Утром у меня под ухом громко зазвонил телефон. Я в ужасе подскочил на койке и, схватившись за трубку, хриплым после сна голосом судорожно выдохнул в неё:
– Алё.
– Сэр! Вас ждут великие дела! – раздался из трубки бодрый голос старпома. – Подъём на завтрак!
– Понял, – уже бодрее ответив, я собрался повесить трубку, но из неё донеслось:
– Кают-компания на второй палубе, – напомнил старпом и, усмехнувшись, добавил: – Смотри не заблудись.
– Не переживай. – От шуток старпома я полностью отошёл от сна и смог уже пошутить. – По запаху найду.
– Давай, давай, – ответил на мою шутку старпом, – я тебя подожду.
Повесив трубку, я посмотрел на часы. Начало восьмого.
Отвык я за последние пять месяцев от таких подъёмов и трезвона телефона в любое время суток. Но ничего, надо вставать. Сегодня действительно предстоит многое сделать.
Соскочив с койки и, достав из сумки, как говорит моя жена, рыльно-мыльные принадлежности, пошёл в душ.
Он сверкал чистотой. Матросы и в самом деле здесь сделали приборку на совесть. Приняв прохладный душ и освежившись, я оделся и, спустившись на палубу ниже, прошёл в кают-компанию, где в гордом одиночестве сидел Олег. Увидев меня, он приветливо улыбнулся.
– Доброе утро! Садись сюда. – Он указал на один из столиков. – Здесь твоё место, а там штурманский и механический столы, – показал он рукой в другой угол кают-компании. – Только четвертый с электроном здесь не едят. Они в столовой обосновались. То ли стесняются, то ли пища им там больше подходит. Не знаю. А здесь ты, я да мастер сидим, – разъяснил старпом мне ситуацию в кают-компании.
– Доброе утро, Олег. – Я подошёл к нему и, пожав руку, поблагодарил: – Спасибо, буду знать, – на что тот доброжелательно улыбнулся:
– Всегда рады помочь, – и тут же громко крикнул: – Руперт!
От такого неожиданного окрика я даже вздрогнул, а из буфета выглянуло лицо тощего, маленького филиппинца, преданно уставившегося на старпома:
– Да, сэр.
– Завтрак новому старшему механику неси, – скомандовал он мессбою.
– Есть, сэр, – торопливо проговорил тот и исчез.
Не успел я устроиться за столом, как Руперт уже ставил передо мной тарелку с глазуньей и, слегка поклонившись, пробормотал:
– Приятного аппетита, сэр, – но тут же поинтересовался: – Сэр ещё чего-нибудь желает?
Я осмотрел стол. У тарелки лежали вилка с ножом, а перед ней красовалась белая объемная кружка. Посередине стола расположился большой чайник с кипятком, возле которого стояли банка с растворимым кофе и молочник, а рядом на блюдечке лежало несколько пакетиков с чаем различных сортов. Белый хлеб, масло, пара сортов сыра и пара сортов тонко нарезанной колбасы. Всё вроде бы на месте, и я, посмотрев на готового сорваться с места мессбоя, чтобы выполнить любое моё желание, успокоил его:
– Всё нормально. Ничего больше не надо, – на что тот, ещё раз поклонившись, вежливо пожелал:
– Приятного аппетита, сэр, – и исчез в буфете.
Старпом с кружкой ароматного кофе сидел напротив меня.
– Как ночевалось? – поинтересовался он. – Филины музоном не задрали?
– Ты знаешь, – поделился я с ним, намазывая хлеб сливочным маслом, – я, честно говоря, и не слышал их. Хоть и разница во времени девять часов, но как в яму провалился. Даже снов не видел.
И, налив себе кипятка в кружку и положив в неё пакетик с черным чаем, принялся осторожно прихлебывать его.
– Отлично. – Старпома удовлетворил мой ответ.
Поговорив о различных мелочах, старпом встал из-за стола и пояснил:
– Пойду своих филипков долбать, чтобы топливо убирали, – и посоветовал: – А ты долго не рассиживайся иди к деду, а то, я смотрю, его и на завтраке не было. Похмеляется, наверное, – усмехнулся он, но тут же добавил: – Но ты ему пить не давай, а то никакой передачи у вас не получится, – и, махнув на прощанье рукой, вышел.
