Мы возвращались в комнату отдыха, с которой началось моё знакомство с клиникой, странным порядком. Холодов приказал медсестре транспортировать пациентку за ним.
Доктор сказал очень спокойно, но мне сразу стало понятно, что ослушаться невозможно. А ещё я уловила волнение Анастасии. Почему? Что сложного идти следом?
Но когда мы двинулись к лифту, я поняла, что такой порядок движения совершенно неудобен. Холодов подходил к двери и останавливался. Анастасия стопорила моё кресло и выбегала вперёд, чтобы открыть.
Кнопки в лифте врач тоже не нажимал. Он вообще углубился в себя, словно включив режим автопилота. Автоматически отвечал на приветствие идущих навстречу медицинских работников.
Часть персонала, завидев его издалека, резко сворачивало в кабинеты и коридоры. Но те, кто решались идти в нашу сторону, здоровались с уважением, без рабского лебезения.
Мне было так приятно быть частью чего-то важного, даже в качестве пациента. Прикоснуться к таланту и знаниям мирового уровня. К лучшим технологиям в медицине. К главному специалисту в целой индустрии.
Когда двери лифта уже начали закрываться, туда успела заскочить очень красивая девушка. Она была одета в хирургический костюм, в котором был Холодов.
Я сразу поняла, что передо мной врач. Не только по более тёмной медицинской одежде. Она держалась так, словно имела право. Как будто была важной, значимой деталью этого центра.
Нет, не главной. Центральной фигурой здесь был Холодов. Но по манере держаться и взгляду, я понимала, что и великому Борису Александровичу она очень нужна.
А ещё, в её взгляде было что-то такое тёплое. Так смотрят только на близких, родных людей. На тех, кто не только уважаем, а ещё и дорог. Может быть, даже любим.
От этой мысли у меня кольнуло в груди. Неприятно, резко, обидно. Мне даже захотелось попросить девушку отойти от Холодова на пару метров. И руками не размахивать в его сторону.
На бейдже доктора было написано «Калинина Дарья Викторовна». И ниже «Ортопед». Девушка качнулась к Холодову, собираясь что-то сказать, но он остановил, – позже.
В глазах Калининой мелькнуло удивление. Но уже в следующую секунду она стала такой же отстранённой, как и Борис Александрович, хотя под маской равнодушия я видела пылкое желание решить вопрос сию минуту.
Теперь я уже ревновала, едва сдерживаясь. Понимала, что всё это только в моей голове. Что Холодов ничего ко мне не чувствует, что я ему совершенно безразлична. Но сама хотела его всего и без остатка!
Эта мысль меня потрясла!
И когда Анастасия закатила моё кресло в комнату отдыха, я была сердита. На Калинину, которая явно имела виды на Холодова. И на доктора, который не оказывал мне даже формальных знаков внимания.
Но больше всего, я злилась на себя. Потому что я – замужем! Холодов мне чужой человек, но от одного его слова, он взгляда синих глаз, меня вело так, словно мы были любовниками!
Матвей вскочил на ноги и ринулся ко мне. Я успела выставить правую руку вперёд, чтобы он не снёс меня своим напором. Он успел затормозить, как прямо перед инвалидным креслом.
Муж аккуратно прикоснулся к правому запястью, и я вздрогнула. Матвея это выбесило. Он выпрямился и кинулся к Холодову.
– Ну, наконец-то, вы соизволили со мной встретиться! Что здесь происходит?
Холодов молча протянул руку Анастасии. Она отдала ему планшет с пачкой бумаг.
– Здравствуйте, Матвей Леонидович. Я лечащий врач Рябовой Ксении Сергеевны – Холодов Борис Александрович. В каком качестве вы присутствуете в клинике?
– Что вы имеете в виду? – растерялся Мотя.
– Я уточняю тему, для нашего разговора. С Ксенией Сергеевной, как с пациенткой, мы обсуждаем её здоровье. Она здесь находится на лечении. А вы, Матвей Леонидович, приехали с какой целью?
