Ночь пожаров прошла, оставив после себя смрад гари, черные остовы амбаров на горизонте и липкий, парализующий страх. Город забился в свою раковину еще плотнее. Но даже в самое страшное время есть места, которые продолжают жить своей, особой жизнью. Места, где страх либо уступает место пьяной удали, либо топится на дне мутной браги.
Корчма «Кривая Собака» на Подоле была именно таким местом. Дыра. Грязная, вонючая дыра, сколоченная из горбыля и отчаяния. Здесь собирались те, кому нечего было терять: грузчики из порта, мелкие воришки, дезертиры, пропивающие последний крест, и заезжие торгаши, слишком жадные, чтобы платить за постой в приличном месте. Воздух здесь был таким густым от пота, дешевого перегара, пролитого пива и дыма от сальных светильников, что его, казалось, можно было зачерпнуть кружкой.
Ратибор сидел в самом темном углу, за шатким, залитым брагой столом. На нем были не княжеские доспехи, а драные порты и простая льняная рубаха, намеренно измазанная грязью. Свои шрамы он не прятал – они служили ему лучшей защитой. В таком месте человек со шрамами вызывал уважение и страх, а не любопытство. Он заказал кружку самой дешевой, кислой браги и просто сидел, превратившись в тень. Он слушал.
Вокруг гудели. Большинство разговоров были предсказуемы. Обсуждали пожары, проклинали печенегов, спорили, кто будет следующей жертвой Мясника. Но это были лишь волны на поверхности. Ратибора интересовало то, что скрывалось в глубине. Те тихие, обрывочные разговоры, что рождаются между третьей и четвертой кружкой, когда язык развязывается, а мозг перестает контролировать слова.
– …говорю тебе, Вавила, сами напросились! – бухтел здоровенный грузчик с перебитым носом, обращаясь к своему тощему собутыльнику. – Князь их под бок пустил, степняков этих немытых, вот и дождались! Они же не люди, они твари!
– Да ладно тебе, Гриша, – икал Вавила. – Я с ними торгую иногда. Нормальные мужики. Шкуры у них хорошие. И кони.
– Шкуры! – рявкнул Гриша, стукнув кружкой по столу так, что брага выплеснулась. – А не ты ли мне вчерась сказывал, что они у тебя на рынке какую-то дрянь покупали?!
Ратибор напрягся, его уши уловили нужную ноту в общем гаме. Он не повернул головы, лишь чуть наклонил ее, продолжая лениво ковырять ножом столешницу.
Вавила, тощий торговец мелочевкой, смутился. Он огляделся по сторонам.
– Да тихо ты, орясина! Услышит кто…
– Да кто тут услышит?! Все свои! – не унимался Гриша. – Говори давай! Что за дрянь?
– Да не дрянь… просто… странные они, – Вавила понизил голос до заговорщического шепота, и Ратибору пришлось напрячь весь свой слух. – Подходил ко мне один. Молодой, красивый такой, с серьгой в ухе. Гордый, как княжич. Не торговался почти. Купил пучок полыни, чертополоха, болиголова… Все травы, что ведьмы для порчи берут. Я ему говорю: «На кой тебе, мил человек? Коней лечить?» А он так на меня посмотрел… – Вавила поежился, – как на червяка. И говорит, мол, «не твоего ума дело, смерд». И серебром заплатил, не скупясь.
У Ратибора внутри все похолодело. "Полынь и еще что-то чужое…" – так сказала Милада, понюхав соль из избы.
– А еще, – продолжал Вавила, уже не в силах остановиться, – они к Марфе-солеварке ходили. Которая черную соль с Топких болот таскает. Всю скупили! Весь запас! Марфа потом хвасталась, что на вырученные деньги корову себе купит. Я еще подумал, на кой им эта соль? Ею только кожу дубить, в пищу не годится, горькая…
Круг замкнулся. Печенеги. Странные травы, которые подходят для темных ритуалов. И черная болотная соль. Та самая, которой убийца чертил свои круги. И молодой, гордый степняк с серьгой в ухе… Это уже было не просто предположение. Это был почти портрет.
В другом конце корчмы завязалась пьяная драка. Кто-то кого-то обозвал, полетели кружки, послышались глухие удары и смачные ругательства. Всеобщее внимание переключилось туда. Ратибор воспользовался моментом.
Он тихо поднялся из-за стола, бросив на него пару медных монет. Когда он проходил мимо столика торговцев, он как бы невзначай споткнулся и навалился на плечо Вавилы.
– Осторожнее, друг, – просипел торговец.
– И ты, друг, – прорычал в ответ Ратибор прямо ему в ухо, сжав его плечо так, что у того хрустнули кости. – Язык твой длинный. А ночи в Киеве нынче темные. И ножи острые.
Вавила обмяк, его лицо побелело от ужаса. Он судорожно закивал, не в силах вымолвить ни слова. Ратибор отпустил его и, не оборачиваясь, вышел из корчмы в ночную грязь.
У него было все, что нужно. Он больше не будет бродить по городу, ожидая следующего трупа.
Пора было нанести визит Марфе-солеварке, а потом – готовиться к долгой прогулке.
Прогулке в стан, где живет молодой и гордый степняк, который покупает ведьмины травы и любит рисовать на земле черные круги. Волк напал на след. И он знал, что этот след приведет его прямо к глотке убийцы.