Пробирались огородами утопая по пояс в снегу. Подобрались к дому с торца со стороны двора. Долго прислушивались к звукам исходящим изнутри жилища. Генке, младшему из членов отчаянной ватаги, было не по себе. Проще говоря, страшновато. Дядьку именем Тихон, как бавшка не раз говаривала, поп при крещении из вредности пометил. Нравом отличался суровым и до дурости непредсказуемым. Даже говорят в прежние времена староста, его иной раз, где бы и не надо не перечил, побаивался. Чево Гошке приспичило именно сюды перетцо. Шли бы, как говорили к деду Африкану. Пузиле по – простому, обладателю необъятного размера живота. Дед слыл баламутом и сам имел грех в Рождество поварзать. В прошлом годе Мишку Грачёва с Митрей поймал, когда те на козла в его дворе дедовы подштаники одевали, так даже уши не надрал. Чаём с пирогами напоил, по конфете дал, да и домой отправил. От Тихона всего ждать можно. Наколотит до убитья. Да ещё папка узнаёт о проделках да с дураком эдаким связались ремнём всю задницу узорам опояшот. Гошка же стоял твёрдо. Навредничать хотел не Тихону, а дочке тово – Дарье. Та глаз положила на зареченского с Харинской Федьку, а ему дала отворот да ищо и на парнях вечёркой посмеялась. Дай волю Гошке так домину-то по брёвнышку разберёт эко из него от уязвлённости-то прёт. Да, что поделать свора-то одна, надо выручеть. Попытка выдавить оконце во дворе не удалась. То ли завёртыш оказался крепок, то ли хозяева, предчувствуя набег, подстраховались. Дверь на сеновал, зубами бы Гоха выгрыз, тоже стояла твёрдо. Генка мысленно уже крестился, радуясь, что задумка не удалась. Навроде пронесло, щас дадут отбой, но Гошку упёртая домина только распалила.
– Ждитё, – приказал, – я не я буду, ежоли щас не отворю, – и скользнул с навозной кучи в сторону входной двери.
Появился скоро, не заставив себя ждать, выглянув из дверей на сеновале.
– Дверёт на щеколду не закрыта. Страхом нутро-то всё извернуло, уж больно в сенях половицами скрипит.
Забрались на сеновал. Сердечко у Генки колотилось тово гледи ускочит из груди.
– Гоха, чево решил?
– Петря, корову с бычком от места в угол отводи. Сена надаём. Давай бегом. По нужде кто выскочит, так пропадём. Вожжи вишь висят. Коровёнок-от за рога свяжи. Узлов поболе наметай. Вожжей-то всяко буде жаль не попортят. Пусь Дарья, зазнобушка моя, помаётцо.
Гену поставили на стрёме, чтоб во время предупредил. В доме с гостями разливалась развесёллыми переборами гармонья. Стояло шумно. Сено сверху полилось, как на Кубене в половодьё вода весной. Эк бы дома у себя потрудились, удивлялся Генка прыткости друзей. На всё про всё ушло минут не боле десяти. Завалили чуть не пол-двора где и до наката.
– Всё! О большем дак и не подумывал, – завершил злодейство Гоха, – Теперича бегём. Лётом. Без задёржки.
Остановились, только оставив после себя пол-деревни. Пыхтели все, задыхаясь от быстрого бега, как загнанные лошади. Кузьма с Марфой из гостей правились, так удивились даже.
– Вы чево, мальцы! Уж не вовки ли опеть на деревню пожаловали? Отговорились, пронесло. Да и семья не из болтливых. Уж чево и помыслят, а до Тихона так не доведут.
– Ну, Тихон очухаётсо так всю дерёвню на уши поставит, – Гоха весь светился от удачной мести, – В ту половину ноне не ходим, покаместь хозяева не зашумят. На диво-то можно будёт и погледеть, коль народ сбежитсо.
