Лана не знала, как начать разговор с матерью. Хотела, но не знала. Еще с тех пор, как бабушка рассказала о том загадочном человеке, который много лет назад ушел искать новые земли, Лана хотела спросить об этом мать. Ведь тогда, пятнадцать лет назад она еще жила на окраине. Лана вычислила это просто: ей самой двенадцать лет, незадолго до этого Одара вышла замуж и перебралась жить в центр, а тот человек, как говорит бабушка, ушел за пределы пятнадцать лет назад. Значит, Одара должна была его знать. Даже если не лично, то слышала о нем что-нибудь. Мысленно вопрос Лана уже давно придумала. И даже примерный ответ матери. А потом целый диалог разыграла в своем воображении. Но как спросить в реальности? Одара не очень-то баловала дочь вниманием. Лане очень хотелось хоть раз услышать одобрение или просто по-доброму поболтать о чем-нибудь. Хотя бы как-то вызвать ее на обычный разговор о каких-нибудь пустяках. А уж о том, чтоб мать ее обняла, Лана даже и не помышляла. Помнится, однажды, несколько лет назад Лана прильнула к ней, но Одара была холодна, она не обняла дочь в ответ. Она будто бы через силу терпела объятия ребенка, а потом и вовсе отстранилась. Лана запомнила эту холодность на всю жизнь. Запомнила, как хотелось тогда плакать, и как она сдерживала слезы. Тогда-то она и поняла для себя, что чтобы не быть отвергнутой, не нужно самой делать попытки сближения.
Интересно, как живут другие матери со своими дочерьми? Взять вот, к примеру, Тору. Она запросто болтает всякую чушь, не задумываясь, как это воспримет мама. Может болтать без умолку, и Одара даже смеется над ее болтовней. И не упрекает… Может, нужно было подговорить Тору, чтоб она спросила? Тем более, похоже, Одара все еще сердилась и предпочитала молчать. Она наводила порядок в шкафу, перебирала вещи, рассматривала, что нужно починить, что перешить, и раскладывала в разные кучки. Тора с младшей сестрой возились на кровати и весело хохотали. «Тора ведет себя, как будто ей тоже два года», – подумала Лана, наблюдая за сестрами. Она не припомнила, чтоб вела себя так в ее возрасте. Раньше, когда она была совсем маленькая, отец играл с ней, а позже мать всегда напоминала, что пора взрослеть. Почему-то Торе она этого не говорит… Вот же, кувыркается, хохочет, а Одара этого будто не замечает.
– Мама, помнишь такую историю, когда какой-то парень ушел искать лучшие земли? – осторожно спросила Лана, боясь вызвать недовольство матери. Никогда нельзя было предугадать, из-за чего именно она рассердится.
Одара напряглась. Она даже перестала перебирать вещи, так и застыла, сжав рубашку в руках. Лана видела мать со спины, но даже так по ее напряженным плечам, даже по вздрогнувшей рыжей завитушке, выбившейся из прически, заметила ее беспокойство.
– Это было лет пятнадцать назад, – добавила Лана, помогая матери вспомнить.
– Кто тебе рассказал? – не оборачиваясь, спросила Одара, наконец сложив рубашку и убрав ее в шкаф.
– На ней дырка, – заметила Лана, удивившись, как мать ее проглядела, ведь на самом же видном месте.
– Ах, да… – Одара рассеянно достала рубашку и бросила ее в кучу, где лежали вещи для починки. – Так кто тебе рассказал?
– Бабушка, – ответила Лана. – Только она почти ничего не помнит. Может, ты знаешь?
– Я ничего подобного не помню, – Одара пожала плечами и повернулась к дочери. Лана пыталась по ее лицу понять, о чем она думает, но мать была спокойна, как обычно. – Бабушка, скорее всего, что-то напутала. Вон, она какая уже старая, у нее в голове все истории переплелись. Может, и ходил кто-то, когда она была совсем маленькая, так ведь меня тогда еще не было.
Версия Одары казалась вполне правдоподобной. Ну, да, возможно Изгиль просто перепутала, и парень ушел не пятнадцать лет назад, а пятьдесят. Тогда сейчас уже точно ничего об этом не узнать. Лана была довольна, что поговорила с матерью. Правда, разговор получился не совсем такой, как она хотела, да и нового она ничего не узнала, зато выяснила, что мать на нее не сердится. И на душе сразу стало легче.
– На, вот, лучше, начинай чинить, – сказала Одара, указав на кучу одежды. – Чем болтать всякую ерунду, лучше делом займись!
Лана послушно достала инструменты и подсела ближе. В этом была вся ее мать: строгая и требовательная, не позволяющая расслабиться. Лана покосилась на сестер. Помнится, в возрасте Торы она уже вовсю штопала одежду, а Тору пока не привлекали к этому занятию. Но Лана ничего не сказала: матери лучше знать.
Дверь отворилась, и в жилище вошел Тиарий. Лана сразу заметила, что отец чем-то встревожен. Уж не случилось ли чего с бабушкой? Она так разволновалась, что нечаянно воткнула иглу в палец и молча поморщилась от боли.
– Пещерники вылезли. Говорят, опять на кого-то напали, – сообщил Тиарий.
– Пещерники? Пробрались через стену? – ужаснулась Одара. – Не рано? Еще сезон ветров не начался. Пещерники же выходят, когда ветры успокоятся.
– Рано. Такого еще не было. Говорят, на окраине уже двоих загрызли.
– Вы слышали? – Одара обратилась к дочерям. – Чтоб не выходили наружу! До бабушки можно и по переходам пройти.
Девочки молча кивнули. Тора перестала веселить младшую сестру, Лана задумчиво уставилась на рубашку в своих руках. Они ни разу не видели живых пещерников, но разговоры про них всегда были страшные. Раньше, когда Готрин был моложе и сильнее, он хорошо охранял стену, а теперь все чаще случалось, что пещерники пробирались внутрь охраняемой зоны. И каждый раз, когда хищники выходили из своих нор, случались жертвы. Кто на этот раз? А если кто-то из знакомых? Отец не назвал имен, но у Торы были приятели на окраине – вдруг это они? Как же теперь узнать, если нельзя выходить? Остается ждать новостей, а это так мучительно!