Глава 11
– Шевелись, крысеныш, – шипела девушка, подталкивая его к карете, – быстрее иди, не то сварю тебя и сожру. Или свиньям скормлю.
А уже солнце встало, кругом горожане по делам своим шли-ехали, когда Агнес толчками и пинками гнала мальчишку по улице. Все, проходившие мимо, смотрели на них удивленно, но никто не вмешивается.
Так они добежали до кареты, Ута увидела госпожу издалека, вышла из кареты, дверь открыла заранее. Как Агнес подвела мальчика, так служанка его, как куль, схватила и закинула внутрь.
– Гони что есть мочи, Игнатий! – крикнула девушка, прежде чем запрыгнуть в карету. – До полудня мне у господина надо быть!
– До полудня? – удивился кучер. – Коней запалим, госпожа.
– Черт с ними, гони! – велела Агнес, усаживаясь на подушки.
Карета, распугивая людей и всякую мелкую живность, полетела по улицам Ламберга прочь из города, к мосту, на юг.
Агнес смотрела на мальчика, понимая, что ей достался редкий трофей.
– Ну и как тебя звать? – спросила она.
– Георг Эйнц Фердинанд фон Эрлихенген, госпожа, – тихо отвечал мальчишка.
Девушка и раньше так думала, а теперь у нее не было сомнения, что это сын ведьмы и Железнорукого. Агнес даже забыла про шар, который лежал в шкатулке рядом с ней на диване. Она думала, как лучше поступить с мальчишкой.
Напрашивалась мысль везти его с собой в лагерь. Но как тогда поступит Железнорукий? Неизвестно. Он не баба, он рыцарь. Может, поставит на мальчишке крест и еще больше ожесточится? А может, согласится уступить. Да нет, если он истинный рыцарь, то из-за сына дело свое не сдаст. Нет, тут гадать нельзя, нужно придумать такое, что сулило бы господину верную победу. Нужно было сделать так, чтобы Железнорукий не потерял надежду отыскать ребенка и затеял его поиски, чтобы бросил свою армию. А уж господин что-нибудь да придумает, когда у ведьмы уже не будет ее стекла, а у армии мужиков не станет предводителя.
– А что, Георг Эйнц Фердинанд фон Эрлихенген, – задумчиво спрашивала мальчика девушка, – любит ли тебя твой отец?
– Да, госпожа, мой батюшка меня любит, зовет меня светом очей своих, – отвечал мальчишка.
Агнес понимающе кивала. Она так и знала.
А карета с великолепной четверкой лошадей тем временем летела птицей, распугивая с дороги телеги местных мужичков и купчишек. Лишь пыль за ней клубилась.
И девушка придумала… Убивать мальчишку нельзя, с собой брать в лагерь… может тоже плохо получиться. Так надо его спрятать. Ведьма сердцем материнским будет его чувствовать, в этом у девушки сомнения не было, баба будет знать, что мальчик жив и что он не у врагов, и тогда заставит отца его искать. Криками, уговорами, мольбами, угрозами, как бабы умеют, но заставит. А может, его и принуждать не придется. Может, Железнорукий так мальчишку любит, что сам на поиски кинется.
Агнес стала пристально разглядывать ребенка. Мальчик чистенький, холеный: кружевной воротничок белоснежен, чулочки свежи, – сразу видно, что родителями любим да обласкан. Теперь сомнений у нее не было: отец за дело сам возьмется, сам будет искать. Бросит своих мужиков. Хоть на время, но бросит. А это ей и ее господину и нужно. От ее взгляда мальчик стал ежиться, прятать голову в плечи. И лишь тогда она от него отвернулась, чтобы взглянуть в окно. Они уже далеко отъехали от города, Агнес присмотрелась: нет ли кого посланного следом? Рано утром еще были телеги, а сейчас никого. Дорога не оживленная, или время еще не то.
– Игнатий! – закричала девушка, глядя вперед. – А что это там?
