«Отца нет – полсироты, матери нет – круглый сирота» Народная мудрость
– Ах! – с огромным трудом выдавила нечто членораздельное. – Мы все в чем-то родственники, Змеёныш. От Адама и… кхм… да. Евы.
– Снова бабы во всём виноваты… – он пытался в ответ ухмыльнуться, получилось и жалко, и криво. – Может… Всё-таки объяснишь?
Пришлось… Практически от Адама, синопсисом, так сказать. И спустя полчаса Ева с удивлением вдруг заметила, что Илья оказался внимательным слушателем. Умным, серьёзным, тактичным. Вопросы дурацкие не задавал, уточнял исключительно только по делу. Она и сама так увлеклась этой маленькой лекцией, что притащила из комнаты конспекты по расоведенью.
В пухлом чреве потрёпанной старой тетради таились листочки с набросками и эскизами, сделанными на практике в музее Этнографии. Да-да! И нечего так удивляться, именно там, в легендарной Кунсткамере, в закрытой части специальной экспозиции, доступной лишь для иных.
Поверил ли ей Змеёныш? Время от времени парень, нервно почёсывая ладонь, с явным сомнением разглядывал крохотную пентаграмму, ставшую символом новых его неприятностей.
– Понимаешь… – Ева осторожно вернулась к началу беседы, решив, что Змеёныш уже подготовлен к её продолжению. – Есть нежить, которой нельзя размножаться обычным путём. Потому и зовёмся мы нежитью.
– Мы? – он очень правильно вычленил нужное слово.
– У меня нет родителей, – Ева вздохнула. – Скажем так: я их не знаю.
Не хотелось ей поднимать эту тему. Разговор по душам с незнакомым мальчишкой? Увольте. Но… Этот год они вынуждены провести будут рядом, бок о бок. И в её интересах… Да что уж там. За последние дни этот парень ей внезапно стал ближе всех разом друзей и подруг. Пашка не в счёт. Света тоже. Просто так получилось.
Змеёныш… Беседуя с ним, Ева исподволь и осторожно разглядывала парнишку. Он хмурился, тихо шипел, длинными пальцами сосредоточенно убирал со лба непослушные светлые пряди волос. Надо бы подарить ему ободок, свой Змеёныш куда-то посеял. Волнуясь, он нервно и быстро облизывал губы, а потом ещё щурился, бросая быстрые взгляды из-под ресниц, по-девичьи длинных, пушистых и светлых.
Илья двигался завораживающе-плавно и медленно, словно лениво. Но в обманчивой грации этих движений таилась грозная, хищная сила. Вот он медленно потянулся за выпавшей из тетради страницей и молниеносным броском поймал её на лету. Вот голову наклонил, сдержанно улыбаясь и быстро опять облизнул красивые, яркие губы.
Илье было приятно рассказывать. Он внимательно слушал и, самое главное, слышал.
– Поделишься? – попросил очень тихо. – Я хотел бы узнать. Но… если тебе это больно, не надо.
Ева зачем-то кивнула, задумавшись. Тихо вздохнула. Больно? Конечно. Но боль эта стала давно частью Евы. Как густые и длинные волосы, как светлый цвет кожи.
– Такие… случайные связи раньше случались очень редко, – пряча глаза, Ева голову наклонила. Ловить на себе пристальный и понимающий взгляд Змеёныша было неловко. Как будто она виновата во всех его бедах… – Законы чистоты крови соблюдались веками, тысячелетиями. Нарушать их себе позволяли лишь высшие и бессмертные. И не кривись так, нет в этом никакого расизма и дискриминации населения, брось. Вопрос выживания вида.
Илья послушно нарисовал на лице вежливую улыбку. Придурок.
– В этом был смысл! – продолжила Ева сердито. – Мы не бессмертны. И те, кто ходит по самому краю между Сумерками и реальностью, между явью и навью, между жизнью и смертью, не могут потомству дать настоящую, чистую жизнь. Их детишки рождались уже мертвецами. А если нет…
– То новорождённых подбрасывали простым смертным, – еле слышно добавил Змеёныш. – Я это где-то читал. В детской сказке.
Сказал и смутился зачем-то. Конечно, разве может он, Илья Змеев, читать какие-то глупые детские сказки? Эта мысль Еву вдруг окончательно разозлила.
– Ну да! А теперь все берега потеряли и трахаются как попало, – она словно выпустила колючки, и взгляд стал холодным и голос. – Что с нас взять, мы же – нежить.
Илья удивился. Обидеть девушку он совсем не хотел, и так ведь обоим несладко.
