3. Мир за пределами замка



Было время завтрака, и дядя Иван уже утопал, наевшись селёдки, а Беатрис и тётя Эсмерельда остались одни.

– Можно я пойду на улицу и по играю? – спросила Беатрис.

Как обычно, тётя Эсмерельда нашла причину ей отказать.

– Почему ты вообще хочешь выйти на улицу? Всё, что тебе нужно, есть прямо здесь. За стенами дворца абсолютно не на что смотреть. Всего лишь озеро и Тёмный-Тёмный Лес, за ним очень крутой обрыв, а за ним ничего.

– Что это значит – ничего?

– Это значит… – Тут тётя сделала паузу. – Знаешь это чувство, когда начинаешь засыпать, как будто ты падаешь и падаешь, а потом неожиданно просыпаешься, вздрогнув?

– Ну, наверное, – ответила Беатрис.

– Вот это и значит, только ты не просыпаешься. Ты идёшь вокруг озера, через Тёмный-Тёмный Лес и падаешь с обрыва. И просто падаешь и падаешь. Это не то, что я бы порекомендовала. А если даже тебе и удастся не упасть с обрыва в бездонную пропасть, то тебя в момент съедят Дрожуны.

И Эсмерельда продолжила жевать свою селёдку.

Беатрис нахмурилась. Она не верила своей тётке. Такая причина звучала как одна из отговорок, которые придумывают мама и папа, чтобы заставить тебя прекратить делать что-то, что им не нравится. Например, когда они говорят тебе не есть мороженое перед ужином, потому что перебьёшь аппетит. Как будто можно потерять аппетит от мороженого! Оно просто тает в желудке, и тебе хочется ещё и ещё. Ха, Дрожуны! Все во дворце до ужаса боялись Дрожунов. И никто ни разу их не видел.

Дрожун – это такая смесь гоблина и слизняка, с очень большим животом и острыми зубами. Говорят, что они живут в лесу и любят лопать детей, запивая чашечкой чаю. А зовут их Дрожунами, потому что при беге их животы переваливаются из стороны в сторону, как огромные тарелки с желе.

Звучит забавно, но на самом деле они очень опасные. Детям интересно наблюдать, как они смешно бегают, с их раскачивающимися, дрожащими животами. И так вот засмотришься, а Дрожун уже рядом, дышит на тебя своим зловонным дыханием и собирается съесть тебя целиком Беатрис отодвинула тарелку с завтраком. Она не верила в Дрожунов. Она не верила в бездонные пропасти. Она верила, что её тётя что-то от неё скрывает.



– Это нечестно, – сказала Беатрис.

Эсмерельда криво улыбнулась:

– А честно, что мне приходится присматривать за тобой и оберегать тебя? Поверь, я бы с удовольствием позволила тебе по играть снаружи, чтобы посмотреть, как ты упадёшь с края земли или тебя съедят Дрожуны. Но это было бы нечестно, неправда ли? Так что ты предпочитаешь: нечестно быть съеденной или нечестно посидеть в замке?

Беатрис пожала плечами. Ей показалось, что это нечестный вопрос.

– Думаю, посидеть, – всё-таки сказала она, хотя на самом деле так не думала. Беатрис нравилась опасность. Ей нравилось карабкаться по высоким стенам и метать ножи.

– Вот и хорошо, – сказала тётя.

Она положила на стол приборы и взяла в руки кисточку. Опустила её в горшок с золотой краской, а потом побрызгала ей на лицо стоящего рядом слуги. Всё это время тётя смотрела на Беатрис, жутко улыбаясь, как будто попыталась запихать себе в рот банан боком – и он так и застрял. Было очевидно, что на самом деле она бы хотела побрызгать лицо Беатрис.

Эсмерельда положила кисточку. Встала из-за стола и удалилась, как если бы она была самым нормальным чело веком.

– Извините, – сказала Беатрис, передавая слуге платок.

– Она хотя бы не отрубила мне голову, – проговорил он, вытирая глаза.

– И хотя бы у вас теперь есть золотой платок, – улыбнулась ему Беатрис. Она привыкла видеть хорошее даже в самой плохой ситуации.

Слуга улыбнулся ей в ответ. Беатрис неожиданно пришла в голову мысль.

– А вы бывали снаружи? – спросила она.

Слуга отпрыгнул от неё, как будто наступил на пчелу. Похоже, он был в ужасе от вопроса. Он оглянулся, и ещё раз, как будто его могли наказать только за то, что он услышал слова Беатрис. Потом наклонился вперед, пошевелил пальцами вниз и вверх, словно изображал дождь. Показал на коридор, нарисовал в воздухе квадрат. И всё это он проделал за пару секунд.

Дождь, коридор, квадрат. Беатрис была озадачена. На Рождество они играли в игру, где объясняли друг другу песню, книгу или известную битву, не используя слова. Но сейчас было не Рождество, и она была не в настроении играть.

– Не важно, спасибо. – Она вздохнула, думая, что, наверное, никто и никогда ей ничего не расскажет.



Слуга собрал грязную посуду со стола и унёс. Когда Беатрис подняла взгляд, он уже исчез. Это была ещё одна вещь, которая озадачивала Беатрис. Как это слуги так появляются и исчезают, прямо как по волшебству. Но в волшебство Беатрис тоже не верила.

Дело в том, что, хотя Беатрис ничего не рассказывали, если бы ей даже и рассказали, что она королева, она бы не поверила. (Ведь ты бы тоже не поверил, если бы тебе сказали, что ты слон, которого прячут, не так ли?)

Когда она смотрела в зеркало, она не видела королеву. Она видела девочку, которая неплохо шутит, не очень хорошо танцует, отлично метает ножи, потрясно стоит на голове и чьи волосы настолько кудрявые, что выглядят так, как будто в них птица свила гнездо. Правда, до сих пор такого не случалось, хотя Беатрис иногда оставляла на ночь окно открытым и раскладывала дорожку из крошек, ведущую от подоконника до её подушки, в надежде, что маленький воробушек поселится у неё в причёске.

Вот таким образом Беатрис, её дядя, тётя и очень большой секрет жили вместе во дворце. Это был странный мир, практически мыльный пузырь, и, как и всем мыльным пузырям, ему бы пришло время лопнуть. А из-за того, что это был очень большой пузырь, размером со слона, это означало бы большой беспорядок.