Прокурор с Рашидом лежали на раскладушках под одним одеялом и курили. Окна в кабинете были распахнуты настежь.
– У самого какие версии? Кому дорожку перешли ваши гуси да кенгуру? И вообще, чем не угодили гуси Татарии? – прокурор обиженно посмотрел на Рашида. Язык у него уже заплетался.
– Да ничем! Это бзик Гузель, она ж пиарщица: представь, как это будет красиво! Сапфировые гуси с белоснежной шейкой на сцене волнующе порхают! Соберется весь мировой бомонд, да-да! – кивнул удивленному прокурору Рашид. – Она там такое шоу организовала, что даже парижские кутюрье будут демонстрировать новый тренд костюмов для братьев наших меньших!
Прокурор ничего не ответил. Рашид прокашлялся и закурил:
– А ты знаешь, что сейчас в Европе домашних птиц, типа кур и гусей, за элиту держат, выгуливают, как аристократов? Посрут на улице – сразу вытирают птицу специальной салфеткой, а салфетку складывают в контейнер «Гусь Лю XV» или «Гусиха Жо XVII», смотря какой у этого гуся номер!
– Тьфу! – плюнул в сторону прокурор. – Куда мы катимся, неужели и Татарстан погибнет в абсурде новомодных тенденций?
– Нет, Татарстан туда не затянуть, наши деревни не дадут этому быть! – рассмеялся Рашид. – Они этих аристократов в самогоне замаринуют!
– Значит, она задумала событие с международным масштабом? – спросил прокурор. – А были те, кто не попал на этот фестиваль, но очень хотел?
Зубазга Мозгарович поднял пустую бутылку из-под виски, разочарованно покрутил ее и поставил обратно на пол. Потом встал, закрыл окно и снова залез под одеяло.
Рашид задумчиво почесал щеку:
– Да был там один со свинофермы. Долго пытался получить разрешение лепить пельмени и выставлять своих свиней. Но организаторы фестиваля решили, что свиньи не подпадают под фейсконтроль аристократии и вообще не халяль. Он сейчас судиться пытается.
– Хм, даже так… – Зубазга Мозгарович задумался, прикрыл глаза.
– Ты спишь?
– Нет, представляю глаза разочарованных пятачков. Продолжай. Я слушаю.
– Телевидение долго мусолило эту тему об унижении национальной индустрии и несоблюдении прав человека и братьев наших меньших, но потом все вроде затухло.
– Почему вроде? – Прокурор открыл один глаз.
– Да получал я несколько раз письма с угрозами…
У прокурора открылся второй глаз:
– И ты все это время молчал?
– Да некогда ж было! Надо было обезболить сердечные раны от несправедливых упреков невесты… – развел руками Рашид.
– Ну, так что там с письмами? – Прокурор снова прикрыл глаза.
– Угрожали, что если мы не откроем доступ к фестивалю всем, на равных правах, то пожалуются в европейский суд или предпримут иные неприятные для нас действия. Я не отвечал. Решил, что это того не стоит. Потом письма прекратились.
– А мыло проверяли?
– Да. Откуда-то из-за рубежа.
– Интересно. Значит… свиньи против кенгуру.
– Да, он еще верещал, что свиные пельмени безопаснее, потому что свиньи едят наши национальные отходы, а загадочная кенгурятина, выращенная непонятно на чем, может навредить генетическому коду татарского народа.
Оба расхохотались.
– А как твоя бывшая жена? Вы с ней решили спорные вопросы? – Прокурор снова открыл один глаз и посмотрел на зевающего Рашида.
– Решаем. Пришлось отписать часть земель, чтобы ускорить развод. Она угрожала Гузель смертью. Как мог, заткнул Наталье рот. И ты тоже помалкивай, ладно? Гузель все равно не знает, сколько у меня гектаров, поэтому и не заметила ничего.
– Значит, это может быть месть Натальи? Простое женское коварство? – Прокурор привстал, потер уши.
– Вполне. Это ж проект Гузель. Наталье на руку. Да и следов не нашли. Вертолеты не каждый может арендовать, – вздохнул Рашид.
– А если фестиваля не будет, то и инвестиций не будет? – Прокурор почесал ногу об ногу, остановил взгляд на выглянувшей из-за туч луне.
– Мне придется выплачивать долги. Ну и с правительством отношения окончательно испортятся. У них и так на меня зуб.
– Будем проверять все версии. Я спать.
Зубазга Мозгарович дернул одеяло на себя, а Рашид на себя.
– Тебе, Рашид, одеяло не нужно. Тебя кенгуру и гуси должны греть, – пошутил прокурор.
А Рашид придвинул к нему раскладушку и крепко обнял.
– Ты не наглей! – прокурор попытался убрать руку Рашида.
– Ты прав, лучше согреваться национальными продуктами. Кукморским гусем, например. Какой ты миленький, теплый, мягкий… – Рашид снова придвинулся к прокурору.
Зубазга Мозгарович с раздражением уступил ему часть одеяла.
– Еще слово, и я достану хоккейную клюшку! Будешь ловить своих кенгуру в травмпункте!
***
Рашид уехал рано, пока прокурор еще спал.
Его разбудил запах свежего кофе. Секретарша нежно пролепетала приветствия и на подносе преподнесла завтрак.
Новый ритуал приятно удивил Зубазгу Мозгаровича, но и насторожил.
– У вас была тяжелая ночь. А утро сегодня чудесное, свежее, морозное! – Секретарша быстренько собрала бутылки.
Прокурор лежал, пил кофе и мечтал на весь день остаться под одеялом.
– Не хватает вам женской заботы, – секретарша серьезно посмотрела на него.
Зубазга Мозгарович вспомнил, что ее зовут Земфира.
– Да некогда мне! Как хан одинокий в великой степи брожу, подобно бесплодной гусыне иль дурному барану…
Прокурор встал, пошел умываться.
Когда он вернулся, на столе лежала записка.
«У поэта бывают и горе и грусть,
Он, как море, а море не знает покоя.
От добра я, как воск, размягчаюсь и таю,
И, хваля справедливость, я мед источаю».