Полковник Салтыков в контрразведке был опытным человеком, обладавшим психоаналитическим чутьем и аналитическим мышлением. Именно ему поручили проанализировать досье на высокопоставленную особу, которую все здесь называли Светской львицей, и на ее любовника, артиста-танцовщика Театра оперетты…
Материалов накопилось много, и Салтыков, перелистывая страницу за страницей, иногда думал о том, что весной недаром бурлят реки, прорывая плотины и заливая огромные поймы вокруг… Разведка весной тоже, как правило, оживала, и хорошие контрразведчики всегда готовились к весне, как хороший крестьянин к посевной…
Данила, по кличке Цыган, был тонкий, изящный и упрямый парень. Попав в оперетту, он нередко восхищал своим мастерством. Но время наступило фарцовочное, и Данила считал, что ему, цыгану, сам бог велел… Знакомства у него были разные, главным образом с теми, кто сплавлял за рубеж золото…
Любил он жить на широкую ногу, не отказывая себе ни в чем. Когда не был занят в театре, проводил время в ресторанах, а рестораны Москвы он знал как свои пять пальцев. Там он и познакомился с одним из элитных чиновников. Говорили, что Матвей открывал ногой все двери, и не только потому, что его папа был в высоком номенклатурном ранге, он и сам ловкач был еще тот…
Матвей давно желал познакомиться с танцором из оперетты – он часто посещал театр и считал себя поклонником Данилы. Потому и знакомство завязалось сразу, в первую же встречу в ресторане.
– Ты мне скажешь спасибо, – вдруг заявил Матвей, когда Данила поднял за него очередной тост. – Едем сейчас же… Я тебя познакомлю с нашей Светской львицей. Настоящая львица, голубых кровей!
Недолго думая, поехали.
Это была правительственная дача, большие окна которой вовсю залиты ярким светом. Конечно, ехать надо было в Одинцовский район, за Барвиху, где и располагалось «Царское Село».
Кругом сновала вымуштрованная охрана. Но «Мерседес» Матвея без задержки проскочил все посты. Как заметил Данила, его приятеля здесь многие знали в лицо.
«Подфартило, – подумал Данила, с удовольствием разминая плечи. – Теперь остается эти отношения закрепить…»
Они въехали в просторные ворота, за которыми стоял роскошный особняк. Чувствовалось, что там, в особняке, было весело. Из открытых окон слышался шум и гам, гремела танцевальная музыка…
Когда они вошли и сбросили плащи, то сразу увидели моложавую женщину лет тридцати пяти с ясными голубыми глазами.
– Матвей, куда ты скрылся?
– Не вини, милочка, – сладковато протянул Матвей. – Во всем виновата чертова жизнь. Зато я привез тебе подарок – посмотри-ка хорошенько, – так это же знаменитый танцор Данила… Вспомни оперетту! Вспомни, как он тебе тогда понравился!
Матвей, широко улыбаясь, полуобнял молодящуюся женщину.
– Лизочка, обещал – я выполнил!
– Ты всегда остаешься, Матвей, самим собой! – Она взяла под руку Данилу. – Я рада… Пойдемте, я познакомлю вас с моими друзьями.
«Да, это друзья!» – подумал Данила, когда в тусовочном кругу услыхал фамилии ее «друзей»: большинство из них были отпрысками из знатних правительственных и цековских семей.
Конечно, Данила танцевал – и все восхищенно хлопали. Потом он сидел рядом с Лизой и тихо нашептывал ей на ухо веселые байки.
Лиза бесцеремонно клала на его колени руки и, трепетно глядя в глаза, говорила, что другим представить его просто нельзя…
Он улыбался красивыми цыганскими глазами и предлагал обязательно выпить за хозяйку дома.
Светская львица, растрепав волосы, озорно обозревала всех.
– Это удачный вечер. Он надолго запомнится.
Поздно ночью многие разъехались на своих шикарных авто, а Матвей остался, с ним остался и Данила.
Они болтали в маленькой уютной гостиной. Здесь не было ничего лишнего, все, как сказала Лиза, в простом, русском стиле.
– У тебя лихо получается, – сказала Лиза. – Ты талант! Истинный талант!
Хорошо подвыпивший Матвей ушел спать. А они с Лизой остались. Данила с упоением целовал ее лицо и шею. Она оказалась горячей и податливой. Вскоре перешли в соседнюю комнату. В спальне была широкая кровать с разбросанной постелью. Данила не церемонился. Он знал, что дамы такого возраста любят что-то такое, экзотическое…
Да и Лиза была весьма открыта и потому, пожалуй, сразу оценила Данилу.
– Ты не похож на всех.
Данила засмеялся.
– Не похож, так как индивидуалист – и все у меня в индивидуальном стиле.
А утром, проснувшись, он позвал Матвея, который, как бы случайно, заглянул в спальню.
– Ты со мной поедешь или останешься? – сказал Матвей.
– С удовольствием бы остался, но у меня репетиция.
Полковник Салтыков только что вернулся из Матросской Тишины и сразу зашел к генералу, чтобы доложить некоторые детали допроса.
Генерал мрачно смотрел в окно. Полковник понял – что-то случилось.
– Товарищ генерал…
Власенко с багровым лицом повернулся к нему.
– Можешь, Владимир Евсеевич, не докладывать. Все случилось так, как кто-то задумал.
– Я не понял.
– А чего тут понимать! Твоего Цыгана убили… рядом с Матросской Тишиной.
Цыган на допросе вел себя раскованно, уверенно. Он не был откровенным и раскаиваться в чем-либо не собирался, и смотрел на полковника широко открытыми глазами большого ребенка.
– Да, я был в Англии. Естественно, ездил с театром на гастроли. Участвовал в спектаклях. Надо заметить, за театралами следили кагэбэшники. Они же ездили с нами. Так в чем же они меня усекли? Если у нас одного заподозрили, то его, извините, отправили домой…
– Как вы познакомились со Светской львицей?
– Светской львицы не знаю. Но догадываюсь. Называть Лизавету так, на мой взгляд, неприлично.
– И все же где, когда?
– Разрешите это оставить при себе. Это наше личное дело.
– Но она замужем.
– Мы все кто женат, кто замужем. Вам это непонятно разве?
– Почему же! Очень даже понятно. Только лицо, о котором идет речь, особое…
– Да, конечно, – дочь сановника…
– И не просто дочь сановника, – раздражительно заметил Салтыков.
Полковнику неожиданно позвонили. Салтыков молча выслушал (по-видимому, распоряжение) и, не проронив ни слова, лишь сказал:
– Слушаюсь, товарищ генерал.
С некоторым неудовольствием полковник жевал губами.
– Я должен тебя освободить, – вдруг сказал он, поморщившись. – Но с подпиской о невыезде.
– Значит, я свободен? – ухмыльнулся Цыган.
– Да, конечно. Но, думаю, разговор с тобою продолжим.
Цыган пожал плечами.
– Только говорить с вами не о чем. Тем более сегодня мой спектакль. Я срываю аншлаг, товарищ полковник.