– Мост через овраг, госпожа, – отвечал ей кучер, – ночью его проезжали.
Агнес завертела головой, посмотрела вперед, посмотрела назад – никого. Что ж, это место ей может подойти.
– Игнатий, у моста останови.
– Да, госпожа.
Кучер рад остановиться. Лошади уже плохи, им хоть чуть-чуть постоять бы, дух перевести. Он остановил карету у самого моста.
Агнес сама, не дожидаясь, пока это сделает дура-служанка, отворила дверцу, выпрыгнула и сказала мальчику:
– А ну, сюда иди.
Мальчишка не пошел, видно, почувствовал что-то, испугался, его лицо искривилось, вот-вот он зарыдает. Тут уже у Уты ума хватило, она с силой выпихнула ребенка, и он буквально вылетел из кареты и упал на землю. Ушибся и тихо захныкал, а Агнес схватила его за шиворот, подняла и поволокла к мосту.
– Госпожа, вы меня убить думаете? – зарыдал мальчик.
– Глупец, хотела бы убить, чего тебя сюда тащила бы? – произнесла она с раздражением. – Не скули, крысеныш, не убью.
Она быстро подошла к мосту и стащила мальчишку вниз, под мост.
Место тихое, укромное: ручей мелкий, берег весь репьем и лопухами зарос. Да, хорошее место. Девушка толкнула ребенка на землю, он упал. Не жалея дорогого платья, она встала рядом с ним на колени.
– Веревки у меня нет, так что уж не взыщи.
Агнес схватила мальчишку за каблук дорогой туфли, подтянула к себе его ногу и, выхватив кинжал, разрезала дорогой чулок чуть выше пятки вместе с сухожилиями мальчика. Ребенок закричал пронзительно и резко, так что девушка сначала поморщилась, а потом разозлилась. Она поднесла кинжал к его лицу, к верхней губе, едва сдерживая себя, чтобы не распороть мальчишке губу, и прошипела:
– Не смей скулить, крысеныш, не то я тебе вырежу еще и язык. Слышишь меня?
Мальчик, едва сдерживаясь, кивнул, ему очень больно, но он молчит. Он очень боится ее, боится, что госпожа ему и вправду вырежет язык, а Агнес схватила его вторую ногу и так же быстро разрезала сухожилия над пяткой.
– Все-все, – сказала она примирительно, – больше не стану тебя истязать. Это чтобы ты не сбежал отсюда. Сиди и жди, когда за тобой отец твой приедет. И не вздумай кричать. Я буду рядом, услышу хоть один твой крысиный писк – приду и вырежу тебе язык, а заодно и глаза. – Для острастки и доходчивости она слегка кольнула его в щеку кинжалом. – Понял?
Глаза мальчика наполнились слезами, ему было так страшно, что он губ не разжал, кивнул только в ответ.
Агнес встала и, быстро пробравшись сквозь лопухи, вышла из-под моста и поднялась к карете.
– Игнатий, гони! – велела девушка.
Ута протянула госпоже свою большую сильную руку и буквально затащила в карету.
Карета сразу тронулась. Служанка не задала вопрос, отчего руки у Агнес оказались все липкие от крови, чему тут удивляться. Она не спросила и о том, что случилось с мальчиком, почему рукоять кинжала вся в крови. В крови? Ну, значит, госпоже так было нужно. Служанка лишь достала из дорожного кофра полотенце и бутыль с водой; смочив полотенце, принялась нежно и старательно оттирать руки хозяйки от липкой крови. Агнес милостиво позволяла ей это делать. Сама же посмотрела на свое платье и увидела, что ее прекрасное платье все в черных каплях: и лиф, и рукава, и особенно подол.
Девушке стало очень жаль платье. Впрочем, она не жаловалась: если для дела господина надобно будет, она готова пожертвовать всеми своими нарядами. Сейчас она лишь желала побыстрее попасть в его шатер, чтобы рассказать, что делать дальше. Но размышлять о том, что нужно сказать господину, девушка долго не смогла, дорога, усталость, переживания и напряжение укачали ее, она задремала и повалилась набок на подушки.
