Людям, далёким от медицины, кажется, что доктор занимается лечением, но это не так. Вернее, не только так. Врачевание тоже входит в обязанности терапевта, хирурга или травматолога-ортопеда.
Но, кроме этого, нам приходится описывать, обосновывать, доказывать, общаться с родственниками и выступать на консилиумах. А ещё протоколировать свои действия.
В университете говорили, что историю болезни мы будем писать не для себя, а для прокурора. Но не предупредили, что так мы сможем обезопасить не только себя, но и своего пациента.
По правилам, заподозрив криминальное возникновение травмы, мы должны вызвать полицию. Раньше я так и делал. Только в этом случае, визит стражей закона ни к чему не приведёт.
Все улики, если они и были, промыты антисептиком в травматологии. Да и пострадавшая не признается в том, что её ударил муж. Не из того теста, да и пока полностью от него зависима.
Нет, я не знаю подробностей жизни семьи Рябовых. Но за годы работы с травмами изучил таких прекрасно. Чтобы жена никуда не сбежала от побоев, её надо сделать полностью зависимой. А значит, она и рта не откроет.
Тем более что оплачивать лечение будет муж. Пока ещё муж.
Я скрипнул зубами, стараясь подавить ярость. Травматолог такого уровня, как у меня не может позволить себе эмоции. У него мозг киллера. Чтобы стать человеком-брендом в медицине, нужны стальные нервы. Не как у меня рядом с Рябовой.
И это притом, что я точно знал, что ко мне привезут её.
Но не справился. То и дело чувствовал безграничную ненависть к Рябову. И звенящее притяжение к его жене. И с этим надо было что-то делать. Срочно и очень качественно.
Поэтому, дав задание юристам с удвоенной аккуратностью вести фиксацию и обоснование нахождения в стационаре, вынул из их сейфа телефон, вставил новую сим-карту. Подключил провод, и когда экран загорелся ровным светом, набрал номер.
– Кто? – откликнулась трубка знакомым мужским голосом, почти мгновенно.
– Холодов, – ответил я.
– Когда? – Моментально откликнулся телефон.
– Вчера.
– Через 15 минут у кепки.
Не дождавшись моего ответа, абонент сбросил вызов. Я вытащил сим-карту, отключил телефон и снова вернул его в сейф. На такой быстрый отклик я не рассчитывал, поэтому вышел на улицу в хирургическом костюме.
После встречи придётся сразу же принять душ и сменить одежду. Но это лучше, чем опоздать на встречу к Аничкину. Потому что он был единственным моим шансом на успех.
В такой ситуации – единственным.
Я торопился, выходя из торцевой двери административного корпуса, петляя по извилистым аллеям парка на территории медицинского центра. Старался не снижать темпа и не задерживаться, отвечая на приветствия идущих навстречу.
Но как бы я не спешил, в угловую беседку, где несколько лет назад Аничкин разрабатывал руку роняя и поднимая свою кепку, пришёл не первым. Меня уже ждал неприметный мужчина. Роста невысокого, на вид совершенно обыкновенный.
Человек непримечательной внешности, возраста и фигуры. Даже о его прекрасной физической подготовке ничего не говорило. Сухенький, нерельефный.
В обычной светлой рубашке и брюках он запросто мог сойти за бухгалтера, юриста или снабженца нашего центра. Но на самом деле в его руках была информация о сильных мира сего. А, значит, власть.
Он поднялся мне навстречу. Протянул руку. Сжал мою ладонь уверенно и чётко. Скользнул по лицу взглядом цепких серых глаз. Словно невзначай.
– Здравствуйте, Николай Яковлевич.
– Здравствуйте, Борис Александрович. Думал, что вы никогда ко мне не обратитесь. Может телефон потеряли, а может, записали с ошибкой.
– Нет. Ваш контакт выучил наизусть. Мне один мудрый человек порекомендовал это сделать. Вот я и выучил.
– Мудро, – откликнулся Аничкин. Едва заметно улыбнулся уголками рта и снова уселся на скамейку. Я занял место рядом. – По какому поводу пригласил?
– Соскучился, конечно же, Николай Яковлевич. – Начал я. Но поймав его холодный снисходительный взгляд, решил ускорить процесс общения. – Да и помощь нужна.
– Кому? – Словно скучая, уточнил Аничкин.
– Мне лично, Николай Яковлевич.
– Врачебная ошибка?
– Нет. Сложная пациентка с криминальной травмой.
Его глаза уставились на меня удивлённо. Словно впервые увидев или обнаружив на моей голове пару рогов или куст сирени.
– Кто она?
– Рябова Ксения Сергеевна.
Аничкин ни слова не сказал, только резко горизонтально качнул головой. Словно стараясь смахнуть надоедливую муху. Потом задумался. Не говоря ни единого слова, рассматривал кусты за столбиками беседки. Прислушивался.
– Очень проблемная пациентка. Кроме диагнозов, с которыми в обычной больнице, как я понял, не помогли, муж и свёкор полные отморозки. Вернее, не так. Отморозок – муж. Адреналинщик. Мотоциклы, горные лыжи с чёрной трассой, яхты, водные велосипеды, снегоходы. А у старшего Рябова единственный родной сын и желание отмазать его в любой ситуации. Покалечил человека, разбил яхту, нанёс вред имуществу – папа поможет замять ситуацию. Деньгами, связями и уговорами. А не поможет – угрозами и шантажом. Что он сделал с женой?
– Ударил так, что она упала с лестницы. Неприятный множественный перелом, гематомы, ссадины.
– Похоже на младшего, но последние два года он стал тише. Надо подумать. Жена могла на него наговорить, чтобы добиться каких-то своих целей. Тебя разжалобить или что-то выцыганить у свёкра. Ты понимаешь, что это может быть ложью от первого до последнего слова?
У меня в груди сжалось сердце при воспоминании о хрупкой Ксении, сидящей в инвалидном кресле. Губы онемели от ненависти к Рябову. Стараясь не выдать своих чувств, возразил.
– Это правда. Она не обманывает. Муж её ударил и спустил с лестницы.
И снова меня кольнули светлые глаза Аничкова.
– Это смелое заявление. Такими не разбрасываются. Никому нельзя верить, Борис Александрович. Только себе. Так из какого источника пришла информация?
И так посмотрел на меня, словно включил детектор лжи. Ощупал до самой глубины души. А я не стал прятаться, потому что мне мог помочь только Аничкин. Посмотрел ему прямо в глаза и ответил, – информация от меня. Удар Рябова видел собственными глазами.
Николай Яковлевич расстроенно крякнул.