Закончив завтрак, я пошёл к «деду». Каюта его находилась на две палубы выше кают-компании, так что пришлось вновь вызывать лифт, чтобы попусту не тратить силы. Я чувствовал, что они сегодня мне ох как пригодятся.
Каюта оказалась закрытой, но после моего требовательного стука, ключ в двери повернулся и мне открыли дверь.
«Дедом» оказался прилизанный лысоватый пузан чуть ниже меня ростом с опухшей с бодуна физиономией, застиранном выцветшем комбезе, и из-под коротких брючин которого смешно выглядывали голые лодыжки и стоптанные тропические туфли. Выглядел он ненамного старше меня, а может быть, такого же возраста, как и я, но по опухшему красному лицу сейчас это определить было сложно.
В руке он держал банку с пивом и не совсем понимающим взглядом уставился на меня.
– Чё надо? – еле ворочая языком, прохрипел он.
– Замена тебе пришла! – я, как можно бодрее, попытался обрадовать его.
Переваривая полученную информацию, «дед» какое-то время смотрел на меня, но, чего-то сообразив, сделал неверный шаг в сторону, освобождая проём двери, и широко махнул рукой:
– Заходи, при этом кивком головы указав, куда мне следует прохойти.
Подождав, пока я переступлю порог, он с треском захлопнул дверь.
От такого сотрясения переборок я невольно вздрогнул и обернулся на «деда», неверной походкой подошедшего ко мне.
– Василич, – протягивая руку и растягивая буквы, еле выговорил он, энергично помогая себе произнести эту трудную фразу поворотом головы слева направо, от плеча к плечу.
– Михалыч, – подыграл я ему, но мой сарказм «дед», конечно, не понял.
Пройдя несколько шагов к банкетному столику, стоящему у дивана левого борта, он вновь воззрился на меня, что-то соображая.
– Пиво будешь? – наконец-то разразился он сакраментальной фразой, по всей видимости стоившей ему значительного труда, указывая на столик широким барским жестом.
На столике стояли тарелки со вчерашней закуской, недопитая бутылка «Джонни Уокера» и несколько банок пива.
– Не, не буду, – отказался я, – дел сегодня невпроворот. Дела у тебя принимать буду.
– Ну, как знаешь, – вальяжно отреагировал на мои слова «дед», не обратив внимания на мою последнюю фразу, и отхлебнул из банки, которую по-прежнему держал в руке.
Видать, «дед» уже хорошо опохмелился. Язык у него уже прилично заплетался и к каким-либо действиям, например передаче дел и работе с документацией, он был явно неспособен.
– Я смотрю, ты сейчас не в состоянии заняться делами? – вопросительно глянул я на «деда».
– Эт ты точно подметил, – честно согласился «дед». – Вчера так наотмечались, что сегодня надо отдохнуть. Кристмас же… – попытался он объяснить своё состояние.
– Понимаю, что Кристмас, – я недовольно смотрел на полупьяное создание. – Но дела делать-то надо?
– Ты меня, конечно, прости… как тебя там? – забыв моё имя, тупо глядя мне в глаза, переспросил он.
– Борис Михалыч, – уже жестко напомнил я ему.
– Да-да, Борисыч, ты меня извини, но давай начнём после обеда. Поспать мне надо. – «Дед» уже виновато смотрел на меня.
– Лады, – согласившись, я развернулся и вышел из каюты, стараясь не показывать своё раздражение и злость от полученного общения.
Но надо начинать знакомиться с судном, поэтому, увидев рядом с каютой старшего механика каюту второго механика, я постучал в неё.
Со вторым механиком – Евгеничем – мы встречались во Владивостоке. Это был спокойный, неразговорчивый мужик моего возраста. В пароходстве он работал старшим механиком, но тут из-за неважного, мягко говоря, знания английского языка его взяли только вторым. Он на неделю раньше меня выехал из Владивостока и только после постановки судна к причалу его привезли на судно.
