В тот день с самого утра графиня жаловалась на боль в груди, так что мы с Франсуазой уложили ее в постель еще до обеда. Если бы мадам знала, что именно сегодня пожалует Анри!
Барон Валансе этого тоже не знал и явился к обеду как всегда.
Они с Анри заспорили еще за столом, потом продолжили в гостиной. Некому было остановить Анри от роковой откровенности. Громкие голоса слышались даже в спальне мадам.
Оставив Франсуазу беречь сон графини, я подкралась к дверям гостиной с намерением закрыть их. Как пригодились мне туфли на мягкой подошве!
– Это смертельно опасно, Анри, как вы не понимаете! – голос барона сорвался на визг и пригвоздил меня к месту. Оглянувшись, я убедилась, что никого из слуг не видно, подошла к приоткрытой створке и приникла к щели.
– Анри, покушение на жизнь первого министра – это дорога на тот свет! – мсье Валансе прижимал к груди стиснутые руки. Он не грозил – умолял. – Опомнитесь!
– У нас всё продумано, крестный, – Анри улыбнулся широко и беспечно. – Друзья Гастона убьют Ришелье, и королю больше не придется выслушивать его гадкие советы. Гастон женится на испанской инфанте, их сын станет королем Франции! Я еще никогда не был так рассудителен.
– Анри, с чего вы взяли, что вам удастся убить Ришелье?
– Ничего сложного! Гастон поедет на охоту в окрестности виллы Флери. Заедет к кардиналу поужинать. И этот ужин станет последним для этого проклятого выскочки!
– Вы сошли с ума. Я обращаюсь к вам как ваш крёстный, как друг вашей семьи… Как христианин, наконец! Оставьте эту затею, это глупо и опасно.
– Глупо? – повысив голос, Анри со стуком поставил бокал на стол. – Я, по-вашему, глуп?
Он схватил с каминной полки колоду карт. Быстро перебрав ее в пальцах, выхватил карту с красным сердцем в центре:
– Ришелье сидит на своей вилле в десяти лье от Парижа! – червовый туз полетел на стол.
– С ним Рошфор! – следом отправился король червей.
– Жюссак! – валет.
– Секретарь! – десятка.
– Медик и слуги – не более дюжины человек! – на стол упали оставшиеся червы.
– Анри… – пытался возразить Валансе. – Но…
– Завтра на виллу Флери, – не слушая его, продолжил Анри, – приедет принц Гастон со своими офицерами!
Анри вытащил из колоды пики и принялся раскладывать их кольцом вокруг карт с красными сердцами.
– А если… – Валансе склонился над столом, – если кардинал сумеет ускользнуть? Если он кинется жаловаться королю – вы пропали! Говорят, в его доме полно потайных ходов.
– Если об этом говорят – какие ж они потайные? – расхохотался Анри. – Не беспокойтесь! Дорогу между ним и королем перекроет засада во главе с Вандомом!
Он вытащил из колоды крестовый туз и усилил кольцо окружения.
Валансе опустил глаза.
– Вандом? – быстро проговорил он и взялся рукой за эспаньолку. – Бастард Генриха Четвертого? Вы хорошо подготовились.
– Я же говорю, дело верное, – Анри продолжал кидать карты на столешницу. – На нашей стороне Вандом-старший и Вандом-младший! Герцог Роган и протестанты Ла-Рошели! Д’Эпернон – губернатор Гиени! Суассон – губернатор Дофинэ!
Кучка красных карт в центре стола съежилась в осаде крестей и пик. Анри не успокаивался.
– Герцогиня Шеврёз! – воскликнул он и метнул на стол пиковую даму. Не удержавшись на краю, карта спланировала к щели меж дверью и косяком. Прямо мне под ноги. Мне показалось, что снисходительно улыбающаяся дама поймала мой взгляд и подмигнула.
– Завтра с Ришелье будет покончено! – Анри выхватил из-за пояса кинжал и пригвоздил червовый туз к столешнице.
Он тяжело дышал, грудь его вздымалась.
– Анри, – барон, по-видимому, оправился от потрясения. – Вы задумали богопротивное дело. За убийство кардинала вас отлучат от церкви!
Не слушая возражений, он загородился скрещенными руками.
– Не будь я вашим крестным… Не будь я другом вашей матушки и вашего покойного отца, – барон расправил плечи, – я немедленно предупредил бы кардинала о заговоре.
– Пресвятое чрево! – Анри грохнул свой бокал об пол. – Предатель!
Я прикусила ладонь, чтобы не закричать – неужели Анри позволит выдать кардиналу всех заговорщиков?
