На внушительных размеров письменном столе, сделанном из темного дерева, среди прочих бумаг валялась утренняя газета. Газета была открыта на третьей полосе, а внизу страницы чернилами обведено имя автора сомнительного фельетона. Николай Павлович никогда не понимал, зачем брат позволяет печатникам распространять подобные глупости. Великий князь перечел текст трижды и остался совершенно недоволен. Была бы его воля, вся пресса, хотя бы столичная, взялась бы под серьезный надзор специально обученных людей.
Как можно публиковать подобный вздор? Язык письма излишне легкий, если не сказать – легкомысленный. А манера выражать мысль? Это ведь просто глумление над общественной политикой! Николай Павлович так осерчал, что бросился писать брату. Дойдя до имени автора, внезапно замер: знакомая короткая фамилия. Четыре буквы и ни капли благородства – Вовк. Максим Вовк наверняка выходец из мещанской, а быть может, и крестьянской семьи.
Он замедлил беглое движение пера, а позже еще два раза вывел фамилию и наконец добавил совершенно новое имя. Вышло следующее: «Лариса Вовк». Имеет ли она какое-либо отношение к автору текста? Генерал, кажется, говорил что-то о ее брате. Но что? Вспоминая графиню Вовк, Николаю Павловичу хотелось видеть тот хрупкий силуэт, который встретился ему на балу. Но перед глазами вырисовывалась румяная девчонка с налипшим к подолу снегом.
Очередное движение пера. Николай Павлович посмотрел на испорченный документ – портрет. Волнистые пряди, выбившиеся из прически, и лукавая улыбка. Великий князь не выдержал, раздраженно смял листок и бросил в сторону. Откуда эти мысли? Ему сейчас совершенно не до сомнительных девиц! И все же мысли уже спутались и едва ли вернутся в равновесие. Николай Павлович велел подать пальто. Нужно выйти на воздух и прогуляться. Отвлечься от этого безумия.
Оторвав воспаленные бессонницей глаза от рукописи, Лара наконец призналась себе в том, что завершает все дела. Она не раз сталкивалась в коридорах сознания с идеей выйти из игры, не нажав «сохранить», и тут поняла, что впервые за всю свою жизнь стоит на самом краю. Она с ужасом отбросила кипу бумаг и заорала что было сил.
Лара переживала неимоверные эмоции без возможности получить совет, хотя бы на анонимном форуме, не говоря уже про психолога, а лучше психиатра. Действительно ли она в XIX веке или просто заплутала в чертогах воображения? Нельзя же, не кривя душой, сказать, что Лара ни разу не представляла, как переносятся в иной мир.
Лара неистово желала каких-то перемен, но что, если сейчас она проживает миг между жизнью и смертью, что, если она уже мертва, а все ее встречи с декабристами – лишь последние импульсы воспаленного разума?
Лара пошатнулась и быстро забилась под туалетный столик: страдать она предпочитала в замкнутых пространствах. Внезапно она с ужасом осознала, что, даже если все еще жива, что, даже если все это не бредовый сон, скорее всего, она наложит на себя руки и уже никто не сможет ей помочь. А что, если покончив с собой в этом мире, Лара сможет вернуться в свое время?
Испугавшись самой себя, она спешно оделась, подобрала волосы и выбежала на улицу. Мерзкая погода: не то весна, не то зима. Мокрый снег сковывал движения. Она не знала, сколько именно бродила по угрюмым улицам, но в какой-то момент поняла, что теперь ничего не ощущает. Пограничное чувство безразличия. Психолог рекомендовал ей внимательно относиться к эмоциям, описывать их, называть свои состояния. Лара не могла это описать, но в какой-то момент охарактеризовала свое психическое состояние: «Он не заслужил света, он заслужил покой». Она вздохнула с облегчением, поняв, что, по крайней мере на сегодня, избавилась от пугающего состояния.