Из каюты раздалось негромкое приглашение:
– Кому чего надо? Заходи. Дверь не заперта, – перемежаемое такими до боли знакомыми русскими междометиями.
Толкнув дверь, я вошёл в каюту.
Если в каюте «деда» ещё был относительный порядок, исключая разгром на банкетном столике, то тут стоял настоящий кавардак.
Стол завален чертежами и папками, на диване валялись одеяла и различная одежда, в углу свалена грязная роба, а посередине каюты стоял Евгенич и переодевался в свежий комбез.
Увидев меня, он изобразил на лице подобие улыбки и сделал шаг навстречу.
– Я приветствую вас на борту этого сраного корыта, – негромко проговорил он, криво усмехаясь.
– Привет-привет. – Я в приветствии тряхнул его руку. – Чего так пессимистично? – не понял я его.
– А что, не видно? – Он невесело смотрел на меня.
– Пока ещё не врубился, куда я попал, но чувствую, что глубоко в задницу, – так же невесело ответил я.
– Во-во, именно там мы сейчас и находимся. – Тон Евгенича не изменился. – Да что тут говорить… – Он полностью застегнул молнию на комбезе. – Пошли в машину. Сам всё увидишь. – И, увлекая меня за собой, направился к выходу.
Выйдя в коридор, он вынул ключ из кармана и, отвечая на мой удивленный взгляд, пояснил:
– Каюту всегда закрывай. Мало ли кто тут может шарахаться. Это тебе не на нашем флоте, где всем гостям всегда рады. Тут и воры могут ошиваться.
Он запер каюту и мы прошли к лифту.
Евгенич нажал кнопку с надписью «ЦПУ» (центральный пост управления), и, спустившись до самого низа, мы вышли в просторном, хорошо освещенном помещении.
По ушам сразу ударил звук работающего дизель-генератора, стоял запах горячего железа и нагретого масла.
Палуба в этом помещении красилась очень давно, поэтому её когда-то зеленый цвет поменялся на непонятный – как говорил один из боцманов ещё в моей юности, на сюзюлевый. Но освещение было в норме. Флуоресцентные лампы ярко освещали это помещение. Посмотрев налево, я увидел огромную фекальную установку и такие же внушительного размера воздушные баллоны с установленными рядом воздушными компрессорами.
– Не работает, – сразу объяснил Евгенич, увидев мой взгляд на фекальную установку. – Тут много чего не работает после этих долбаных греков, – и, махнув мне рукой, чтобы я следовал за ним, повернул за угол, где находился вход в ЦПУ.
Войдя в ЦПУ, я огляделся. Здесь было тихо и чисто, хотя резиновый коврик, уложенный вдоль ГРЩ (главный распределительный щит), смотрелся чуть ли не чёрным и вздымался от пропитавшего его масла пузырями.
Пульт управления главным двигателем выглядел чистым, а над ним разноцветными огоньками светилась мнемосхема всех механизмов машинного отделения. Так как главный двигатель стоял, то большинство лампочек на нём горело красным цветом.
В ЦПУ сидело несколько человек, которые, прервав разговор, с любопытством смотрели на меня. Я понял, что это вахтенные мотористы и механики, пришедшие на утреннюю разводку.
– Доброе утро, – вразнобой приветствовали они меня с Евгеничем.
– Доброе утро всем, – ответил я на приветствие, подняв согнутую в локте руку. – Я ваш новый старший механик, – и посмотрел на своих будущих подчиненных.
– Доброе утро, сэр, – так же негромко, вразнобой отреагировали они на моё известие.
Только один из присутствующих сказал это по-русски. Я тут же понял, что это третий механик, и, подойдя к этому серьезному парню с трехдневной щетиной и русым ёжиком волос, протянул руку:
– Борис Михалыч, – на что тот встал с кресла, установленного перед рычагами управления ГД (главным двигателем), и, оказавшись чуть выше меня ростом, представился:
– Сергей, третий механик.
– Очень приятно, Сергей. Значит, поработаем вместе. Сколько ещё до конца контракта осталось?
– Четыре месяца и осталось. – Сергей энергично тряхнул мою ладонь.