Рябова перекосило. С ним никто и никогда не разговаривал. Его боялись. Особенно в такие моменты, когда он нёсся, как сорвавшийся с цепи пёс. Все прятались и старались не попадаться на глаза.
Я тоже закрывалась в ванной, если успевала. А вот Холодов даже не шелохнулся. Смотрел твёрдо. Не пытался лебезить или прятаться. А Мотя напирал, пока ещё не понимая, что тут не его территория.
– Я её муж! И требую ответа на свои вопросы!
Матвей выпятил грудь и, шумно дыша и трепеща ноздрями, уставился на Холодова. Во взгляде доктора появилась ирония.
– Это прекрасная новость. Раз за вашу семейную пару. – Врач не дрогнул ни единым мускулом. Напротив, он наливался спокойствием, словно раскалённым свинцом. Становился мощнее, твёрже. – Ваши взаимоотношения с пациенткой меня не касаются. В нашем центре с уважением относятся к личной жизни и сохранению тайны обратившихся за помощью. Поэтому вопросы здоровья мы обсуждаем без посторонних, кем бы они ни были. И, как я понимаю, вы сейчас выступаете в роли сопровождающего и плательщика Ксении Сергеевны? Я могу обсуждать с вами вопросы оплаты и перемещения пациентки в наш центр?
– Именно! Со мной вы не можете, а обязаны обсуждать все её, – муж ткнул в мою сторону пальцем, – вопросы.
Матвей был в бешенстве. Его никто никогда не осаживал. Единственный человек, с которым он становился пай-мальчиком, был Леонид Владимирович Рябов. Вот кто на самом деле владел всем имуществом семьи.
И Мотя это чётко понимал.
Мне стало страшно. Такое неуважительное отношение к врачу могло спровоцировать скандал. Но я и близко не угадала реакцию Холодова. Врач удовлетворённо кивнул и протянул планшет с отпечатанными листами Матвею.
– Хорошо, что есть человек, который решает все вопросы пациентки. – Холодов не дрогнул ни единым мускулом, но все присутствующие чётко поняли, что Матвей был резко понижен до швейцара или носильщика. – Передаю вам документы для оплаты. Сумму необходимо внести на расчётный счёт уже сегодня. Контактная информация для работы с бухгалтерией, на каждом листе в колонтитулах. Свои контакты сообщите бухгалтеру и юристу. Они будут связываться с вами, по мере необходимости.
Матвей был взбешён. Он раскачивался из стороны в сторону, едва справляясь с яростью. Чтобы не кинуться на Холодова, склонился к бумагам и начал их рассматривать. Было видно, что он только ждёт повода, чтобы дать выход гневу.
Я умоляюще смотрела на доктора, но он был спокоен и твёрд. Мне показалось, что Холодов сознательно вёл игру в мою пользу. И глядя на него, я наполнялась уверенностью, что всё будет хорошо. Мне даже начало казаться, что в комнате кроме нас никого нет.
А ещё, я каждой клеточкой тела ощутила, что Борис Александрович всё про меня понимает. Чувствует моё беспокойство и не боится Рябова. А ещё, что я могу спрятаться за его спину и тоже перестать бояться.
Эта мысль повергла меня в шок! Стало трудно дышать, и я прижала правую ладонь к груди. Дёрнула левую и застонала.
Всё изменилось моментально.
Мотя шагнул ко мне, но услышав грозный окрик Холодова, – назад! – отскочил в сторону. Врач склонился надо мной, но вопросов задавать не стал. Он склонился ближе, заслонив меня от всего мира, и я потерялась.
Смотрела в его синие бездонные глаза и не могла нащупать дно. Потеряла все опоры и ориентиры. Парила между небом и землёй, летала. А когда он коснулся моей шеи своей горячей крепкой ладонью, нас обоих тряхнуло от разряда тока.