Учитель затворил дверь самыми кончиками пальцев, прижимая створку так, будто оторваться от лакированной поверхности было рискованным поступком.
– Заходите. Я ждала.
Первое, что сразу бросилось в глаза – два портрета, висевших прямо за креслом ректора. Раньше здесь не было ничего: гладкая пустая стена. А теперь – нет. Мужчина и женщина. Похожие и не похожие на нынешнюю хозяйку кабинета. От мужчины она унаследовала строгие, даже чересчур черты лица. От матери ей досталась бездонная глубина глаз. И, кажется, упрямство. И губы. Тонкая линия, не оставляющая надежды.
А ему нечего было повесить у себя в комнате. Всю жизнь ему не везло. Ни семьи, ни детей, ни какого-либо достатка. Так шаляй-валяй. Но кто виноват в этом кроме него самого? Долг – хорошее слово. Но холодное и пустое.
Девона стояла у окна, заложив руки за спину, и языки багрового пламени танцевали по подолу черного платья. Камень на груди мерцал, время от времени отдавая лучи света, словно разрывая полумрак кабинета.
Огонь сверкал в ее волосах, и он изо всех сил старался не смотреть, не видеть. Жаль, что у него не хватало решимости. Впрочем, это было свойственно всему его роду.
– Заходите. Не обращайте внимания. Тут у меня небольшой бардак.
Жаль, что ему никогда не хватало роста, чтобы шествовать с гордым видом. Ему не хватало роста, ему не хватало сил, ему не хватало желания выпрямить спину. Вот и сейчас все свое внимание Роже сосредоточил на том, чтобы не споткнуться, и засеменил самым нелепым образом. Во всяком случае, ему так показалось.
Весь стол был завален бумагами, книгами, раскрытыми и просто брошенными, старинными, в переплетах из настоящей кожи и новыми в темных переплетах с позолотой. Ужасное отношение к ценным документам.
Столкнувшись с подобным безобразием в другое время, историк возмутился бы вслух, громко, негодующим тоном. Возможно, он даже использовал бы некоторые словечки из лексикона родных мест. Прежняя хозяйка кабинета только рассмеялась бы, возможно, попросила его написать эссе о происхождении столь звучных выражений. Но сейчас он только присел на краешек стула и, коснувшись виска, зажевал все, что думал. Впрочем, он старался вообще не думать.
– Я очень сожалею, что мне не довелось послушать ваши лекции, профессор.
«Какие лекции? К чему все эти слова?»
Девона сделала несколько шагов к столу и присела на стул, утонув в тени и на несколько мгновений лишившись пламенного ореола.
«Сейчас бы трубочку! Закурить, избавиться от дрожи в руках».
– Господин Роже! Мастер.
Ее лицо осветил луч света, вырвавшийся из-за занавесей, дрогнувших всего на мгновение от порыва ветра. Какое безрассудство. Нужно сдерживать себя!
– Вы зря волнуетесь, мэтр.
Он почувствовал, как струйка пота стекала, пропадая где-то между лопаток, медленно теряясь в прошлом, в том, что отделяет сейчас от потом.
– Да, сейчас я могу уловить ваши чувства. Но стоит ли бояться? Стоит ли бояться такому человеку, как вы?
Теперь стало еще хуже. Драконы на стене ожили. Казалось, сейчас они покинут образ и разорвут его на части прямо в этой комнате. Хотелось просто закрыть глаза и уши. Ненужная чувствительность!
Девушка улыбнулась и сложила руки на столе подобно ученице, ожидающей от учителя оценки, похвалы или хотя бы намека на понимание.
– Я пытаюсь найти правду во всех этих книгах. Кому как не вам помочь мне?
«Проклятье! Проклятье! Можно повторять это сколь угодно долго. До того, как она задаст следующий вопрос».
Она чуть склонила голову и окинула его изучающим взглядом. Пламя в амулете разгоралось сильнее и сильнее. В такт ударам сердца. В ее глазах он мог разглядеть отражение маленького человечка, старающегося изо всех сил защититься от собственного страха. Жаль, что невозможно стать еще меньше и спрятаться от этого взгляда.
– Мэтр.
