– Приволок идиотку! – рявкнул громила.
Я встала на разбитые колени. Поскользнулась на крови, но удержав равновесие, смогла подняться. Кабинет был обставлен просто. Стол, стулья, принтер, ноутбук. Почти так же выглядел мой, сгоревший до тла, офис. Только хозяин в нём был другой.
Он сидел, уперев локти в стол, со сжатыми кулаками и уничтожал меня взглядом. Тяжёлым, ядовитым, удушающим. Не мигая сжирал меня одним своим присутствием. Я физически чувствовала, что жизнь из меня вытекает с каждой каплей льющейся из разбитого колена крови.
Он молча кивнул в сторону стула, и меня, так же за шиворот, на него шмякнули. Я вцепилась в столешницу. Громила уселся напротив, и я могла его рассмотреть. Огромная туша, лысая голова. Уродливое лицо со старым шрамом со лба на щёку и огромные, торчащие в стороны уши с острыми кончиками. Глаза разярённого быка с красными прожилками.
От него веяло злостью, но выбирая между хозяином кабинета и похитителем, я бы предпочла последнего. В нём оставалось хоть что-то человеческой. А вот в незнакомце во главе стола был только яд. Казалось, что сначала он выжег всё человеческое в нём, а теперь вырывался сквозь тёмные глазницы наружу. Он начал без предисловий.
– Ты нам должна.
Мне казалось, что я попала в фильм про банду и я попала к главалю. Это было настолько нереально, что хотелось ущипнуть себя, чтобы проснуться. Но, как только я шевельнулась, дикая боль в колене убедила меня, что всё происходит в реальности. В страшной, ужасающей реальности.
– Пожар начался в твоём цеху. Сгорели 12 производственных и 7 складских корпусов. Ты должна столько, сколько не выплатишь и за всю жизнь. Даже если тебя разобрать и продать на органы полностью, это не покроет и сотой доли убытков.
– Но при чём здесь я?
– Ты поставила оборудование с нарушением норм. Из-за этого начался пожар.
– Но я же только арендатор! Все вопросы к владельцу здания.
Громила напротив издал непонятный звук. Что-то среднее между смешком и хрюканьем. Теперь он выглядел испуганно. Вжал уродливую голову в плечи так, что шея полностью исчезла, втянувшись в туловище. Казалось, что даже его огромные уши сиротливо прижались к лысому черепу.
– Это ошибка, Морозова. Потому, что владелец фабрики, со всеми её потрохами – я.
– Но Виктор Сергеевич…
– Ширма. Убытки понёс я, и ты за это заплатишь!
Это было сказано таким спокойным голосом, что меня начало колотить нервной дрожью.
– Но у меня нет денег! Я потратила всё до копейки, чтобы оснастить цех!
– Найдёшь. Вот сумма долга. Продавай всё, что у тебя есть и начинай гасить.
Он резко двинул по столу листок. И с чиркающим звуком передо мной оказалась сумма с кучей нолей.
– Но это же сотни миллионов!
– Я не монстр. Всё с тебя взыскивать не буду. Но то, что было в твоём корпусе, будь любезна, верни.
Он придвинул ко мне следующий листок, но и на нём была сумма, которую выплатить, даже продав квартиру и дачный домик за городом, было нереально. А больше у нас с мамой ничего не было.
– Я не виновата! Я пойду в полицию!
– Только попробуй, обрубил главный, – если ты появишься на пороге любого отделения или вызовешь наряд, я узнаю в ту же секунду, и удвою сумму.
– Я ничего платить не буду!
Во мне поднялась волна злости.
– Будешь. Гоблин, объясни ей популярно.
Мне снова стало страшно. Показалось, что сейчас он опрокинет на меня стол или ударит, не вставая со стула. Я вжалась в спинку стула. Но вместо удара получила развёрнутое на весь экран телефона изображение. На фотографии мама сидела на нашей кухне, прижимая к себе Вероничку.