, пригласив других
Приезжали меня сватать
С позолоченной дугой.
Пока пудрилась, румянилась
Уехали к другой.
и уже вместе с ними освободили место для следующей пары парней.
Вновь наступило затишье. Лишь гармонь негромко подзадаривала молодёжь. Постепенно приходило раскрепощение, а с ним собравшаяся компания вела себя всё более шумно и раскованно.
Горюну-угоднику не давали проходу. В основном парни просили организовать уединение на кухне за печкой. Пары одна за другой исчезали в темноте и о чём-то пошептавшись, выяснив отношения, освобождали место следующим, в нетерпении ждущим претендентам на интим.
– Серёж, вишь хмыря-то с Дешинской, Мишкой звать, к Любашке всё клеитсо. За печку не раз уж приглашав. Приветы постоянно шлёт. Я ему щас хохму устрою. Горячо намилуётсо.
Санька, пошептавшись с Любашей, исчезли и вскоре появились с бабкой Марфой. Незаметно, пока все были увлечены новым переплясом, провели её за печь. Любаша же села у неё за спиной. Плохо слышащая и видящая старушка догадывалась о своей роли, но не совсем понимала, что от неё хотят.
Окрылённый долгожданным согласием Мишка не заставил себя долго ждать.
Горюн привычно ориентируясь в темноте усадил сгорающего любовными страстями парня напротив и исчез.
– Здравствуй, Мишенька, – голос Любаши источал нешуточную страсть исстрадавшейся по – любимому души. В её частом глубоком придыхании ему виделась вздымающая так влекомая девичья грудь.
– Наконец я дождалась и ты близок мне. Разве ты не видел милый, как я страдаю от тебя.
Любаша нащупала его руку, крепко её сжав.
– Целуй же меня милый! Извелась по тебе я.
Потянула его за руку к себе. Ошарашенный таким вниманием первой красавицы парень напрочь потерял голову, не заподозрив и тени подвоха.
Мишка сгрёб в объятия бабку Марфу, прижал к себе, сколько было сил, и впился в губы не давая вырваться и передохнуть охнувшей от неожиданности начисто потерявшей не упомнить в каких годах страсть к любовным утехам старушке.
Потребовалось время ощутить подмену. Любаша тем временем скоренько выскользнула из закутка и примостилась, как ни в чём не бывало на коленях любимого.
Мишка, медленно приходя в себя и сознавая каким посмешищем его выставили на всю округу, шарил руками у печи ища ухват. Вот они. Взял, что крупнее для объёмных чугунов. Ворвавшись зверем в зало, по традиции подал противнику узнаваемый сигнал. Размахнувшись, что было силы, смёл лампу, подвешенную к потолку.
Пошла гулять по избе беда пустораменская.
Визг девчат, глухие удары, охи, стоны. Ухват у зачинщика вырвали, но в отместку он достал нож и метя безвинному угоднику в грудь занёс в броске руку, но его толкнули. Удар не получился, лишь вскользь лезвием намеченной жертве порезало рубаху и чуть поранило плечо. В следующий момент, что-то тяжелое опустилось сзади по затылку. У парня выпал нож и его на время потерявшего сознание оттащили, закинув на скамью, чтоб не мешал в разгорающейся потасовке.
Меж тем баталия только начиналась. – Любаша! Братовей зови! Беды не миновать! – хозяйка металась по избе в бессилии, по бабьи заполошно голося, пытаясь то тут, то там разнять дерущихся. Доход от даров за представленную для веселья избу казался уже не таким заманчивым.
Девчата гроздьями висели на тех, кого хотели уберечь или, напротив, остановить от ввязывания в драку.
Постепенно центр разгорающейся борьбы переместился на улицу. Затрещал палисад, теряя гроздьями штакетник.
Бой разгорался. Ввиду преимущества пришлых, с не дружественных деревень, яростная потасовка не перемещаясь продолжала нарастать. Раненых, потерявших способность воевать, девчата уводили с поля.
А вот и званные хозяйкой братовья.
Два здоровяка, в былое время известные в округе лучших драчуна, первым делом остановили битву в доме, выкинув от туда без разбора всех.
Какой-то хлюст вынырнув из – за двора с размаху располовинил штакетину о старшего парламентёра. Братья молча переглянувшись, осудив меж собой обидчика, перехватили вильнувшего было обратно пацана и легонько раскачав, закинули в открытый проём ворот сенника второго этажа.
Через десять минут жёстких переговоров враг в беспорядке отступил. Соратники – попутчики, девчата, прихватив одежду дролюшек мерзнувших в ожидании за околицей, заспешили к ним.
Вечёрка прошла нельзя сказать, что совсем успешно, но судя по виду, расходящегося по деревням народа, средь молодёжи все сегодня были живы и тем довольны были все.
– Теперь в нашей деревне вечёрки после такой катавасии, когда ещё и будут, – с грустью подвела итог встрече с любимым Любаша при расставании.
– Не велика беда, – заверил Саня, – через неделю доле и не упомнится. В Мартыновскую на прошлой неделе сокольские заворачивали. Их паренька тамошнего убили. Из ружей по избам постреляли да и уехали. На вечёрки в те края уж точно долгонько не бывать.