Слово прозвучало как-то странно. Девона как будто растянула каждую букву.
Несколько секунд хозяйка Академии молчала, погруженная в какие-то свои мысли и задумчиво поглаживала свой проклятый клинок.
– Моя мать ничего не рассказывала мне. Я не знаю почему. Но теперь мне необходимо разобраться. Найти понимание.
Еще одна потусторонняя улыбка. Невозможно было оторвать взгляд от ее пальцев на рукоятке кинжала.
– Вы историк. История мира, история магии. Вы должны знать все.
Он, безусловно, подвел своих соплеменников. Он был слишком самонадеян, думал, что всегда сумеет найти выход.
– Не бойтесь. Вам ничего не грозит. Ни вам, ни остальным.
Он невольно сглотнул, раздумывая о том, чтобы еще раз попытаться сбежать, укрыться в городе, за городом, во всем этом мире, вне мира. Пауза перед последним словом бросила в холодный пот.
– Почему? Почему все ждут от Девоны какого-то ужаса? Об этом не сказано ничего конкретного.
Дана встала и прошла мимо, словно не ожидала от него ответа. Она остановилась около картины и коснулась ее рукой. Краски от прикосновения как будто вспыхнули новыми цветами. Забытые эмоции разрывали мозг и заставляли сердце биться так что становилось больно. Проклятый дар ощущать всю эту силу! Проклятый дар, который он унаследовал от неведомых родителей!
– Почему?
Он сам не поверил, что решился наконец произнести хоть слово.
– Я не знаю точно. Простите мое невежество. Какие-то слухи, легенды. Но у меня есть свой вопрос. Вы строите там во дворе. Что это будет?
Драконы с полотна замерли в недоумении. Разве он не знал ответа? И все же одно дело догадка, робкое или ужасное, но предположение. А совсем другое услышать ответ от самой Предсказанной.
Она на секунду опустила глаза, словно наконец до нее донеслись слова, не произнесенные вслух, но звучавшие в его голове подобно колокольному звону. Опустила глаза и медленно, как будто сражаясь сама с собой, разжала пальцы.
– Это будет кедровая роща.
Невидимая рука набросила возникшую из ниоткуда темной вуаль, и ее взгляд подернулся поволокой, Роже почувствовал, что больше не было смысла играть в недомолвки.
– Это чудесно. И сколько у вас уже есть саженцев? – он помедлил. – Хранительница, – последнее слово далось ему невероятно тяжело. Ведь никто из его рода, никто из его племени не произносил его уже несколько тысяч лет. Дана словно очнулась ото сна. Темные глаза распахнулись, и торжествующая улыбка наполнила лицо, совсем недавно казавшееся ледяной маской, теплым внутренним светом.
– Четыре. У меня есть уже четыре ветви. Это не так уж мало.
Четыре! Он знал только о трех! Они знали. И думали, что сейчас эти ветви уже лишились всей жизненной силы. Во всяком случае, те, что до сих пор хранились у них. Ему нужно было взглянуть самому. Посмотреть, потрогать, убедиться.
Но откуда?
Жрецы. Те, кто посещал академию на прошлой неделе. Она сохранила храмовый комплекс. Она сохранила им надежду. Вера – вот основа всего.
Роже вытащил платок и начал обтирать лысину. Потом спохватился и замер.
– Простите. Простите. Это так неожиданно. Я мало знаю о том, что творится сегодня в городе. .
Девона рассмеялась. Она смеялась от души, как будто прозвучала самая веселая шутка, услышанная ею в этот день или месяц. Колокольчики звенели, и звуки переливались, отражаясь от заполнявшей углы комнаты пустоты.
Профессор вновь тщательно вытер лоб. Нужно было убедить ее, что все что с ним происходило последние дни всего лишь случайность. Может быть, попробовать поговорить позже, собраться с мыслями. Нужно только придумать повод.
Смех стих. Дана вернулась к столу, несколько секунд листала одну из книг с таким видом, будто разговор закончен. Но камень у нее на груди продолжал искриться разными полутонами. И Роже знал, что это означало.