Чувство страшной усталости и опустошения. Лара замерла на набережной возле Невы. На город опустился ранний петербургский морок. Девушка заглянула в проступающую сквозь тонкий лед черноту воды. Красиво. Холодный ветер стирал с лица следы недавней истерики, которую редкие прохожие на Ларином пути принимали за безумие.
Внезапно она ощутила, что кто-то с интересом рассматривает поверхность льда рядом с ней. Лара вздрогнула и вышла из оцепенения.
– Лариса Константиновна, прошу простить мою грубость, я напугал вас? – Знакомый голос.
– Отнюдь, – собралась Лара, – скорее я поражена, что кто-то был заинтересован процессом избавления воды ото льда в той же степени, что и я. – Она благосклонно улыбнулась.
– Спешу вас огорчить, – он отошел от ограды, – я полагал, что зрелище мне откроется куда занятнее.
– Ха, – фыркнула она, – приношу свои глубочайшие извинения, и в мыслях не было разочаровать случайного прохожего! – Девушка подумала и добавила: – Не сочтите за дерзость, но разве мы знакомы?
Лара попыталась сделать вид, что и в самом деле не узнала инженера.
– В таком случае разрешите вам напомнить. – Казалось, что он выпрямился еще больше, что представлялось очень маловероятным при его выправке. – Николай Павлович, я имел удовольствие беседовать с вами несколько недель тому назад.
– Ах да! – воскликнула она. – Инженер, который отчитал меня за страсть к снежкам. И как поживаете, больше никто не нарушал общепринятых приличий? – Лара усмехнулась и, кутаясь в пальто, начала неспешное шествие к дому.
Ее настроение скакало настолько сильно, что в определенный момент невольно подумала, что оптимально было бы сдать кровь на гормоны и наведаться к эндокринологу. Но максимум, который ее ждал здесь, кровопускание и какая-нибудь лоботомия.
– Вы снова ерничаете? – огорчился мужчина.
– А вы, Николай Павлович, все еще жаждете отрапортовать моей маменьке о неподобающем поведении?
– Я не хотел задеть ваших чувств, Лариса Константиновна. – Инженер последовал за ней, как моряки следуют за сиреной.
– Полно вам, Николай Павлович, очевидно же, что хотели.
Все ее естество испытывало симпатию к человеку, которого встречала третий раз в жизни.
Впрочем, грешно было не испытывать к нему каких-либо чувств: Николай Павлович высок, печален и хорошо сложен. Ларе нравился такой тип мужчин, хотя, как правило, ничем хорошим эти симпатии не заканчивались.
Лара медленно повернулась к спутнику и пошла спиной вперед:
– Намерены преследовать меня? – В этот момент ей очень хотелось, чтобы заносчивый зануда составил ей компанию.
– С вашего позволения, я бы предпочел проводить вас. – Неожиданно он улыбнулся. – Час поздний, а улицы темные, не лучшая обстановка для милой дамы.
Он удержался от вопроса о месте нахождения ее компаньонки.
– Не смею вам возразить. – Лара замедлила шаг и поравнялась с ним. – Не спросите, куда именно мы направляемся?
– Прогулка с вами, сколь продолжительной она бы ни была, доставит мне невероятное удовольствие. – Улыбка снова скользнула по его лицу.
– Бросьте! – фыркнула Лара. – Если мы пройдем с вами излишне много, вы наверняка вновь найдете во мне какой недостаток.
Николай Павлович решил не сообщать спутнице, что уже обнаружил с десяток оных.
– Лариса Константиновна, позвольте утолить мое любопытство. – Он пристально посмотрел Ларе в глаза, та поймала этот взгляд и быстро отвернулась. – Кто вы такая?
Кто Лара такая? Несколько месяцев назад она точно знала ответ на этот простой вопрос: она студентка четвертого курса, в будущем преподаватель английского, отличная дочь, девушка, которой не везет в любви. Однако кем она стала теперь? Журналистом? Декабристом? Светской дамой? Все это совсем не то. Лара поняла причину депрессивного состояния: она лгала себе.