Веселились, хохоча до колик, вспоминая до мелочей успешно проведённую кампанию. Надолго засели, заметая следы у Петри, играя в кости до тех пор, пока отец не выгнал шумную ватагу на мороз во двор. Окрылённая первой удачей новоиспечённая гвардия рвалась в бой. Мелочи, ввиде разваленных поленниц, замороженных дверей казались лёгкой забавой для неразумной детворы. Перебрали все хозяйства в деревеньке, но придумать стоящую забаву не смогли. Решили махануть в Починок, за реку. Сыскать приключений там. Встречей замаячили выряжёнки. По деревням каледовали. Тот, что подлинше с гармоньёй на плече дорогу не уступил, шутливо выказывая первенство на узенькой тропе. Навалившись скопом на здоровяка, завалили в сугроб, подсыпая во все возможные прорехи обжигающий холодом снег. Девчата, кем оказались двое одетых в вывернутые наизнанку тулупы, крашенных из овчины бородах с черными, как смоль усами бойко с визгом смехом бросились в помощь на выручку терзаемому дролюшке. Бой, стремительно разгоревшись, быстро и утих. Гармонист Иван, играючи поддаваясь мелюзге взмолился о пощаде, подав голос и Гошка узнал в незнакомце соседа двоюродника – братана. Девчата же вовсе распалившись не могли угомониться, пытаясь у Петра стащить штаны и напехать туда побольше снега. Устав и намаявшись, все долго хохотали сидючи в снегу. В качестве примирительного приза для пристыженного девичьей удалью Петра угостили двумя наколедоваными конфетами и горстью вяленки из сладенькой репы. Разминулись в мире довольнные собой. Праздно пошатались по деревне туда-сюда. Улица пуста. К ночи мороз перевалил за тридцать. Охочих погулять не видно было вовсе. Заводила дерзкой стаи притормозил компанию у двух соседски расположенных домов, в которых окна источали свет и, судя переборам гармоний, гулянка была в самом разгаре.
– Гоха, чё надумал? Мужики во хмелю поймают так вломят по первое число. Ног не унесть.
– Чё, горохом брюхо-то набил? Бздишь-то эдак. Везуха нам сёдни пошла. Сделаем вот чево. Коровёнок поменеём. Вот хохма-то будёт. Тётка Зина утром заявитсо на двор, а корова-ти не та – Марьина стоит. Ополоумеёт, однако. Хошь умом-то бы не тронулась.
Разделились надвое, заняли позиции. Генахе поручили ответственейшее задание, следы животины заметать. Стоял с голиком наготове, как с ружьём. У дядьки Толи коровёнка оказалась упёртая, тащить пришлось чуть не на себе. Справились! Все быстренько ретировались, всяк выполнив свою роль. Гена оставшись один, что есть силы размахивал голиком. Глубокие следы на натоптанной тропе забить оказалось нелегко. Приходилось ещё и притаптывать, подгребая снег со стороны. С облегчением, что всё закончилось удачно, разогнулся и уже направился к друзьям, как услышал голос от ворот:
– Чево парнёк голиком-от машошь? Потерев чево? Чей будёш-от?
Генка, говаривали в семье, весь в отца смышлёный. Страх на мгновение сковал, но панике не поддался. Подошёл спокойно к крыльцу. Мужик был незнаком. Гость значит.
– С Катькой на спор пошли, ежоли от ворот до ворот снег-от обмету так поцелуёт в щёчку.
– Ну, малец, не рановато ли девками-то увлёксё!
– А я хошь маленькой да удаленькой. Катьку-то зови, – нахально потребовал Генка.
– Катька твоя третьёй сон уж, поди, доглядываёт. Завтра сватов при таком случае с твоёй-то удалью засылай заодно и свадебку отгулеём.
– Завтра так завтра, – охотно согласился жених и послушно исчез в кромешной тьме. Друзья поджидали за околицей.
– Эк мы ныне наварзали знатно. От эдаких вывертов всё Пустораминьё в пересудах захлебнётсо. Очередной святочный день завершили теперече можно и по домам.
Первый парень на деревне Гоха от успеха ликовал. В доме все спали. Лишь бабушка сонным голосом с печи окликнула голосом, не требующим ответа.
– Генушко, ты? Генка с тем и промолчал, забираясь в жаркое тепло с мороза на полати.