Сложно сказать, что на самом деле произошло в ту ночь. Он долго пытался найти выход, блуждая по темным пространствам среди лежащих на полу людей. Хорошо, что свеча у него почти сразу погасла, сраженная порывом ветра. Этот пронизывающий ледяной сквозняк высасывал последние искры жара из-под рубашки, и Реган безуспешно пытался найти хоть капельку тепла среди закрытых наглухо дверей и коридоров, ведущих только к очередной глухой стене в черном тупике.
Потом холод отступил, и множество людей с факелами, стараясь избегать приближения к нему даже на несколько шагов, заполнили дом. Он пытался игнорировать их восклицания и шепот за спиной. В конце концов, они держали его в плену. Его и Фиону. И если некоторых из них постигла заслуженная кара, то он должен быть только рад.
Но в глубине души он благодарил этих людей, что никто не заставлял его вглядываться в почерневшие лица погибших. Их выносили сжавшимися в комок, замершими в позе младенца, по-прежнему державшими бесполезное оружие в стиснутых ладонях.
Их так много лежало на пороге комнаты, дальше и дальше. Те, кто пытался убежать, умирали на лестнице и на первом этаже, внизу. Что послужило причиной их смерти? Если бы он оттолкнул Дану раньше, могли они остаться в живых? Появился бы у них шанс? Черные ленты, словно созданные из миллиона мерцающих точек, столкнувшихся в пространстве в странном поединке, что это было? Видел ли он их на самом деле или просто ему это привиделось в метании теней? И кто с кем сражался? Вернее, с кем сражалась Дана? Чем была эта неизбежная непобедимая всемогущая тьма, ощутимая на самых границах сознания, один краткий, но непереносимо ужасный миг?
Так он и сидел на полу, вытянув ноги и уставившись в пространство невидящим взглядом. Спустя какое-то время свечи по всему дому вновь зажглись. Два плотника быстро заколотили окно, время от времени, не скрывая страха, оглядываясь в его сторону. Потом собрали свои инструменты и вышли почти бегом.
Какие-то женщины в черных платках, замотанных так, что виднелись только глаза, некоторое время наводили в комнате порядок. Когда они начали собирать смятые бумаги, разбросанные повсюду, он вяло пошевелился, но затем вновь погрузился в равнодушное бездействие. Так было легче переживать огромную пустоту. Пустоту, заполонившую его мысли, тело и, обещавшую захватить весь этот мир с его серыми тенями-людьми.
Спустя несколько дней ему разрешили выйти в темный холодный сад. Фигуры стражников замерли в отдалении, растворяясь в невзрачной сероватой дымке. В черных одеждах они были почти незаметны среди черных стволов, в немом крике отчаянно раскинувших безвольные ветви.
Дом был полностью открыт перед ним. Казалось, его не сторожили, а охраняли. А может, охраняли окружающий мир от него? Силы в Регане постепенно вновь просыпались, и он уже мог бы спокойно пройти через ряды охранников с темными курчавыми бородами и такими же темными безразличными глазами. Еще через несколько дней к нему впервые пришел человек с письменными принадлежностями.
Бакти хотел поговорить. Он хотел говорить и имел полномочия для этого. Так он сказал, улыбаясь. Маленький человек, похожий на невзрачную обиженную птицу с грустными бусинами глаз.
Бакти, кажется, знал все обо всем. Он легко мог вести разговор об истории и географии любого известного государства, читал всех философов и драматургов, как классических, так и современных. Он знал много об истории знатных родов королевства, знал и об истории родного семейства Регана.
Бакти знал столько, что могло показаться – перс провел в их семейном архиве всю свою жизнь.
Разговоры отвлекали от мыслей. И заставляли возвращаться к ним вновь и вновь.
Сила магии Девоны потрясла Регана. Но в чем она заключалась? Невозможно почувствовать чужую энергию, если только она не родственна твоим способностям. Так их учили. Так учил он сам. Вся история магии только подтверждала это. Вся известная человеческая магия. Но с Даной все было не так просто. То, что она совершила на катере, то, что он ощутил во время покушения выходило за грани понимания.
Королева из их рода разрушит все созданное людьми, и мир будет спасен навсегда.
