Многие исследователи акцентируют внимание на том, что система местного управления в Московском княжестве называлась «кормлением». Происхождение этого наименования они напрямую объясняют тем, что таким образом обозначался «личный интерес» наместника. Да, летописи так и сообщают: города и волости давались в «кормление» боярам или вольным слугам.
Но заметим, уже тогда не только права, но и обязанности наместников были довольно широкими. Да, они собирали поборы с подвластного населения, но и ведали ремонтом дорог и мостов. Да, взимали судебные, торговые и свадебные пошлины, но и разбирали жалобы, вершили суд, осуществляли набор и обучение войска, выполняли полицейские и многие другие функции. Кстати, наместники назначались на короткий срок – чаще всего на один-два года.
Странно, что ни одному историку не пришло на ум этимологию слова «кормление» вывести не от пищевых ассоциаций, а от старинных русских слов «корма́» и «корми́ло». Именно «кормилом» называлось рулевое весло на лодке, ладье, челне, струге, когда кормчий или кормщик, сидящий на корме, задает направление своему плавсредству. Это «кормило» встречается даже в нескольких хрестоматийных стихах Пушкина, все мы их заучивали в школе. То есть если на минуточку предположить, что «кормление» – не синононим слов «кормежка» и «прокорм», а происходит от рулевого весла, «кормила», тогда сам смысл назначения наместников меняется. То есть «дать в кормление» землю будет означать не дать в объедание, в личное пользование, словно стадо овец, а отдать в «руление», в управление большую ладью. Как от понимания одного только слова меняется смысл, меняется отношение человеческое к жизни, к земле, к людям, к самим целям государства и государевых мужей.
То есть в первом понимании «кормления», которое нам прививали советские историки, это такой способ прокорма, а государевы наместники – это такие «волки серые», вся забота которых в том, чтобы обглодать кого-нибудь. Во втором же понимании «кормление» – ровно наоборот, это руление, рачение, забота о подвластных землях. Это чуткое, бдительное управление дорогим тебе кораблем, частью могучего флота земли Русской. Своевременное придание этому кораблю нужного направления, как и положено кормщику с кормилом в руках. То есть во втором случае наместник – совершенно другой человек, совершенно иных качеств. И совершенно иных действий в должности ждет от него государство.
Параллельно с княжеским кормлением существовала и более древняя система земского управления. Земское боярство известно в славянских племенах уже в VII–VIII веках, а возможно, и ранее. Земские бояре назывались по именам городов – черниговские, ростовские, суздальские…
В войнах и военных походах участвовали как княжеская дружина, так и отряды княжеских и земских бояр (также иногда и рати – ополчения, состоявшие из жителей земщины, региональных городов и сел). Княжеские бояре, получая в награду за службу новые земли, сближались с местными, земскими. Земские же бояре старейших родов, постепенно утрачивая свою независимость и обособленное положение, поступали на княжескую службу и сближались с княжеским двором.
При этом практически уже все бояре-землевладельцы в XIII–XIV веках пользовались привилегиями, практически освобождавшими их вотчины от подчиненности князю. Такие вольности и привилегии, как правило, подтверждались княжескими жалованными грамотами. Эти бояре-вотчинники даже имели у себя право суда и сбора налогов, но по-прежнему обязаны были по первому зову князя участвовать в боевых действиях. В мирное же время участие бояр в государственной службе было делом их доброй воли.
Обязательной государственная служба бояр стала только при Иване III. Это несложно понять: Великое княжество Московское, приступив наконец к собиранию русских земель, внятно говорило своим подданным – хочешь пользоваться привилегиями предков, послужи родной земле. «Любишь кататься, люби и саночки возить». И подобная практика оправдала себя – мы знаем, что именно при Иване III было воссоздано централизованное Русское государство. Причем уже не как княжество, раздробленное на полусуверенные уделы, а как основа будущего царства, а затем империи.
Что же касается бояр времен раздробленности, они были «вольными птицами», в любое время могли отказаться от службы и перейти к другому князю. Такие условия обеспечивались особыми статьями княжеских договоров: «а боярам и слугам межи нас вольным воля». Более того, в соответствии с правилом, действовавшим до XVI века, при переходе к другому князю бояре сохраняли все права на родовые вотчины. В договоре московского князя Дмитрия Ивановича Донского и тверского князя Михаила Александровича было указано: «А кто бояр и слуг отъехал от нас к тебе или от тебя к нам, а села их в нашей вотчине в Великом княжении, или в твоей вотчине в Твери, в те села нам и тебе не вступатися». То есть фактически при перемене боярином службы его вотчины входили в состав земель нового князя!
Только с конца XIV века (после Куликовской битвы, когда всем стало абсолютно ясно, что московский князь – серьезнейшая сила) ситуация изменилась. В княжеских договорах стало указываться, что вотчина отъехавшего боярина остается у потомков князя, даровавшего ему эту землю. Боярин мог служить другому князю, но уже не вместе со своей землей.
В удельные времена появились особые княжеские слуги – слуги «под дворским» — подчиненные дворскому, или дворецкому, и владевшие имениями, пожалованными им из дворцовых земель князя. Такие имения-поместья давались не в собственность, а при условии княжеской службы и отбирались при уходе от князя. Поместье представляло собой деревню или несколько деревень с пашенной землей, лугами и лесом. Так зарождался слой дворян-помещиков.
Вышеописанная структура власти и «землепользования» к XII веку существовала в каждом русском княжестве.