От Легсингтон-авеню в свой офис на Восьмой авеню мы с Чурайсом шли пешком. Хотя нет, ничего мы не шли, мы – летели! Окрыленные фантастической перспективой иметь свою радиостанцию в Нью-Йорке, мы неслись через апрельский Централ-парк, как два крикливых гуся, и на лету выкрикивали непонятные окружающим русские слова:
– Внимание! Говорит Нью-Йорк!..
– Работают все русские радиостанции Соединенных Штатов Америки…
– И центральное телевидение!
И хохотали так, что на нас, как на психов, с опаской поглядывали даже громадные черные «качки», бегавшие по дорожкам парка. Но теперь, когда у нас в кармане уже почти была своя американская радиостанция, нам были до лампочки и эти потные молодые негры с цветными ремешками на лбах, и богатые белые леди в красивых конных экипажах за сто долларов в час. Полной грудью вдыхая наконец запахи этой Америки – молодой апрельской зелени Централ-парка и пышных розовых шаров только что расцветших dogwoods, – мы уже без всяких эмигрантских комплексов смотрели на сияющие от солнца стеклянные высотки, окружающие Централ-парк с юга, востока и запада. Да, пусть там, за этими сияющими окнами, живут Вуди Аллен, Лайза Минелли, Фрэнк Синатра и Дональд Трамп, но и мы теперь не нищие изгои и просители скидок и грантов!
– Говорит и показывает Нью-Йорк! – кричал я этим небоскребам. – Ноги вместе, руки врозь!..
– Переходим к водным процедурам! – подхватывал Чурайс.
– Радиоуроки английского языка! – мечтал я на ходу.
– Театр у микрофона! – вспоминал он.
– Высоцкий! Галич! Окуджава! Песне мы не скажем «до свиданья»!..
– Песня не расстанется с тобой! – подхватывал Чурайс.