Проснулась она, когда вдруг сквозь сон поняла, что карета уже не летит, а едет потихоньку. Агнес выглянула из окна. Так и есть, кони едва-едва шли легкой рысцой.
– Игнатий! – зло крикнула она. – Отчего не спешишь? Чего так плетешься?
– Все, госпожа, – повернулся к ней кучер, – спалили лошадок. Если быстрее их погнать, так падать начнут. – Он говорил с сожалением. – И то долго они продержались. Думал, раньше запалятся. А мы, как ни крути, Бад-Тельц проехали, уже к лагерю свернули.
– Так доедут они до лагеря? – Девушка была уже согласна на то, чтобы хоть так ехать.
– Да кто ж знает, – отвечал Игнатий.
Агнес откинулась на спинку дивана. Вот еще о лошадях волноваться, хотела до полудня в лагере быть, так теперь хорошо бы вообще доехать.
В лагере кони уже едва ноги переставляли, еле шли, Игнатий их даже не понукал, а потом и вовсе встали, увидав других лошадей. Агнес взяла ларец с магическим шаром и вышла из кареты. Есть ей хотелось неимоверно, спать хотелось, мыться хотелось, но что поделать. Ута тащила за госпожой дорожный кофр, бубня что-то про то, что сейчас найдет горбунью и спросит у нее про обед. Дура, сама жрать хотела, вот и проявляла заботу о хозяйке. Агнес разозлилась бы, но она действительно устала. Лечь бы. Но прежде этого ей обязательно нужно поговорить с господином. А его в лагере, судя по всему, не было. Зато навстречу девушке проехала телега, полная раненых, и еще многие раненые шли ей навстречу. Кто руку окровавленную держал, кто за лицо окровавленное схватился. Какого-то человека с разбитой в кровь головой товарищи, что раны получили менее тяжкие, вели, поддерживая. Дело у реки, кажется, в самом разгаре. Агнес испугалась, когда где-то неподалеку оглушительно бахнуло. Это было так же звонко, как гром, слышавшийся совсем рядом.
– Ох, что это? – остолбенела Ута. Она даже осмелилась схватить госпожу за плечо. – Госпожа моя, что это?
Но люди, сновавшие по лагерю, звука совсем не испугались, даже лошади вели себя смирно. Агнес скинула руку служанки с плеча и сказала:
– Успокойся, корова ты глупая.
В пяти шагах от нее пробежал брат Ипполит. Поверх сутаны кожаный фартук, весь заскорузлый от засохшей крови. Девушку не заметил, не поздоровался. Лицо у него было строгое, весь в себе. По сторонам некогда, видно, смотреть.
У шатра дежурили хмурые охранники, но Агнес пропустили безропотно. Она, еле живая от усталости, села на край кровати, и Ута стянула с госпожи башмачки, чулки, замызганное платье.
– Ох, все попорчено, – говорила служанка. – Попробую мыть мылом дома, может, пятна сойдут.
Агнес знала, что не сойдут. Платье испорчено навек. Но разговаривать с глупой у нее не осталось сил.
– Я вам сейчас еду принесу. Зельда должна была что-нибудь сделать.
Служанка ушла, а девушка залезла на постель повыше и поставила перед собой ларец со стеклом. Сил не было ни на что, но на это у нее силы нашлись. Шар нежно-желтый лежал в ларце на красном бархате – это было очень красиво. Он так и манил, так и кричал: возьми меня в руки. Агнес взяла, а он теплый и не такой тяжелый, как шар господина. Она хотела заглянуть в него, прежде чем от усталости у нее закроются глаза, потому побыстрее стянула с себя последнюю одежду, нижнюю рубаху, – так лучше, будучи в одежде, ничего не разглядеть – и лишь после этого посмотрела в стекло.