– Откуда сам будешь? – я с любопытством разглядывая этого интересного высокого блондина с голубыми глазами.
– С Адесы мы будем, – с улыбкой ответил он.
– Что-то много вас, одесситов, собралось тут, – пошутил я, продолжая смотреть в глаза Сергею.
– Зато не скучно, – уже весело ответил он на мою шутку.
Я перевёл взгляд на высокого филиппинца и тоже протянул ему руку:
– Старший механик.
– Рад вас видеть, сэр. Четвертый механик, – ответил тот, осторожно пожав мою ладонь.
Но, несмотря на всю эту вежливость и осторожность, я ощутил задубелость кожи на его ладони, что мне сразу подсказало, что этот парень далеко не белоручка и не чурается никакой работы.
– Как тебя зовут? – поинтересовался я, соблюдая процедуру знакомства.
– Дональд, сэр, – четко ответил четвертый механик, вытянувшись передо мной.
– Рад встрече с тобой, Дональд.
И, отпустив его руку, перешел к следующему члену уже моей команды.
– Старший механик. – Я также протянул ему руку.
– Рад вас видеть, сэр. Электришен, – четко ответил невысокий, с кожей более смуглой, чем у Дональда, круглолицый брюнет. И, опережая мой следующий вопрос, представился: – Аунг.
– Откуда будешь, Аунг? – с удивлением смотрел я на электромеханика.
– Из Мьянмы, сэр, – так же четко ответил Аунг.
– Рад встрече с тобой, Аунг, – энергично тряхнул я его руку. Ручка у этого бирманца оказалась не такой заскорузлой, как у третьего и четвертого, но узкой и жилистой.
– А это мой второй электромеханик Ромио и электрик Марио, – показал Аунг на двух молодых невысоких филиппинцев, поднявшихся при его словах.
– Рад встрече с вами, парни.
Я по очереди пожал им руки, на что они в ответ пожали мне обеими руками протянутую ладонь.
– А это наши вахтенные мотористы. – Евгенич показал на пару филиппинцев, скромно стоящих за спинами механиков. – Кермак и Марк. – Он по очереди показал мне на каждого из них. – А есть ещё Хасан, но он стоит вахту с ноля до четырех, поэтому сейчас спит.
– Понятно, – медленно произнёс я, усаживаясь на освободившееся кресло. – А фиттера, как я понял, нет.
– Нетути, – развел руками Евгенич. – Руку сломал. Сначала в госпиталь отвезли, а потом и домой отправили. Но обещают на днях прислать вместо него для усиления нашей машинной команды, – он обвел руками присутствующих, – другого фиттера.
– Понятно, – принял я у второго информацию и посоветовал ему: – Давай, Евгенич, распределяй людей по работам. План же у тебя есть?
– Планов у нас миллион, – отреагировал на мои слова Евгенич, – по судну список на шестьдесят замечаний, а по машине – двадцать пять. Так что тут спокойно не посидишь. Пахать надо. К третьему числу надо все их устранить. Вот и пашем до десяти вечера. У этих, – он кивнул в сторону мотористов, – переработка идёт, а нам, механикам, её не положено, так что за оклад пашем.
Он отвернулся к механикам и эмоционально по-русски, подкрепляя жестами те слова и команды, которые не знал по-английски, начал распределять людей на сегодняшние работы. А я, взяв в руки машинный журнал, начал листать его и, найдя в нём список замечаний, принялся изучать его.
Закончив с разводкой, Евгенич позвал меня:
– Михалыч, пошли на «разведку», посмотришь местные красоты, – направляясь в выходу из ЦПУ.
– Пошли. – и, оторвавшись от бумаг, я двинулся за Евгеничем.
ЦПУ находилось как раз по середине ГД (главного двигателя). Две палубы вниз – основная платформа, а две палубы вверх – крышки цилиндров. Так что ГД оказался высотой с четырехэтажный дом и мощностью около 20 000 лошадиных сил. По советской модификации – МАН 6 ДКРН 900/1400.
