Врана сняла широкополую шляпу, украшенную вороньим пером. Чёрные волосы хлынули вниз, остановились чуть выше талии. Она разгладила складки на рукавах чёрного бархатного жакета. Белая шёлковая блузка вся в оборках, на обеих манжетах вышита чёрная бабочка – не самый обычный наряд для девочки её возраста. Одна девчонка в предыдущей школе обозвала это «костюмом Враны Маккей». Девочка в ответ захихикала, вот только так и не поняла, смеются над ней или нет.
– Вот мой дом. Точнее говоря, наш, – сказала Китти, открывая входную дверь.
Врана огляделась, точно дикая птичка, влетевшая в помещение из-под дождя. Гостиная с присоединённой к ней кухонькой, розовый диванчик на двоих, телевизор. У окна стол с двумя стульями. Комнату омывал солнечный свет, она маслянисто светилась. Ужасно хотелось растянуться на диване с тарелкой фи́говых рулетиков – любимого её лакомства – и посмотреть телевизор.
– У вас очень хорошо, Китти.
– Скоро будем есть, но сперва я покажу тебе твою комнату.
Китти поднималась по узкой лесенке, Врана следом. Никаких фотографий на стене, только чёрно-белая гравюра в рамке – какой-то маяк, к рамке справа приклеена скотчем открытка из Барселоны. Во всех остальных домах на лестницах лежали ковры, а здесь нет. Вране нравилось, как поскрипывают половицы. Интересно, подумала она, есть ли у Китти родственники.
– Ну вот твоя комната, – сообщила Китти.
Врана поджала пальцы ног в коричневых замшевых башмачках с кисточками. В комнате было всё, что ей нужно. Узенькая кровать под белым покрывалом с вязаной синей накидкой. Старый платяной шкаф с позолоченными ручками. Стены цвета магнолии ей не очень понравились, но ведь можно туда повесить плакат или уговорить Китти перекрасить их в бирюзовый. Оранжевые занавески ярковаты, но всё лучше, чем тусклые.
– Накидку я сама для тебя связала. Ким сказала, что ты творческий человек и любишь всякое рукоделие.
– Очень здорово, Китти, – ответила Врана, щупая мягкую шерсть. – Большое спасибо.
– А ещё Ким сказала, что ты очень воспитанная. И… вот бы мне такие волосы, как у тебя! Просто роскошные. А у меня совсем жидкие.
– Да, всем нравятся мои волосы. Я, чего доброго, загоржусь.
– Ну, это вряд ли. Давай устраивайся. Ванная слева. А я пойду соберу на стол. В шкафчик тебе я положила карту города.
Врана поставила чемодан на кровать. Кое-где ободранный, швы разошлись, и всё-таки довольно элегантный. Дотронулась до наклейки – чёрной бабочки. Наклейка сморщилась, выцвела – слишком много её мотало у Ким в фиате. Нужно бы с ней поаккуратнее. Врана засунула чемодан на дно платяного шкафа. Оттуда он никуда не денется.
Развернула карту. Перед ней лежал Замогильник, весь в бумажных складках. Врана разгладила бумагу, попыталась отыскать улицу Цветочный Холм. Улица прорезала весь город, точно петлистая речка, по сторонам были серые и голубые пятна. Весь Город Мёртвых был закрашен серым. Врана стала читать названия: Безглазый Гребень, Улиточная площадь, Тисовая аллея. Та часть, где жили люди, была голубого цвета. В основном люди обосновались поблизости от переулка Булочника и Цветочного Холма. На Цветочном Холме человеческая часть города, похоже, и заканчивалась, к ней ещё примыкал район под названием «Взморье», который растекался на обе стороны города. Врана провела по карте руками. Вон куда меня занесло, подумала она. Что угодно бы отдала, чтобы вернуться в Полянку. Девочка схватилась за углы карты. Очень хотелось порвать её на клочки, скатать в шарик и попинать его по комнате.
Жизнь её изменилась 25 февраля. Мама её подруги Клодды привезла Врану домой из школы. В доме пусто. Пропал даже кот Уголёк. Росс и Ария Маккей исчезли. Полиция набилась к ним в дом, даже к ней в спальню с милыми альпаками на обоях. Началось расследование, а за ним – оглушительное молчание. Никаких улик. Никаких сведений. Врана будто потерялась в тёмном лесу. Превратилась в никому не нужную коробку, которую перекидывали из дома в дом, пока Ким не отыскала Китти.
Рявкнул автомобильный глушитель, вернув её в настоящее. Машина даже похуже, чем старенький фиат Ким. Врана аккуратно свернула карту и уставилась в окно. Вверх по склону Цветочного Холма ковыляла чёрная как сажа трёхколёсная колымага. За рулём сидела старуха в тёмно-зелёном жакете. Волосы седые, на голове вязаный капор. На пассажирском сиденье мужчина. Под глазами чёрные мешки. Сам такой долговязый, что здоровенная макушка торчит из дырявой крыши машины. Перед домом 38 машина резко остановилась. Старуха посмотрела вверх, на Врану, и улыбнулась. Улыбнулся и мужчина – глаза чёрные, налитые кровью. Кожа у старушки была гладкая, как фарфор, и такая же белая, как и волосы. У мужчины с лица свисали складки кожи, будто нагар со свечи, – само лицо было таким же белым, как и у старушки. У Враны застучало сердце, она упала обратно на кровать. Медленно вдохнула, выдохнула. В Замогильнике ко многому придётся привыкать. Первые тени ночи уже царапались в окно, желудок у Враны забурчал погромче трёхколёсного автомобиля. Она на цыпочках спустилась вниз: в новом доме она всего несколько часов, ноги пока ни к чему не привыкли. Китти накрывала на стол.