– Вы меня слышали, Анри. Из уважения к вашей семье я предлагаю следующее – покайтесь. Предупредите кардинала о нападении, – нахмурился Валансе.
– Что-о-о? – Анри схватился за эфес.
– Да, предупредите. Или убейте меня сразу, потому что я сейчас же отправляюсь на виллу Флери! Где буду на коленях – вы слышите, Анри? На коленях вымаливать у кардинала ваше прощение.
Барон склонил голову и убрал руки за спину.
В комнате повисло тяжелое молчание. Анри потянул шпагу из ножен. Кадык прокатился по морщинистой шее барона, но глаз он не поднял.
Анри вдруг улыбнулся. Отпустил шпагу. Я вновь начала дышать.
– Ну что вы, дорогой крестный, – склонился в поклоне Анри. – Я не смею противиться вашей воле. Но предать друзей, предать патрона – я тоже не могу.
– Вы должны поехать к Ришелье и всё ему рассказать.
– Всё? – хмыкнул Анри.
Валансе обвел взглядом комнату, задержавшись на разложенной колоде. Кажется, его решимость пошла на спад. Он подошел к столу и собрал в стопку Суассона, д’Эпернона, Вандома-старшего и Вандома-младшего. Герцога Рогана. Помешкав, присоединил к ним пиковый туз – Гастона.
– Вы не назовете никаких имен, – наконец поднял он голову. – Вы никого не предадите. Вы скажете кардиналу, что вам стало известно о некоем заговоре. О том, что кто-то…
– Кто-то, – подхватил Анри, – без имен!
– До вас дошли слухи, что кто-то собирается лишить его высокопреосвященство жизни, – продолжил Валансе. – Я со своей стороны поручусь, что ваши помыслы направлены только на предотвращение богопротивного деяния. Если покушение сорвется – Ришелье будет перед вами в долгу. А если состоится – вы не назвали никаких имен, принцу Гастону не в чем вас упрекнуть.
– Покушение… – начал было Анри, но барон прервал его:
– Довольно! Я ничего не хочу слушать! Мы немедленно отправляемся на виллу Флери!
– Хорошо, дорогой крестный, я рад, что вы наставили меня на путь истинный, – кивнул Анри. – Я лишь попрощаюсь с матушкой.
Но до спальни мадам он не дошел – его перехватила я.
– Вы все слышали? – он отпрянул от меня, чуть не налетев. В лице его не было гнева – и я решилась.
– Я все слышала! – вцепившись в его рукав, зашептала я. – Вы хотите освободить Ла-Рошель? Пожалуйста, возьмите меня в заговор!
Он нахмурился:
– Николь, – быстро обернувшись на двери, которые он, к счастью, успел закрыть, он мягко сказал:
– Ваш порыв достоин похвалы, но… Вам лучше забыть разговор, свидетелем которого вы стали, – для вашей безопасности.
– Но ведь вам грозит опасность, Анри! – я впервые назвала его по имени, но я плохо понимала, что говорю – лишь сжимала его руку. – Я пойду с вами куда угодно!
В его лице что-то дрогнуло, брови поползли вверх, он накрыл мою ладонь своей и покачал головой:
– Ах, а ведь свой человек мне бы сейчас не помешал! Я никогда не был в логове кардинала, и еще одна пара глаз и ушей пришлась бы очень кстати…
– Так возьмите меня с собой!
– Ришелье – духовное лицо, его дом закрыт для женщин. Он даже женской прислуги не держит.
– Я сейчас! Подождите, умоляю! – я едва не заорала эти слова на весь дом, сраженная возникшей идеей. – Я сейчас вернусь!
Чердачная лестница даже не скрипнула – я не бежала, а летела, подхваченная невидимым вихрем.
Снова гулко откидывается крышка сундука… Снова залежи антикварной одежды… Вдруг пронзает мысль – а если кто-то был здесь и все забрал? Словно облитая кипятком, я удваиваю поиски – вот! Нашла! Куртка сверкает желтым атласом, раскинув красные рукава, – задорная, как мальчишеский смех! Штаны, чулки, берет! Бельё. Торопливо разоблачаюсь – долой платье, рубашку, нижние юбки… Чулки, подвязки… Стою в чем мать родила и прислушиваюсь, не застонет ли лестница.
Мужская сорочка короче. А чулки – длиннее. Завязки хлопают по ногам, пока я пытаюсь понять, к чему их привязывать. Не к рубашке же. Может, к кальсонам? Надеваю кальсоны. Потрясающее ощущение – место, где сходятся ноги, – прикрыто! Тепло, удобно. Но и к кальсонам привязать чулки не удается. Конструкция сползает с бедер, стоит сделать шаг.