Маг машинально расстегнул пуговицу на рубашке, потом другую. С удивлением посмотрев на свои пустые руки, Роже обнаружил, что уже некоторое время топтался по своему платку. «Как на экзамене».
– Идите сюда, мэтр! Нашла наконец!
Профессор узнал книгу. Обложка из настоящей кожи. Эту или такую же он когда-то вел сам. История Академии. Что она могла там найти?
Роже вдруг ощутил запах морской свежести так, словно он находился у самой кромки волны. День был хмурый, и облака собрались так низко, что давили на плечи. Но ветер приносил ощущение свободы. Осталось чуть-чуть, подождать совсем немного и можно будет вздохнуть полной грудью.
Такие у нее духи? И щепотка аромата хвои. Такая малая, что обычный человек никогда не различил бы. Значит, она не лгала.
На странице вместо обычных линеек букв и цифр, отражавших ежедневную жизнь Академии, события, имена, кто-то набросал тонкими черными линиями портрет самого мэтра.
Склонившись над эскизом, Роже долго не мог произнести ни слова. Дата не оставляла ни малейших сомнений. Ровно год со дня, как он покинул Академию первый раз. В глазах печаль и гнев. Ну конечно, морщины сейчас, стали глубже, но за эти триста лет он мало изменился. А она…
При большом желании, в словах Девоны можно было попытаться уловить намек на сочувствие.
– Она была волшебницей.
Сотни лет прошли с того утра, когда он сказал ей, что должен уехать. Что дела семьи требуют его присутствия. Тогда он сжимал ее руку, но смотрел в сторону.
Старательно подбирая слова, пытаясь не допустить малейшей фальши, не давая времени на расспросы, не оставляя ни мгновения на колебания. Возможно, она попыталась бы задержать его, а, возможно, и нет. Он был так холоден и все это время надеялся, что сумел скрыть свои чувства. Но нет, ему не удалось.
Он вернулся только через сто лет. Чтобы уж наверняка.
Оконная створка возмущенно заскрипела под его руками. Настежь. Ему нужен был чистый воздух. Весенний ветер ворвался в комнату, и бумаги полетели со стола, закружились белыми птицами, то взлетая к потолку, то бессильно опадая к ногам подобно прошлогодним высохшим листьям.
– Зачем вы так. Жестоко.
Девона молчала.
– Вы же понимаете, что я не мог остаться. Это могло вызвать подозрения. Человек, который почти не стареет. А мы должны знать, следить.
– Следить за людьми.
Он покачал головой. О да. За кем же еще.
– И не уследили.
Здесь она была права. Но кто мог связать это предание, появившееся неизвестно откуда, с возвращением бывших хозяев. Боже, как больно. Он уже должен был забыть навсегда. И не получилось.
А Деване не требовался ее кинжал. И магия не была нужна. До сердца можно дотянуться и так.
– На самом деле я не хотела.
На улице пошел дождь. Холодный, моросящий дождик. Совсем не весенний, без тепла, без солнечных лучей, пробивающихся сквозь тучи. Но сейчас Роже был рад и ему. Капли касались лица, и эта безвкусная влага, которую он пил с губ, возвращала к жизни.
– Я не хотела ранить вас. Я ничего не знаю о ней.
Незнание не помогало. Он тоже не знал, не разрешал себе узнать.
– Но магия могла бы позволить ей жить дольше. Даже столько, сколько живете вы, альвы.
Он горько усмехнулся.
– Так вот зачем вам роща. Понимаю. Но мне это уже не поможет.
Дана коснулась его щеки холодной, почти ледяной рукой. Огонь в амулете погас, и сейчас он напоминал мертвое темное стекло.
– Зато вы можете помочь мне. Вы и ваши соплеменники. Известите их. Пусть возвращаются. Деревья должны жить. А вместе с ними люди.
Кедры Хранительницы. Старшие говорили, что среди этих ветвей невозможно никакое горе. Стоило только коснуться коры ладонями, ощутить могущество живой силы, причастность к миру вокруг. К каждой капельке, каждому грану.
Запах кедров. Маленькие раскрывшиеся шишки. Семена-сердечки, тонущие в земле.
Он смог только еле слышно прошептать в ответ:
– Да, да, конечно.