– А, Врана, я как раз собиралась тебя звать. Ужин готов.
– Спасибо, Китти.
Китти зажгла на столе две свечи в чугунных подсвечниках – огоньки зашипели, вспыхнули. Врана уставилась на огромную коробку с пиццей на столе. Вместо обычного шеф-повара, подкручивающего усы, какого Врана привыкла видеть на всех коробках с пиццей, на этой красовался охваченный пламенем череп в поварском колпаке; череп подкручивал огромные усы.
– Не волнуйся, – рассмеялась Китти. – Лучшая пицца в городе. По этому поводу у людей и у мёртвых никаких разногласий.
Китти сняла крышку с коробки, откуда вылетели облако пара и пронзительный потусторонний вой.
Врана отскочила.
– Класс, да? – рассмеялась Китти. – Нико уже сотню с лишним лет печёт пиццу. Не знаю, как ему ещё не надоели эти глупые шутки.
Врана натужно усмехнулась и сглотнула, чтобы сердце вернулось на положенное место. Китти подала ей кусок пиццы на синей керамической тарелке со сколами.
– Очень вкусная пицца, – сказала Врана, держа кусок дрожащими руками и следя, чтобы соус не капал на блузку. – Я такой вкусной никогда не ела. Ну только… только мамину, конечно.
Китти протянула руку через стол, сжала ладошку Враны. Не будет Врана плакать у Китти на глазах. Пальцы у Китти были как наждачная бумага. Врана подумала: Китти стоило бы надевать резиновые перчатки, когда она делает в доме уборку, – мама всегда так поступала.
– Врана, я обещаю, что тебе здесь будет нормально, – сказала Китти, по ходу дела откусывая крошечные кусочки пиццы. – Совершенно нормально. Сочувствую тебе по поводу родителей. Отца твоего я не видела сто лет, но прекрасно помню семейные пикники, когда мы были маленькими.
Врана улыбнулась в надежде, что Китти говорит не просто так. Взяла ещё один кусок пиццы. Китти опустила корочку на тарелку.
– И про завтрашний день не переживай, – добавила она. – Подумаешь, школа. Ты отлично там приживёшься…
Врана запихала в рот побольше пиццы, чтобы не выдавливать улыбку.
– Мак Патель завтра возвращается на занятия. Я уверена, что вы с Маком подружитесь.
– Мак Патель?
– Мак, отличный мальчишка. Я иногда за ним приглядываю, когда папа его работает допоздна. Он несколько месяцев назад попал в страшную аварию. Только завтра снова пойдёт в школу. Так что вы, в определённом смысле, оба будете новенькими.
Китти вытащила смартфон, стала просматривать фотографии – на экран посыпались крошки от пиццы.
– Вот он, Мак, – сказала она, поднимая телефон повыше.
– Кошка у него замечательная.
– Это Тыковка.
У Мака были тёмные кудряшки и тёмно-карие глаза. Он сидел в инвалидном кресле, на коленях у него спала полосатая кошка.
– А что с ним случилось? – спросила Врана.
– Этого толком никто не знает. Страшная автомобильная авария. Машину вела Лейни, мама Мака.
– А сама она цела?
– А вот это странная история. Никто ничего не знает. После аварии она пропала. Полицейские считают, что ударилась головой и куда-то убрела.
– В смысле у неё амнезия?
Китти пожала плечами.
– Мы в Замогильнике, Врана. Тут много чего странного происходит.
– Я уже сегодня видела много странного. Лошадиных призраков. Бугимана с лабрадудлем, странную потустороннюю парочку в трёхколёсном автомобиле.
– Этот вечно своего пса выгуливает. Я-то тут выросла. И ты привыкнешь. Мне нравится жить по соседству с мёртвыми. С ними не соскучишься.
После ужина они сидели на розовом диванчике и обмакивали фиговые рулетики в чашки чая с молоком.
– Спасибо, что купили рулетики, Китти.
– Ким сказала, что ты их очень любишь. А я хочу, чтобы ты чувствовала себя как дома.
Только это не дом. Дом у Враны в Полянке. Папа работал учителем истории. Мама, ласковая и темноволосая, любила готовить и возиться в саду. Все подруги Враны очень любили мамину домашнюю пиццу и шоколадный торт. Врана доела четвёртый рулетик, и на неё навалилась усталость.
В ванной висело квадратное зеркало в рамке из ракушек и морских гребешков – самая подходящая вещь в городе у моря. Врана почистила зубы, умылась. Сделала всё, что привыкла делать дома перед сном.
Вернулась в свою новую спальню, надела пижамку со щенком на кармане. Пижаму ей подарили на прошлое Рождество, но она из неё вроде как уже выросла. Придвинула стул к зеркалу на дверце шкафа. Не забыть ежевечерний ритуал. Двадцать раз провести щёткой по волосам, как делала мама. Потом Врана легла в постель, свернулась калачиком. Посмотрела в телефон – с заставки на экране улыбались родители. Ни единой эсэмэски. Ей-то не забыть Полянку, а вот Полянка, похоже, про неё забыла. Уже сто лет никто из старых друзей ей не писал. Врана сморгнула слёзы – сердце её напоминало рассыпанную мозаику.
Луна блестящей треснувшей тарелкой висела в ночном небе. Свет её мерцал у Враны в волосах, а сама Врана впервые спала в своём новом доме на Цветочном Холме.