Снежинка, мерцая, опустилась ему в ладонь и замерла, не желая таять. Некоторое время он следил за ее отчаянной борьбой. Ее подруги или сестры, кружились вокруг словно в беспамятстве, не зная, что могут сделать. Может быть, если бы он действительно был способен сохранить их жизни, мог управлять своим теплом, своими чувствами, многое могло пойти по-другому.
Снежинка сдалась. Она превратилась в обыкновенную капельку воды, которая замерла на ладони в ожидании своей судьбы. Реган коснулся ее языком и не ощутил ничего. Обыкновенная вода.
Все просто. Было и нет. Или есть, но по-другому.
Дни бежали медленно, но непреклонно движениями легкими, словно на картине, окутанной паутиной, незаметно теряясь в сумерках. Отсутствие событий – тоже событие.
Сколько прошло дней, он не считал. Не думал об этом. Что могло изменить знание? Традиция, обыденность. Завтрак, прогулка, библиотека. Обед, библиотека.
Сегодня его посетил маг. Из тех, кто приходил в самый первый день. Протянул конверт, и страх почувствовался в тени, скрывающей лицо, в неуловимой дрожи замершей руки.
Страх окутывал их всех темным облаком. Они все боялись, но не его.
Письмо королевы. Нежные слова. И в то же время не оставляющие сомнений.
Строки, хранящие знакомые с детства воспоминания. Она говорила… Нет, смеялась. И шептала на ухо жаркие фразы. Обещания.
«Мой возлюбленный муж».
Одна эта фраза заставила Регана почувствовать себя величайшим мерзавцем.
Он не любил свою жену. Это понимание пришло к нему не сейчас, ни в этот момент. Но именно сейчас он понял, что согласился со своими мыслями. Да, не любил. Но он принес клятву.
«Сейчас я должна покинуть вас и мою страну, которую люблю, так же, как и вас».
Реган читал и с каждой фразой чувствовал, как силы, спящие в летаргии равнодушия, начинали оживать. Дочитав, он коснулся ее имени, застывшем в белом пространстве бумажного листа.
«Наша встреча состоится вскоре. Может быть, через день-два».
Его тоже ждала длинная дорога. Но сначала ему придется решить все проблемы здесь. Слишком долго он ждал, надеялся непонятно на что. Пытался скрыться от собственных страхов. Собственных чувств.
В этот раз он ощутил, почувствовал изменение реальности. Смещение пространства. Некоторое время Реган раздумывал, как следует поступить. И может ли он принять решение, не зная всего.
Он даже не знал, хочет ли принимать решение. Но ведь он уже решил. Или кто-то решил за него. Как все не вовремя.
Реган нашел в себе силы обернуться. Все-таки он мужчина.
Девона стояла, прислонившись к стене. Одна рука была прижата к губам, другая покоилась на рукояти ножа. Раньше он не видел у нее оружия. Впрочем, часто ли они встречались в последнее время? Единожды.
Ее появление в этот раз оказалось совсем не таким неожиданным. Теперь ей больше шел этот цвет волос. Или она сама изменилась, научилась одеваться настолько гармонично, насколько это было возможно. Или просто научилась быть собой. Жить в этом мире.
Научилась жить здесь? Что ей сказать? Что он женат? Разве эти слова не оправдания? Фиона, прости.
– Теперь ты приходишь, когда хочешь?
Она покачала головой.
– А плакать не надо. Первый раз вижу, что ты плачешь. Странно, в книгах об этом не пишут. Ты приходишь ко мне? Сюда? Как это возможно?
– Я летаю. Научилась летать. Я же дракон, пусть и без крыльев. Это так необыкновенно, мчаться сквозь тьму.
В комнате потеплело, и мелькание белых звездочек стихло. Теперь между ними было только слабое сияние свечи.
Изображение дракона на платье сжимало в своих лапах цветущую ветвь, и белые слезы серебра стекали прямо по складкам к ее босым ногам.
Это сделать проще-простого, прикосновение самая обыкновенная в мире вещь.
Какая нежная и теплая у нее кожа.
Сколько прошло времени? Сколько дней унес ветер?
– Мне было так плохо. Реган, мне было плохо.