Руки трясутся – как глупо! Идешь на самое большое сумасбродство в своей жизни – а думаешь о том, как не потерять чулки. Сердце колотится в ушах, к глазам подступают слезы. В груди противное жжение. Роюсь в сундуке и сама не знаю, что хочу найти. Тонкий ремешок с прицепленным кошельком, где побрякивает мелочь – не то! Завязки не должны быть видны снаружи – значит, не подойдет, ведь ремешок носят поверх куртки…
Шмыгаю носом, чтобы удержать слезы.
Вдруг в глубине сундука блеснуло желтым шелком еще что-то – жилет! Короткий, узкий и самое главное – с петлями по нижнему краю!
В мгновение ока привязываю чулки к жилету, накидываю куртку, чуть не забыв надеть штаны. Нахлобучиваю берет.
Так и не закрытая вчера ставня обсыпает меня пылью, когда я на миг останавливаюсь разглядеть себя в мутном оконном стекле.
Лихо сдвинув берет на одну бровь, на меня смотрит бедовый, ловкий мальчишка-паж. Желтая грудь, красные рукава, пучок голубых лент на левом плече. Больше всего я напоминаю себе Гаспара, каким он был незадолго до отъезда из Сен-Мартена – смешливый, тринадцатилетний, длинноногий, пальцы в чернилах… «Слова улетают, написанное остается, – выводим мы под диктовку пастора Шалона. – Переведите эту фразу на латынь». И мы торопимся наперегонки, пихая друг друга локтями, пока Гаспар не опрокидывает чернильницу…
Пора!
Несусь вниз – только бы Анри не уехал! Нет, стоит у самой лестницы!
Его изумление вознаграждает меня сторицей. Он таращит на меня глаза, словно на воскресшего Лазаря.
– Это… Это вы, Николь?
– Нет, это ваш новый паж! – рапортую я, молодцевато выпрямившись. Тонкий батист рубашки ласкает кожу, жесткая саржа жилета стягивает талию, атлас блестит и пахнет лавандой – я чувствую себя хорошо как никогда! А может, это из-за сгустившейся синевы в глазах Анри?
Снизу доносится покашливание барона Валансе. Анри хватает меня за руку и втаскивает в ближайшую дверь второго этажа.
Это гардеробная.
– Кое-чего не хватает, – Анри склоняется над очередным саркофагом и выныривает из его недр с туфлями в руках. – Надевай.
Они выглядят здорово побитыми жизнью – не то что костюм, но главное – непоправимо велики. Чуть не падаю при попытке сделать шаг.
– Это мои первые пажеские туфли… Меньше не сыскать. Разве что… – выхватив кинжал, он набрасывается на какое-то черное одеяние, которому не повезло попасться ему на глаза. Вспарывает подбитый рукав и извлекает пук слежавшейся шерсти. – Набей внутрь!
Я утрамбовываю комья шерсти в носки туфель и делаю несколько шагов без риска потерять обувь – очень громких шагов. Неудивительно – на каблуках подковки.
– Паркет в Лувре очень скользкий. Вот я и набил их, несмотря на запрет: берегут полы, особенно в залах. На бал даже в шпорах нельзя.
– Но не вам?
От моего вопроса он широко улыбается:
– За шесть лет моей пажеской повинности я исцарапал королю весь паркет!
Я щелкаю каблуками – вот теперь выходит отлично.
– И еще одно, – Анри снимает со стены шпагу с ременной перевязью. – Ваше оружие, шевалье!
Шпага длинная, перевязь мне не по росту и Анри сам расстегивает пряжку и укорачивает ремень. Глядя на его руки, колдующие с перевязью в дюйме от моей груди, – чувствую, что лицо горит. Он слегка усмехается, делает шаг назад и окидывает меня взглядом.
– Настоящий гусёнок!
– Почему гусёнок?
– Так уж повелось. Да и в самом деле – гогочут, как неоперившиеся птенцы – особенно те, у кого ломается голос. Ломается, а они все никак не перейдут в первый офицерский или придворный чин.
– Почему?
– Ну-у-у… Чин надо купить. Или заслужить. Одни велики по рождению, другие добиваются величия, а иным оно даруется…
– Даруется? За что?
– Ну… За то, – он игриво берет меня за подбородок. – Знаешь, из тебя вышел весьма хорошенький гусёнок. Могли бы и подарить.