Поднявшись к крышкам, Евгенич сразу начал объяснять:
– Тут вот пара электрических воздуходувок, которые работают только на малом и среднем ходу, а на полном должны отключаться. Но они не отключаются, поэтому больше, чем средний ход, ГД дать не может. Температуры газов начинают зашкаливать за четыреста градусов. Богдан знает. Это мне при смене передал второй, – пояснил он свои знания. – Наверное, – предположил Евгенич, – турбинам наступил кирдык, но всем по барабану. Судно идёт не больше девяти узлов. Вот если бы на Японию так ходить в советские времена, – пошутил он, – то иены сами бы сыпались в карманы.
Мы обошли крышки, поднялись палубой выше, где находились различные кладовые, рефустановка и токарка.
Везде грязь, всё разбросано. Всё выглядело крайне неухоженным. Это объяснялось только тем, что судно пару лет стояло на отстое и никому не было нужно.
Чем дальше продолжалась «экскурсия», тем больше расстраивался Евгенич. Он выглядел злым и расстроенным от того, в какое говно он вляпался, согласившись приехать на это судно. Он постоянно матерился во время нашего путешествия, продолжавшегося до обеда. А оно и было от чего.
Масло для ГД имело цвет кофе с молоком, что говорило об его обводнении. Где-то в масляную систему поступала вода. То ли из системы охлаждения цилиндров, то ли из системы охлаждения поршней. Пока этого Евгенич не знал, а сдавший ему дела механик только пожаловался на повышенный расход воды во время ходового режима. Сейчас поэтому постоянно работали главный масляный насос, чтобы не дать отстояться воде в циркуляционной цистерне и масляный сепаратор, чтобы избавиться от воды в масле.
В работе только один главный масляный насос для главного двигателя. Другой при запуске начинает страшно выть и трястись, а из сальника вытекать струей масло. Евгенич даже побоялся мне его запускать.
В дизель-генераторной срач, переборки чуть ли не черного цвета. Создавалось впечатление, что ты попал в пещеру к неандертальцам.
В сепараторной чуть ли не мазут с подволока капает. Всё раскидано, приспособления разбросаны, щиты для их крепления разломаны. Кому надо было их крушить?
Котёл работал только в ручном режиме. А так как сейчас зима и надо обогревать надстройку и машину, то моторист почти каждый час должен запускать его вручную, нагонять пар и останавливать.
А если к этому добавить, что судно арестовано портовыми властями из-за разлива топлива и шестидесяти замечаний, то мне становилось понятно, что здесь творится.
Увидев всё это, я расстроился не меньше Евгенича, и желание всё бросить и уехать только и свербило мне мозг.
Вспомнился анекдот, где надсмотрщик в тюрьме, проходя мимо камер с заключенными и не услышав ответ одного из них, только усмехнулся: «А куда ты денешься с подводной лодки». Но не подводная лодка, но контракт подписан и от этого уже никуда не денешься. Придется работать, если хочешь выжить и не сгинуть после выхода судна в море. Сейчас же главной задачей стояло – это устранить все замечания, выставленные портовыми властями и выйти в рейс.
На обед мы с Евгеничем припозднились и поэтому в кают-компании находились только вдвоем.
Быстро закинули в себя обед, продолжая обсуждать машинные проблемы и то, что предстоит сделать в ближайшее время, поэтому на вкус пищи особого внимания я как-то не обратил и только выйдя из кают-компании понял, что обед оказался очень вкусным.
Передохнув с полчасика, я направился к «деду». Он пообедал передо мной. Дверь в его каюту была открыта и он, сидя за письменным столом, перебирал бумаги.
Стукнув для приличия в косяк двери пару раз, я вошёл в каюту. При моём появлении Василич только оторвал голову от бумаг и искоса посмотрел на меня. Я заметил заметил, что каждое движение ему дается с трудом, но он приподнялся в кресле и на моё:
– Привет, Василич, – неохотно ответил:
– Привет, проходи, бери стул. – Указав на один из стульев у банкетного столика. – Садись, буду тебе рассказывать и показывать, как мы докатились до такой жизни, – хмуро пошутил он.