«Мой возлюбленный муж…»
– Нет, нет, нет.
Сколько сил нужно было, чтобы просто разжать руки. Сколько сил, чтобы отвернуться и не смотреть в глаза. И прошептать еще раз.
– Нет.
Кажется, теперь он касался ледяной статуи. Прав ли он? Должен ли поступать так, как поступал. Должен ли он страдать? И может ли он заставлять страдать других?
Время прошло, и она исчезла так же незаметно, как и появилась, на несколько мгновений оставив после себя знакомый аромат. Но холод остался.
* * *
Некоторое время Дана молча сидела в кресле. В кресле, которое кто-то заботливо поставил прямо у камина, там, где должно быть теплее всего. Вот только огонь в черной пасти уже давно погас, и из темноты тянуло мартовской стужей. Слезы проложили две сверкающие дорожки на щеках. Слезы прожили свою робкую и короткую жизнь и остались далеким воспоминанием на давно высохших губах.
Дана улыбалась в мельтешении теней от одинокой и почти испустившей дух свечи. «Скоро ее тепло тоже умрет, и оставит меня один на один с драконом».
Серебряные искры сияли вокруг, вздрагивая в такт слабым, еле слышным ударам. Их становилось все больше, и больше. Серебро жило своей жизнью, поднимаясь и расцветая выше и сильнее.
«Так бывает. Тем более, так бывает у таких, как я». Зеркало на стене затянуло фантастическими узорами. Белее белого, нежнее нежного.
За окном метель обнимала распустившиеся почки вербы. Серо-желтая надежда на будущее умирала беззвучно. Белое на черном – такой цвет сегодня будет править балом вокруг в завывании ветра и потрескивании мороза. Люди спасались в темных проемах домов, проклиная внезапную, совсем не весеннюю стужу, отогревали друг друга, протягивали ладони к пламени очагов. Пытались отогреть души крепкими напитками и неуверенными улыбками. Счастливцы.
«Un vieux saule bossu penche sa tête en douce Vers l’eau du lac enfermée sous la glace…»
Откуда это?
«Одна верба круто над землей склонилась, где синее озеро подо льдом укрылось» Кажется, она читала совсем недавно. Красиво.
Дышать стало тяжело, и руки заледенели. Совсем. Сестры-хранительницы метались в безумном танце, пытаясь понять угрозу. Бесполезно. Хотелось только спать. Закрыть глаза и не видеть ни того мира, ни этого.
Сердце билось так гулко, и, кажется, стоило протянуть руку и можно было коснуться сверкающей стены. Стена росла так быстро и так охотно. Дана сотворила это ледяное дитя.
Как же она устала. Устала. Надо было отдохнуть, только голоса мешали. Голоса бились, как стая птиц о стекло. И этот голос сильнее всех. Знакомый голос не давал погрузиться в небесное сияние. Но погрузиться в горечь ей никто не был в силах помешать.
– Дана!
Стена вокруг нее затрещала, зашаталась и не выдержала, рассыпалась безобразными бесформенными ледяными глыбами. Холод из окон с лопнувшими разводами ворвался ликующим вихрем, обнимая свою хозяйку сотнями жадных рук. Она не заслужила этот белый танец. Не совершила ничего. Пока. Дракон на груди начал с радостью просыпаться, и пламя, исходящее от амулета, обожгло тысячами раскаленных спиц.
Дар прижал ее к груди, и она услышала, как его сердце билось так же сильно, как и ее. Ее страж.
Издалека доносились встревоженные голоса, заботливые, нежные руки начали снимать заледеневшую одежду, а она все прислушивалась к близким и таким далеким ударам. Ритм стих, и Девона почувствовала, что ее сердце тоже стало биться спокойнее. Он спас ее еще раз.
«Мой страж»
Дана начала согреваться. Теперь она могла позволить себе совсем забыться и разрешить дышать так, что не сможет услышать даже он. Можно было заснуть в его объятиях самым сладким сном из всех возможных.
Вот только кинжал с драконом. Она стискивала рукоять и не могла разжать ладонь, словно примерзшую к рукояти. И все же удержалась на этот раз. Смогла. Не навредила никому. Даже себе.