Четыре утра. Я по-прежнему не спала. Мозг работал на полную катушку, предлагая один вариант развития событий за другим. День начался со свинцовой тяжести; теперь же я была полна сил. У меня появилась цель – но с чего начать?
Даже будь я на месте происшествия и участвуй в расследовании, еще не факт, что я чего-то добилась бы. По опыту я знала: при катастрофе подобных масштабов процесс опознания длится очень долго.
При взрыве тела часто уродует или вовсе разрывает на части. Судмедэкспертам и следователям приходится иметь дело с сильно изувеченными трупами, а порой и с мелкими их фрагментами.
Кроме того, многие пострадавшие – как я, например, – остались без личных вещей и документов. Водительские права, автобусные билеты, кредитные карты – в общем, все то, что необходимо для выяснения личности погибшего – валяется сейчас где-то под горой обломков. Не говоря уж о том, что внешность покойного может теперь сильно отличаться от снимка.
Поэтому процесс опознания растянется на неопределенное время. Однако я ждать не могла. Летаргия последних недель сменилась неугомонной жаждой действия. Крушение поезда словно заставило меня очнуться. Я больше не могла сидеть на заднице.
Может, поискать мою Джейн Доу[4] на «Фейсбуке»? Хотя вряд ли…
У меня нет ее фотографии. Я ни черта о ней не знаю. Идиотский план.
А может, позвонить на горячую линию? Описать ее внешность. Вдруг там что скажут?
Хотя нет, тоже не выйдет. Я не заметила у женщины никаких особых примет: ни татуировок, ни шрамов, ни родинок на лице…
Со столь скудной информацией рассчитывать на успех не приходится. Да и не факт, что я чего-то добилась бы, даже знай о ней больше.
Комиссия по опознаниям не станет объявлять имена жертв, не перепроверив сперва все факты. Эксперты, скорее всего, учли печальный опыт Испании, где недавно случилась крупная катастрофа[5] и следователи неверно опознали каждого десятого погибшего.
А значит, что мне остается?
Я перевернулась на правый бок, затем на левый. С одной стороны ныла спина, на другой затекала нога. Как ни крутись, в любой позе неудобно.
А может, обратиться к художнику-криминалисту? Составить фоторобот… В Скотленд-Ярде наверняка найдется толковой специалист.
Я взбила подушку и легла на спину.
Да, неплохой вариант. Составлю фоторобот, опубликую в газете – вдруг ее узнают… В ответ, правда, придется купить ребятам пива, но оно того стоит.
В пылу волнения я включила ночник и пошарила в тумбочке – где-то там лежали блокнот и ручка. Затем принялась составлять список возможных примет католички, пока ее образ был свеж в памяти. Утром первым делом позвоню в Скотленд-Ярд, спрошу насчет художника.
Нащупав решение проблемы, я наконец успокоилась. Выключила свет и провалилась в глубокий сон.
Однако его оборвал звонок мобильника, затрезвонившего, казалось, через считаные минуты после того, как я уснула. Сквозь сон я не сразу сообразила, что за назойливый звук пробивается в уши.
Не очнувшись толком, взяла с тумбочки аппарат. Увидев на экране имя звонившего, мигом пришла в себя. Старший инспектор Фэлкон. В столь ранний час я могла понадобиться ему лишь по одной причине.
– Зиба Маккензи слушает, – заговорила я, откидывая с лица волосы. – Что у вас стряслось, сэр?