– Прости! – у него само собой вырвалось. – Если обидел. – И промолчав, тихо добавил: – меня так и подкинули. В саквояже, прикинь? Бросили на заднее сидение машины. Отец был, конечно же, в ярости, хотел меня сдать в детский дом, но в записке написано было, что я – его сын. – Тут голос Змеёныша дрогнул. – Он проверил, конечно. Оказалось, реальный наследник. Хотя он клянётся, что был всегда осторожен. Вот так… Он, может, и рад бы избавиться от меня, да других Змеевых на его улицу не подвезли.
Ева мысленно чертыхнулась. Вот скажите, нечистые предки, зачем старшему Змееву было валить на вихрастую голову сына всё это? В каких воспитательных целях? Сказал бы, что матушка – героический лётчик, погибший во льдах Антарктиды. Или любовь всей долгой и праведной Змеевской жизни, сложившая голову на полях сражений с чумой где-то там, в Аргентине с Бразилией. Не понимает она этих глупых мужчин… За что он так с Ильёй?
– Знаешь… – произнесла она тихо, вдруг сразу расслабившись. – Если ребёнку родиться суждено, то осторожности не помогут. Мы же иные. Сейчас есть масса способов избежать появления незапланированных наследников. Нам они не помогают. Я тебе больше скажу: прогресс шагнул далеко вперёд, и стихийных младенцев подкидывать уже очень давно перестали. Как только подобное происходит, появляются служители специального департамента, их забирают, подбирают кураторов, и те воспитывают малышей, как родных.
– Как тебя?
Излишне он всё-таки умный.
– Как меня, – Ева легко согласилась. – Только моя мать действительно погибла. А отца не нашли. Знаешь… Я в детстве придумала себе целую сказку о нём. Мне почему-то казалось, что, когда они встретились, он был уже очень немолод. – Зачем она это рассказывает Змеёнышу? Видимо, накопилось. – Всё это богатство, – Ева обвела выразительным взглядом полупустую квартиру, – мне досталось от родственников с его стороны. По документам – от бабушки.
Прозвучало так глупо, что Ева вдруг покраснела и отвернулась.
– Ева… – произнёс вдруг Илья неожиданно-низким голосом. – А я ещё плюшек купил. И чай заварил, не в пакетиках. И…
– Деньги откуда на всю эту роскошь? – нахмурилась Ева. – Тебе же отец все счета заблокировал.
– А я той бабе с собачкой розетку в коридоре починил. И, пока ты спала, слив под раковиной на кухне прочистил, – парень радостно сообщил. – Заработал. Она завтра меня ещё ждёт. Две розетки, текущий слив унитаза и полочки.
Ева со стула едва не упала.
– Ты – какой-то неправильный Змеев! – с сомнением на него посмотрела. – Парень, который меня трое суток откачивал, демонстрируя навыки опытного санитара, готовить умеет отлично, дом весь отмыл, на еду зарабатывает халтурой, просто не может быть сыном нашего великолепного мэра. Так не бывает. Может, ты вовсе не Змеев? В Питере небось Змеевых не одна сотня…
– Двадцать пять, – ухмыльнулся Илья. – Наш род здесь известен с начала девятнадцатого века. На сегодня Змеевых в городе живёт всего двадцать пять человек. Все наши дальние родственники. Или не дальние, – тут он поморщился, как будто лимон ему в зубы впихнули. – Но Илья, я один. Погугли, если вдруг усомнилась.
Ева пожала плечами. Говоря откровенно, она в Илье из чистой вредности усомнилась. В нём кровь великого Полоза видно за километр.
– Ты на вопрос не ответил, – обиженно вдруг насупилась. – Не встречала я до сих пор золотой молодёжи, умеющей починять унитазы.
– Ну да, – Илья ухмыльнулся в ответ. – Меня же воспитывал дядя Ваня, он был у отца по хозяйству. Бывший подводник и натуральный технический гений. Из тех, кто берёт в руки утюг, швейную машинку, два пистолета, напольный вентилятор и уже через час уезжает на танке.
– Скучаешь? – за всё время их недолгого знакомства Змеев впервые о ком-то насколько тепло говорил.
– Его больше нет, – сказал и к окну отвернулся. Потом тяжко вздохнул. – Так, исповедь двух подкидышей предлагаю закончить, – тоном наигранно-бодрым произнёс Илья Змеев. Плюшки сами себе не съедят! Оцени-ка мой фирменный чай. Можешь считать: сам собрал, сам сушил, сам нарезал и в чайник пихал!