– А вы задаете неудобные вопросы, – вздохнула девушка и пнула какой-то камушек.
– Позвольте, вы стыдитесь своего положения? – удивился Николай Павлович, который знал о своей спутнице достаточно.
– Стыжусь? – переспросила Лара, пытаясь понять, подходит ли это слово ей. – Нет, отнюдь, я не привыкла стыдиться себя… Знаете, это очень деликатный вопрос, не думаю, что готова обсуждать это с незнакомцем… – Затем она посмотрела на собеседника и добавила: – Скорее, Николай Павлович, я чувствую себя не на своем месте, точно меня подхватил круговорот событий и я потеряла что-то внутри себя… Вам это знакомо?
Конечно же ему это было знакомо! В конце концов, он жил в XIX веке, где все решалось родителями и высочайшей волей.
– Полагаю, – осторожно начал он, – все мы обязаны следовать каким-либо нормам, у всех нас есть долг… Так заведено.
Внезапно Лара резко остановилась. Она с изумлением смотрела на отсутствие моста, поражаясь тому, что не заметила этого раньше:
– Лариса Константиновна, вам нездоровится? – Мужчина также замер, готовясь ловить прекрасную даму, коли та надумает падать в обморок.
– Нет-нет… Просто мост…
– Прошу простить, какой мост?
– Которого нет… – растерянно пролепетала она. – Это не просто мост… Это так странно… – Лара тряхнула головой и внезапно снова улыбнулась: – Хорошо бы здесь поставить мост!
– Вам не кажется, что вы позволяете себе слишком много вольности? – возмутился Николай Павлович, который уже успел испугаться за спутницу.
– А вы? – внезапно раздражилась Лара, которой хотелось остаться одной и повспоминать, как она смотрела на развод Дворцового, как она стояла там каждый день в пробке, спеша в универ.
– Простите? – изумился Николай Павлович.
– Почему вы позволяете себе поучать меня? Да, я не самая сдержанная, но ведь я стараюсь, правда, стараюсь! Если я вам так неприятна, зачем же вы меня преследуете? – Слезы обиды навернулись на глаза.
Великий князь запутался в происходящем, поэтому решил извиниться.
– Прошу меня простить… – словно испугался он, – Лариса Константиновна, я не думал вас… расстроить…
Все внутри нее сжалось: она внезапно объяснила себе, что именно ее так сильно раздражает в этом привлекательном мужчине. Он был как ее родители, как все родственники, которые хотели сделать из Лары кого-то еще. Он был человеком, для которого она всегда будет недостаточно… Лара снова столкнулась с ощущением беспомощности: сколько бы она ни старалась, всегда найдется какой-то Николай Палыч, которому будет мало, для которого она будет недостаточно хороша. И она перестала сдерживаться, все равно не похвалят.
– Да что вы говорите?! – передразнила Лара. – Вы же меня совсем не знаете! Может, я и вовсе потаскуха! К проституткам у вас такие же высокие требования?!
– Лариса Константиновна… Побойтесь Бога, что же вы говорите? – Он казался потерянным, хотя ранее в подобной ситуации наверняка пришел бы в ярость.
Лара развернулась, не удостоив его ни словом, ни взглядом, и быстрым шагом устремилась в сторону дома. Несмотря на то что девушка повела себя непристойно, Николай Павлович, который был человеком слова, скрепя сердце незаметно сопроводил ее до самой подъездной дороги. Все это время он сомневался в том, что перед ним стоит та самая изящная и трепетная барышня, которую он повстречал на балу. Лариса Константиновна, которую он узнавал все лучше, в его глазах приобретала очертания павлина: прекрасная, пока не откроет рот.
Совершенно раздраженный, он вернулся в Аничков дворец. Велел не беспокоить. Закрылся в кабинете. Подобрал скомканный листок с ее портретом и бросил в камин. Будто это могло помочь избавиться от мыслей о ней.
– Она не должна мне нравиться! – прошептал он пламени, словно оно могло повлиять на ситуацию.
Лара сердито строчила сомнительного качества произведение.