Устроившись рядом, я ощутил миазмы перегара, невидимым облаком витающие над «дедом», но я был не настолько привередлив, чтобы прикрываться от них. Ну, воняет – так и пусть воняет, мало ли что могло приключиться с человеком. За свою жизнь на флоте я нанюхался и не таких запахов. Так что, не обращая внимание на «амбре» «деда», я сосредоточился на бумагах, которые он приготовил для ознакомления.
Хорошо, что он хоть так поступил, а то некоторые только пальцем укажут на гору папок: «Там всё есть, сам разберешься», – хватают чемодан и валят с борта, так что пятки сверкают.
Но Василич обстоятельно принялся объяснять мне, как составлять месячный отчёт и что для этого надо делать. Потом мы спустились с ним в судовой офис, где он подробно, под запись, объяснил мне, как на компьютере пользоваться программой «Титан» для отчетности перед компанией. Компьютер на судне был один, поэтому, чтобы никто не играл в игрушки и попусту не открывал его, на нём установили пароль, который Василич сообщил мне под большим секретом.
С объемом предстоящих работ я уже ознакомился и представлял, что мне надо сделать в ближайшее время. Только как это сделать, я ещё не понимал. Но, положившись на русский авось, махнул на всё рукой и подписал акт передачи дел.
Василич тут же достал пиво из холодильника и уже в неофициальной беседе поведал мне эпопею балкера «Фредерике Зельмер».
Видать, Василич забыл, как меня зовут и обращался ко мне безлично, а я ему и не напоминал об этом.
Конечно, в своём рассказе Василич упирал на то, что он такой работяга и самостоятельно восстановил всё машинное отделение после длительного простоя. Его, как непревзойденного специалиста, сняли с предыдущего судна, где он отработал три месяца, и направили для реанимации «убитого» парохода.
А что я мог сказать ему? Поживём – увидим, что ты успел и смог сделать, а что мне придется делать самому. Если человеку хочется похвастаться своим умением, так пусть он этим и занимается, если ему нравится это занятие. Умалять его заслуг я не собирался. Ну, сделал так сделал. Молодец, что сказать. За это тебе и зарплату платят. Кстати, мой оклад оказался на триста баксов меньше, чем у этого непревзойденного специалиста.
Так мы и просидели с ним до ужина.
Я всё время искоса посматривал на настенные часы, а когда стрелка приблизилась к семнадцати, поднялся и предложил:
– Время ужина, – постучал я по своим наручным часам, – святое дело. Пошли перекусим.
– Что-то особого желания нет идти туда. – Василич взглядом показал куда-то в сторону. – Я лучше посижу тут, пивка попью, пока агент не приехал, – и тоже посмотрел на часы. – Где-то через час он и приедет. В аэропорт поеду, – мечтательно произнёс он. – Сегодня уже в Киеве буду, ну а завтра поутру – здравствуй, Адеса-мама! – Закончив свои мечты, он протяжно потянулся в кресле.
– Да, кстати, – напомнил он мне, – каюту я закрою, а ключ оставлю у чифа. Держи тут дверь всегда закрытой, а то может всё что хочешь произойти, – и открыл очередную банку с пивом, а я пошёл переодеваться на ужин.
Поужинав, я вновь переоделся в комбинезон, который уже кое-где имел следы соприкосновения с механизмами машинного отделения и вернулся в машину, чтобы закрепить в памяти всё то, что сегодня увидел и о чём мне рассказывали Евгенич и Василич.
А Василич попил ещё пивка, оставив после себя в каюте срач и половину ящика пива. Хорошо, что хоть ключ от каюты не забыл оставить у старпома.
Около девяти вечера старпом позвонил в ЦПУ и попросил меня подняться и забрать у него ключ.
Поднявшись к нему в каюту, которая оказалась на одной палубе с моей будущей каютой, я перекинулся с ним парой слов и пошёл в своё новое обиталище, где копался в бумагах, пока в глазах не стало рябить.
Поняв, что уже поздно, а с утра надо опять приниматься за работу, я вернулся в лазарет, потому что, по обещанию старпома, мессбой только завтра сделает приборку в каюте стармеха и поменяет постельное белье.