– Спасибо, что ядом не плюнул…
Чай вышел действительно восхитительным. Как Илья это делает? Тот же чайник, те же понурые чёрные листья, напоминающие чем-то мышиный помёт, что в избытке всегда заводился в избе.
Пашка тоже любил что-то заваривать в своём огромном, прозрачном и смутно похожим на Евин аквариум пафосном чайнике. Однако, начальство так рьяно пихало туда «всякие разные травки», что, пробуя канинский тёмный напиток, Ева всегда призывала Создателя в помощь. Мало ли. Вдруг ведун недоволен ходом вчерашнего эксперимента, и в зеркале утром она обнаружит ослиные уши и нос до пупка? Или грудь до колен.
– Слушай, а у тебя девушка есть? – неожиданно Ева спросила, взглянув на тоскливую рожу Серёжи, смотревшего через аквариумное стекло прямо в Евину кружку. – Не хотелось бы…
Она не успела договорить, как Илья поперхнулся и посмотрел на русалку. Выразительно так. С подозрением. Даже светлую бровь приподнял.
– Зачем это мне? – спросил как-то сипло и строго.
– Ну… – внезапно она ощутила ком в горле. Куда Ева лезет? Нормально же всё начиналось. – Общение, отношения, секс, опять же. Всем это нужно.
Прозвучало весьма поучительно. И неубедительно. Смутившись вдруг окончательно, Ева носом уткнулась в любимую чашку и сделала вид, что разглядывает чаинки. Её странной попытки развить доверительные отношения даже Серёжа не оценил. Вильнув вяло хвостом, рыбка медленно удалилась под сень чёрной коряги.
– Сомнительные учреждения. – проводив рыбку взглядом, ответил Змеёныш. – У тебя, я заметил, нет парня. И ничего, не страдаешь.
– С чего ты… – она вскинулась было, задрав подбородок, но, поймав выразительный взгляд, тут же скисла.
Ну да. Не заметить текущее положение дел было сложно. Особенно, бегая с тазиком между спальней и туалетом и напяливая мужские трусы. За всё время их странного знакомства заботливый парень и нежный возлюбленный на горизонте русалки не появлялся ни разу. Кроме Светки, ей даже никто не звонил, не писал и не слал глупых мемчиков. В отличие от Змеёныша. У того от обилия наплывающих стайками сообщений телефон постоянно пиликал и хрюкал.
– Я, между прочим, не Змеева, – фыркнула Ева обиженно. – И у меня есть причины, – Илья ухмыльнулся. – Весомые!
– А я – Змеев, представь себе. Мне хватает сокурсниц, бывших уже одноклассниц и прочих поклонниц отцовского положения.
Тут он поднял согнутые в локтях руки и, взмахнув томно ладонями, помахал длинными пальцами, словно тощая курица крыльями.
– Ах, Илюшенька, ты такой секси! Говорят, завтра в Павловске участники неформального саммита «Азия» посетят интереснейшую экскурсию! Я всегда побывать там мечтала! – пропищал тонким голосом Змеев и глазками хлопнул кокетливо. – Или ещё того хуже: «Ой, Илья, ты не мог бы помочь пристегнуть мне чулок, а то я так спешила на пары, что забыла трусы на подушке!» Тьфу. Ева, ты даже не представляешь, как все хотят Змеева-младшего. Нет уж, уволь. Я пока беру паузу. Никаких отношений.
– Эк тебя крепко прижало… – прекратив нервно хихикать, констатировала русалка. – А я вляпалась в приворот, представляешь. Так глупо… Даже не знаю, на кого ворожила. Случайность.
– Ты по этой причине мотаешься в Княжпогост? – Звеев взглянул очень внимательно и как-то даже сочувствующе. – Про бабушку можешь мне не рассказывать. Избушка, конечно, аутентичная, да только вещей у бабульки там нет. Так, несколько архаичных рубашек с носками и парочка сарафанов. Портки есть ещё, помню, не злись. Кстати, можешь не отвечать.
Ева не злилась. Она хлопала ртом, судорожно подыскивая слова.
– Да! – буркнула, отворачиваясь.
– И теперь когда нам туда снова ехать? – как ни в чём ни бывало осведомился Змеёныш.
– Теперь только в марте. Ко дню весеннего равноденствия. У меня есть ещё куча времени. И возможностей придушить одного слишком догадливого студента.
– Да, я такой, – Илья улыбнулся лукаво и вдруг подмигнул левым глазом. – А не стоило меня спрашивать про девчонок.