– Лариса Константиновна, меня впустила ваша горничная.
Лара подпрыгнула от неожиданности:
– Кондратий Федорович! Ради всего святого! Видит Бог, мой час последний был ближе, чем я планировала!
Рылеев недовольно скривился, он явно ожидал большего от этого визита.
– Мой милый друг, простите, я сегодня в дурном расположении духа. – Она вздохнула и по новой привычке протянула гостю руку. – Позвольте узнать, что привело вас в мой дом? Бываете вы здесь преступно редко.
– Я обратил внимание, что уже месяц не видел ваших работ… Что-то стряслось? – Он заметил груду бумаг на кофейном столике: – Работаете над чем-то масштабным?
Лара промычала что-то вроде «ага».
– Полно вам! Я уверен, работа будет, как всегда, невероятна.
Он выхватил последнюю недописанную страницу из рук Лары. Девушка видела, как глаза Рылеева округлились, а затем он разразился хохотом. Она где-то читала, что Рылеев недолюбливал Пушкина, потому что тот своими стихами не сеял разумного, доброго, вечного (разумеется, в рылеевском понимании), а Пушкин не любил Рылеева, ну, за обратное… Лара не могла точно сформулировать суть конфликта, но знала, что парни не ладили.
– Что это такое, милейшая Лариса Константиновна? – сквозь смех поинтересовался тот.
– Масштабный труд, – пожала плечами девушка.
Справедливости ради, труд и правда был масштабным. Когда Лара училась на втором курсе, она так и сказала своей подруге: сдам зачет по истории русской журналистики – напишу фанфик про Булгарина и Пушкина. И у Лары ушло полтора года – перемещение из столетия в столетие, – чтобы набросок работы был готов. Возможно, она хотела почистить карму в надежде вернуться домой.
– Но, позвольте, Кондратий Федорович, что привело вас ко мне? – Лара решила не заострять внимание на сомнительном фанфике, боясь, что не сможет объяснить, зачем это вообще нужно было писать.
Аня внесла в комнату чай и быстро собрала разбросанные бумаги.
– Кстати, Кондратий Федорович, вы ведь незнакомы с моей доброй подругой Анной Матвеевной? – Лара не стала ждать ответа: – Что ж, Анна Матвеевна, Кондратий Федорович. Кондратий Федорович, Анна Матвеевна, – познакомила всех Лара, не соблюдя ни единого приличия.
– Рад знакомству, – склонил голову тот, не особо заинтересовавшись встречей.
Аня последовала его примеру. Девушка еще немного постояла в стороне, а потом растворилась где-то в глубине дома. Это неловкое знакомство заставило Лару задуматься о том, что Аня действительно больше прислуга, нежели гостья в этом доме. Конечно, Лара регулярно платила ей жалованье, но в какой момент жизни девушка свернула на этот барский путь?
– Я пришел как друг, вы перестали заходить, не пишете нам… У вас все благополучно, Лариса Константиновна?
Кондратий Федорович следил за тем, как Лариса Константиновна примостилась в кресле, взяла диванную подушку и, положив на нее подбородок, обняла. Графиня Вовк – поразительно раскрепощенный человек, тем, кто ищет свободы, рядом с ней так спокойно.
– Мне безмерно стыдно за то, что позабыла о моих дражайших друзьях. – Она покосилась на золотистую прядь, выпавшую из свободной прически прямо ей на глаза. – Знаете, меня одолевает эта петербургская хандра… Серость…
Здесь Ларе хотелось добавить: тупой мужик, который запал мне в душу, но слишком токсичный для меня, девочки, которая прописана у психолога в кабинете.
Она лишь внезапно добавила:
– Думаю, съездить на отдых. Я так мало посещала городов нашей чудесной страны.
И это показалось ей действительно дельным решением всех ее проблем. Сейчас она переживала кризис; возможно, и он сменится однажды, но именно в эту минуту Лара выбирала побег. Ничего не менять, не работать над собой, а просто сбежать.